Ариэль Бюто - Штучки!

– Мне очень жаль, мадам, но в нашу гостиницу собак не пускают. Вас разве об этом не предупредили?

– Конечно, нет! Вернее, мне в голову не пришло спросить. Понимаете, мы всего две недели назад его взяли, он еще совсем крошка, а номер я, должно быть, забронировала раньше. Но я уверена, что Нептун будет прекрасно себя вести…

– Нет-нет! Я слишком хорошо знаю, что это такое! У нас в номерах ковры, шелковые покрывала на кроватях…

– Щеночек переночует в ванной!

– Ну, да, и станет всю ночь скулить и перебудит мне всех постояльцев! Нет-нет, даже не просите!

– Мааамааа! Я хочу, чтобы Нептун спал у меня под одеял ком, как дома!

– А вот фиг тебе, теперь моя очередь! Моя подушка ему нравится больше твоего поганого одеялка!

Флоранс рухнула в кресло, уткнулась лицом в колени. Слезы капали ей на туфли. Николя, шумно отдуваясь, протиснулся в дверь с дорожной сумкой на плече и чемоданами в обеих руках. Мальчики с боевым индейским воплем на него налетели.

Какой там завтрак в номере! У них состоялся такой крупный разговор, что после него вчерашняя утка так и лежала в желудке камнем. Мальчики ночью рассопливились, а на рассвете проснулись и тут же начали переругиваться из-за щенка, слопавшего пару носков. Флоранс спустила ноги с раскладного дивана и поежилась от холода, ступив на ледяную плитку. Пробраться к двери, не наступив на детей, – их расстеленные прямо на полу матрасы занимали половину комнаты – было нелегко. Флигель оказался сарайчиком, который открывали, как правило, только на лето. Единственный электрический радиатор теплом делился скупо, а Николя с вечера закутался в одеяло на другом конце дивана и даже не попытался ее согреть.

Наконец проснулся и он, в самом паршивом настроении, и отправился на улицу, чтобы выкурить первую утреннюю сигарету. Под шелковой ночнушкой у Флоранс была теплая кофта, измятая и влажная, и теперь Флоранс чувствовала себя грязной и страшной. Прижавшись лбом к единственному окну, она с тоской смотрела на нарядный фасад главного здания. Слез у нее не осталось, но сердце просто кровью обливалось оттого, что по ее, же собственной вине упущена возможность оживить чахлое пламя любви к мужу.

А вот и он, вернулся с улыбкой на губах.

– Привет, Флоранс! Ты же не собираешься все выходные дуться! Давай-ка лучше погуляем по парку, погода чудесная!

– Мальчики еще не одеты, и я тоже…

– Влезай в джинсы и забудь на пять минут этих чудовищ! Эй, ребята! У вас есть огромный сторожевой пес, он за вами присмотрит. Я выведу маму погулять, и чтобы к тому времени, как мы вернемся, вы оба были готовы – пойдем завтракать в замок!

– Но, Николя…

– Ага, пап, заметано! Мы все равно днем никогда не боимся!

Они долго гуляли, обнявшись. О вчерашних неприятностях ни он, ни она и словом не обмолвились, оба наслаждались этой минутой, ясным утром ранней осени в нормандской деревне. Гладили лошадей, потом целовались под деревом. Николя предложил после обеда присмотреть домик, который они смогут купить, приют только для них четверых, куда будут пускать собак и откуда будут изгнаны ссоры. Флоранс кинулась ему на шею, они зашли за детьми, а потом все вместе так набросились на завтрак, что хозяйка, должно быть, пожалела о том, что включила его в стоимость номера.

После несчастного случая миновал год[1], но Каролина все еще прихрамывала, правда, в метро из-за тряски это было незаметно. Она прошла в другой конец вагона, чтобы сесть напротив человека с гитарой, постаревшего красивого мальчика лет сорока, с ярко-синими глазами и довольно длинными черными волосами. Гитара в чехле стояла у него между колен и мешала ей пробраться к сиденью[2].

– Извините! – бросила на ходу Каролина. Уж она-то была сведуща в искусстве притворяться, будто не замечает мужчину, на самом деле привлекшего ее внимание.

Едва усевшись, тут же вытащила из сумки книгу: от соседа напротив так нестерпимо несло потом, что ничего другого не оставалось, пришлось погрузиться в чтение. Инстинкт хищницы пробудился в ней лишь на мгновение – должно быть, стареть начала, а может, стала чрезмерно разборчивой. Она по-прежнему была замужем за Шарлем, но могла его терпеть лишь при условии, что в ее жизни будет другой мужчина. В собственных глазах она оправдывала хроническую неверность мужу неутоленным желанием иметь ребенка. Пусть даже все медицинские обследования и показали, что трудности с зачатием испытывает она одна, вину за то, что их семья бездетна, Каролина свалила на Шарля, поскольку он не жаждал стать отцом. И, пренебрегая всеми научными объяснениями, надеялась, что какой-нибудь мужчина окажется покрепче мужа и сумеет разбудить ее впавшие в беспробудную спячку яичники. Потом, когда, наконец, забеременеет, она еще успеет решить, кому приписать это чудесное дитя.

– Простите, мадемуазель, вы что-то уронили.

Незнакомец и Каролина одновременно наклонились, чтобы поднять выскользнувший из книги конверт. И столкнулись головами.

– Твердая у вас черепушка! – заметила Каролина, потирая лоб.

– И не только черепушка! – смеясь, ответил пожилой мальчик.

Каролине его чисто мужское хвастовство показалось неуместным, она сунула конверт обратно в книгу и стала читать дальше.

– Простите! Я сказал ужасную пошлость. Меня зовут Реми. А вы, стало быть, Каролина?

– Вы же прочли мое имя на конверте…

– И адрес тоже. Вы что, живете в лицее?

– Конечно, нет. Я там работаю. В библиотеке.

Едва договорив, Каролина пожалела о том, что выболтала столько сведений. К счастью, через две остановки ей выходить.

– А я музыкант. У меня классная группа. Было бы здорово, если бы вы пришли меня послушать!

Каролине показалось лестным, что он вот так, словно подросток, пытается ее закадрить, но тут она еще и пятно заметила на пропотевшей майке гитариста. И сказала:

– Извините, я уже приехала.

– Как жаль. Вы такая лапочка! Простите, ради бога, меня, неуклюжего.

Музыкант протянул ей руку с грязными ногтями, она сделала вид, что не заметила. Но лучики в уголках глаз у него все-таки очень привлекательные.

Вот и уменьшенная копия входа в Сорбонну – подъезд лицея, в котором трудится Каролина. В этом питомнике для элиты, куда принимают в зависимости от удельного веса серого вещества, шуметь не принято. Большинство подростков одеваются, как студенты пятидесятых, и уже теперь держатся в полном соответствии с тем, кем намереваются стать через несколько лет, – восходящими по ступенькам власти выпускниками Национальной школы администрации, руководителями предприятий, должностными лицами… Да уж, шум тут большая редкость… И потому, придя на работу еще через день, Каролина очень удивилась, когда за спиной послышались смешки. К ее неровной походке лицеисты давно привыкли, должно быть, дело в чем-то другом. Она проверила, застегнуты ли штаны, строго посмотрела на хихикающую девчонку и нерешительно двинулась к двери библиотеки. Но не тут-то было – вход преграждала толпа.

– Что здесь происходит? – сердито осведомилась Каролина.

– Об этом следовало бы спросить у вас! – издевательски заметил кто-то из учеников.

– На свадьбу-то пригласите? – выкрикнул другой.

– Алекс, не валяй дурака, она уже замужем, – якобы дружелюбно, но тем не менее посмеиваясь уточнил третий.

Вдали показалась фигура главного надзирателя, толпа рассеялась, Каролина наконец-то смогла подойти ближе и увидела предмет, вызвавший такое оживление. Листок бумаги, приклеенный скотчем к деревянной створке, взывал к ней:

Каролина, ваши ореховые глаза и многообещающая улыбка лишили меня сна! Позвоните мне по номеру 06… Реми.

Тот мужик из метро! Она сорвала с двери записку и, не зная, злиться ли на то, что за ней так ухлестывают, или гордиться этим, принялась отпирать библиотеку.

Разумеется, Каролина и не подумала звонить этому самому Реми. Зато Шарлю о происшествии рассказать не преминула, и муж попенял ей: ну зачем было вступать в разговор с незнакомцем? А потом забеспокоился, не потеряет ли она из-за этого мелкого нарушения спокойствия свою временную работу – первую, которую ей удалось найти с тех пор, как после долгих месяцев лечения вышла из больницы.

Консьержка окликнула ее из окошка своей каморки дрожащим от любопытства голосом:

– Тут один человек оставил для вас письмо. Велел передать в собственные руки. Видный парень, что и говорить! Я ведь правильно сделала, что не отдала письмо вашему мужу?

Каролина выхватила конверт из рук старой болтливой алкоголички. До всего-то ей дело! Пошла бы лучше лестницу помыла!

– А еще он спрашивал, нет ли тут другой какой Каролины…

– Если еще появится, скажите ему, что тут вообще нет ни одной. Всего хорошего, мадам Буано!

Каролина, простите за назойливость! Поскольку Вы мне не ответили, пришлось подстеречь Вас у входа в лицей и выследить. Почему Вы прихрамываете? Не волнуйтесь, это нисколько не лишает Вас очарования! Надо же, до чего дом у Вас богато выглядит, я уверен, что жить там до смерти скучно. Может, позволите Вас развлечь, хотя бы чашечкой кофе угостить? Позвоните мне по номеру 06…