Маргерит Дюрас - Модерато кантабиле

Мимо дверей кафе на одной ножке проскакал малыш.

— Дело в том, что мадемуазель Жиро дает уроки музыки моему сынишке.

Судя по всему, вино сделало свое дело, голос ее тоже перестал дрожать. В глазах заиграла улыбка облегчения, словно у роженицы, только что благополучно разрешившейся от бремени.

— Он так на вас похож, — заметила хозяйка.

— Да, говорят, и вправду похож. — Улыбка проступила еще явственней.

— Особенно глаза.

— Сама не знаю, — продолжила Анна Дэбаред. — Понимаете… просто гуляла, и вдруг мне пришло в голову, а почему бы не заглянуть сюда. Вот и все…

— Да, это и вправду было убийство.

— Ах, да что вы, не может быть! — снова слукавила Анна Дэбаред. — Мне такое и в голову не приходило…

Какой-то буксир вышел с причала и тронулся с места с обычным теплым треском моторов. Мальчик застыл на тротуаре, пока длился этот маневр, потом повернулся к матери:

— Куда это он?

— Откуда мне знать, — ответила она. Мальчик снова исчез из виду. Она взяла в руки стоявший перед ней пустой бокал, заметила свою оплошность, снова поставила его на стойку и ждала, опустив глаза. Тогда мужчина подошел поближе.

— Вы позволите?

Она не удивилась, вся в смятении.

— Понимаете, сударь, вся беда в том, что у меня совсем нет привычки…

Он заказал вина, сделал еще шаг в ее сторону.

— Представьте, вчера здесь так громко кричали, понятно, всем хочется узнать, что случилось. Просто трудно удержаться, вот я и решила зайти…

Она выпила еще вина, это был уже третий бокал.

— Он выстрелил ей прямо в сердце, вот и все, что мне известно.

Вошли двое посетителей. Узнали стоявшую у стойки женщину, удивились.

— И само собой, никому не известно, за что, почему, ведь так?

Сразу бросалось в глаза, что она совсем не привыкла к вину и что обычно в этот час дня ее занимали совсем другие дела.

— Я бы и рад сказать, да только сам ничего толком не знаю.

— А может, этого вообще никто не знает?

— Да нет, уж он-то наверняка знал. Правда, теперь он не в себе, за решеткой со вчерашнего вечера. А она… она мертва.

С улицы прибежал мальчик и в каком-то порыве счастливого самозабвения приник к матери. Она рассеянно погладила его по голове. Мужчина вгляделся повнимательней.

— Они любили друг друга, — добавил он.

Она вздрогнула, но едва заметно.

— Ну что, — спросил мальчик, — теперь ты узнала, почему здесь вчера так кричали?

Она не ответила, только покачала головой — нет, не узнала. Мальчик снова направился к двери, она проводила его глазами.

— Он работал в арсенале. А она, даже не знаю, откуда она была.

Анна Дэбаред обернулась к нему, подошла поближе.

— Может, у них были какие-нибудь проблемы, знаете, то, что называют сердечными… Как вы думаете, а?

Посетители ушли. Хозяйка, услыхав эти слова, подошла к дальнему концу стойки.

— Еще бы нет, она-то была замужняя, — пояснила хозяйка, — трое детей и пьянчужка в придачу, вот и судите сами.

— Ну и что, всякое бывает, разве нет? — немного помолчав возразила Анна Дэбаред.

Мужчина не ответил даже кивком. Она смутилась. И сразу же у нее снова задрожали руки.

— А вообще-то, конечно, откуда мне знать… — проговорила она.

— Да что там, — продолжила хозяйка, — это уж можете мне поверить, хоть и не в моих правилах вмешиваться в чужие дела, но что правда, то правда.

Вошли еще трое посетителей. Хозяйка отошла прочь.

— Конечно, всякое бывает, — усмехнулся мужчина. — Наверное, вы правы, у них могли быть какие-то сложности, как же без них в сердечных делах. Но, может, убил-то он ее совсем по другой причине, кто знает…

— Да, вы правы, кто знает…

Рука потянулась к бокалу, машинально. Он сделал знак хозяйке налить им еще вина. Анна Дэбаред не протестовала, напротив, у нее был такой вид, будто она только этого и ждала.

— Когда я смотрела на него… рядом с ней, будто ему уже было все равно, живая она или мертвая, — почти неслышно прошептала она. — И что же… неужели вы все-таки думаете, будто он мог сделать это… по какой-то другой причине… кроме безысходного отчаяния?

Мужчина слегка заколебался, глянул ей прямо в глаза, лицо его приняло какое-то строптивое выражение.

— Откуда мне знать, — резко ответил он. Протянул ей бокал, она взяла, выпила. Потом он отвел Анну в глубь кафе — туда, где, судя по всему, было его излюбленное место.

— Вы ведь часто гуляете по городу…

Она глотнула вина, на лицо вновь вернулась улыбка, но ненадолго: оно опять омрачилось, и еще сильнее, чем несколько минут назад. Хмель уже брал свое.

— Да, я каждый день гуляю со своим малышом.

Хозяйка, с которой он не сводил глаз, вела тем временем беседу с троицей новых посетителей. Была суббота. Люди никуда не спешили и могли позволить себе роскошь потратить впустую толику праздного времени.

— Но вы же сами знаете, в этом городе, пусть он и совсем небольшой, все равно каждый день что-нибудь да случается.

— Да, конечно, но однажды… вдруг… происходит такое, что вас особенно поражает, — смутилась она. — Обычно я гуляю в скверах или у моря.

Она все заметней и заметней хмелела и благодаря этому набралась смелости поднять глаза и рассмотреть мужчину, который был перед нею.

— Вот уже столько времени, как вы гуляете с ним вдвоем…

Глаза мужчины, говорившего с нею и одновременно тоже не сводившего с нее взгляда.

— Я хотел сказать, вы уже так давно гуляете с ним в скверах или вдоль морского берега, — пояснил он.

Она поморщилась. Улыбка исчезла. Ее сменила недовольная гримаса, которая вдруг неожиданно, резко придала ее лицу какое-то беззащитное выражение.

— Мне не надо бы пить столько вина.

Раздался гудок, возвестивший конец рабочего дня для субботней смены. Тотчас же, словно обрушился шквал, невыносимо громко заорало радио.

— Уже шесть, — объявила хозяйка. Приглушила радио и засуетилась, расставляя на стойке вереницы бокалов. Анна Дэбаред долго сидела в оцепенелом молчании, глядя на набережную и будто силясь понять, что же ей делать с самой собой. Когда со стороны порта, пока еще издалека, донесся рокот приближающейся толпы, мужчина снова заговорил:

— Так вот, я просто хотел сказать, что уже сколько времени вы гуляете со своим малышом в скверах или вдоль морского берега, и ничего больше…

— Понимаете, у меня это прямо из головы не выходит со вчерашнего вечера, — призналась Анна Дэбаред, — после урока музыки моего малыша. Это как наваждение, все сильней и сильней. Вот я и пришла сегодня, просто не могла не прийти.

Вошли первые посетители. Мальчик протиснулся сквозь них и, сгорая от любопытства, подошел к матери, та каким-то машинальным жестом прижала его к себе.

— Вы мадам Дэбаред. Жена директора Импортно-экспортной компании и литейных заводов Побережья. Вы живете на Морском бульваре.

Снова раздался гудок, послабее первого, на другом конце набережной. Прибыл буксир. Мальчик оторвался от матери довольно резко и бегом бросился прочь.

— Он учится играть на пианино, — сказала она. — У него есть способности, но совсем нет желания, все время приходится уговаривать.

Стараясь освободить место вновь прибывшим, которые то и дело входили большими группами, он осторожно придвинулся к ней. Первые клиенты уже ушли, но то и дело появлялись другие. В промежутках между приходом одних и уходом других было видно садившееся в море солнце, пламенеющее небо и мальчика, что на другой стороне набережной в одиночестве играл в какую-то игру, чей секрет невозможно было понять на таком расстоянии. Он перепрыгивал через какие-то воображаемые препятствия и, похоже, что-то напевал.

— Я бы желала для моего малыша столько всего сразу, что даже не знаю, как этого добиться и с чего начать. И у меня ничего не получается. Пора возвращаться домой, уже поздно.

— Я часто видел вас. И даже не думал, что наступит день, когда вы придете сюда вместе со своим сынишкой.

Хозяйка сделала немного громче радио для последних посетителей, только что вошедших в кафе. Анна Дэбаред повернулась к стойке, поморщилась, смирилась с шумом, забыла о нем.

— Ах, если бы вы знали, как желаешь им счастья! Будто это и вправду возможно… Может, было бы даже лучше, если бы нас с ними разлучали время от времени. Никак не могу привыкнуть к этому ребенку.

— У вас красивый дом в конце Морского бульвара. И большой, огороженный решеткой парк.

Она глянула на него растерянно, словно пришла в себя.

— Нет-нет, не подумайте, эти уроки музыки, они доставляют мне большое удовольствие, — твердо заметила она.

Застигнутый сумерками, снова вернулся мальчик. Остался в кафе, озираясь вокруг, разглядывая посетителей. Мужчина сделал Анне Дэбаред знак, чтобы она посмотрела на улицу. Улыбнулся ей.