Михаил Сидоров - Записки на кардиограммах

     Как папуасы.

***

   - Могу я вас попросить воздержаться от фамильярности в адрес человека, в услугах которого вы в данный момент крайне нуждаетесь?

И – удивление:

   - Но ведь я ж старше!

Тоже не редкость.

***

     У пациента, как правило, родственники. Наихудшая разновидность – бодренький балабол.

***

     С онкологическими как с детьми – предельная искренность!

     Никаких недомолвок и без утайки. 

     Они ж чувствуют.

***

     Элитный дом. Повсюду иконки и выдержки из Завета. Тридцать семь штук насчитал – только от прихожей до спальни. А перед дверью, на ход ноги, молитва висит, от руки аршинными буквами.

     Видать, сильно с совестью не в ладах.

***

    По ночам приводят семнадцатилетних с амфетаминовой абстенухой. И лепят горбатого, втирая про дистонию.

     Вы не первые, кто приходит с такими симптомами. Давайте честно – что принимали?

     Возмущаются исключительно натурально, особенно девочки.

     Ну что ж, дистония так дистония – пожалуйте ягодицу...

     Через час возвращаются.

     Не помогает.

     Что вы говорите?

     Кто б мог подумать!

     Ещё раз: что принимали и сколько?

     С неохотой раскалываются.

     Почему шифруются? Бестактно, оказывается, о таком спрашивать.

***

     Старики гниют в одиночестве, гордясь успехом детей…

***

     Мальчишкой отсидел в немецком концлагере.

     После войны шёл за третий сорт – был на оккупированной территории.

     Никаких справок. Паспорт выдали лишь в шестьдесят первом.

     В девяностых немцы, раскаявшись, прислали извещение на пособие.

     А в департаменте его не нашли в списках.

     И попросили подтвердить документами.

     Он закатал рукав, показал номер.

     Предъявил письмо из Германии.

     Сказали, что недостаточно.

     Ну, плюнул.

     Через пятнадцать лет проблема – недоуплачен налог с пособия.

     То есть, кто-то за него получал.

     Изловчился.

     И нынче, поди, ленточки георгиевские повязывает.

     Блядина.

***

     Доктора, одержимого православием, фельдшера избегают – неловко, говорят, за него как-то, перед больными…

***

     Концерт Шнура в Ленсовете.

     Пьяные, потные, полуголые, неуправляемые имбециллы.

     Летающие бутылки, битые черепа, облака табачья.

     Кровь, моча, разлитое пиво.

     Хрип и корчи со сцены.

     И мат.

     Отовсюду.

     Со всех сторон.

     Вакханалия матерщины.

     Увозили сразу троих и чуть не подрались с ними в салоне.

     Сдали, отзвонились – опять туда же!

     Ну уж хрен!

     Взяли остановку в пути, – видим, мол, тело на тротуаре, проехать мимо клятва Гиппократа не позволяет, – а сами зашхерились у Ботанического и минут сорок только в себя приходили.

     Болтают, Шнур нынче в Оперу подался и там, по слухам, всю труппу очаровал.

     А меня вот, как вспомню, до сих пор передёргивает.

***

     Молодые мамы, заспавшие новорожденных.

     Обнимут его во сне, а он под тяжестью руки задохнётся.

     Маленький же ещё.

     Раза три попадал – полпачки потом выкуривал, в один присест.

***

     Перевернулись на скорой.

     Легли на бок и, вращаясь, ещё метров тридцать проскрежетали.

     Остановились, выбили люк в крыше, вылезли.

     Первое, что увидели – руки с мобильниками.

     Фотографируют!

     Человек десять, не меньше.

     Корячились, извлекали больного – никто не помог.

     Ходили кругами, ракурсы выбирали.

***

     Муть стёкол.

     Скелеты перил.

     Бред поколений маркером по стене.

     Аварийное освещение, мочало проводки, лишаи извести.

     Аммиак и кошатина.

     «Оно никогда не настанет!» – закричал вдруг Пилат...

***

     Псих в равной степени и всемогущ, и беспомощен…

***

     Коллеги. Везли бомжару в больницу и метелили его всю дорогу. Крики писали на диктофон. Вечером пили чай, слушали и смеялись под тортик...

***

Одной фразой?

Пожалуйста.

- Не, не поедем. Мы вас лучше ещё раз вызовем.

***

     Люди безумны...

О т с т у п л е н и е

    Был Рим. Держал мир в кулаке. Строил города, дороги, знания умножал. А потом кончился. В одночасье. Забыли всё. Тысячу лет жгли людей, молились на деревяху и испражнялись там, где приспичило…

    Питер. Метро. Технологический институт. Даты на стенах: первый спутник, ядерный синтез, оптический генератор – пол-века назад.

    А ныне только: хлеба и зрелищ!

    Один в один.

    Настораживает.

         Taestimonium Paupertatis.

« - Чё, блядь, до хуя умный?»

Повседневное.

«Бить нельзя их, а не вникнут — разъяснять...»

Классическое.

Вызвали ночью и не хотели пускать, пока документы не предъявлю...

***

Умер Углов.

В аккурат на Первомедовский выпуск.

Санитар морга промеж молодых докторов.

Слегка подшофе:

С Академиком сфотографироваться не желаете?

***

Маленький триптих:

                       I

На глаз – месяц запоя.

А уверяют – три дня.

- Мужик, давай честно?

- Ну, может, четыре…

Насмерть стоят.

                      II

Никакие.

Аж ссутся непроизвольно.

Но – поголовно:

- Д-да я тока бутылку пива с-сёдня…

                     III

Ещё раз:

Синь темнит.

Медик догадывается.

Обязан.

Ему, бля, деньги за это платят!

***

Доброхоты.

Сдёргивают с обеда: «На остановке, в инвалидной коляске».

Что – в коляске?

Не знаю, езжайте.

Мертвецки пьяная побирушка.

- Домой её отвезите...

Ну, не уроды?

***

Жидкость для труб.

Стакан.

В два приёма.

Пиздец какой-то...

***

Суррогаты, панкреонекроз, кранты поджелудочной.

Свезли к хирургам.

Месяц, два, и опять он.

Живот в рубцах – еле выжил.

Под сиреной обратно.

Выписку обмывал.

***

Рабочий посёлок.

Пропитые упыри, плевки, помои из окон.

Дети играют «в пигмалионов».

В подвале, на трубах...

Выросли, поди, спились.

***

Отправили на учёбу.

В первый же день: так, сдаём по штуке, на нужды кафедры!

Отказался.

Домой звонили.

Два раза.       

***

Комиссии.

Юные женщины в макияже.

Запинаясь, читают список и требуют предъявить.

Потом ставят галочки.

Надменны и робки одновременно.

Как им так удаётся?

***

Центнер живого веса.

-  Идите за мужиками – нести надо.

Мнутся.

-  А может, мы с вами вдвоём как-нибудь?

Чёрт их знает, а вдруг правда – врождённая деликатность…

***

Госпитализация.

-  Едете?

-  Н-не знаю… Надо Тамаре позвонить... Алё, Тома? Меня врачи забирают – ехать, как думаешь?

И к этому привыкаешь.

***

Кафель, хром, крахмал простынь.

Стоит, качаясь, и ссыт на пол…

А римляне, когда убивали, упав, плащом накрывались.

На подвздохах.

Чтоб не глазели.

***

Никого не трогали, ждали на светофоре.

А он по зебре вихлял, пьяненький.

Увидел, встал напротив – и матом!

Потом всхрапнул, пал оземь и заелозил копытами.

Откачали уёбка.

Мы ж добрые.

***

Детей только жалко.

Они счастливы.

Им сравнить не с чем.

***

Звезда.

Вживую.

Пьяная.

Омерзительно.

***

Бухал всю осень – бросила баба.

Обезножил: умоляет, трясётся...

Лекарим.

- Я ей DVD купил, – успокаиваясь, – фильмов кучу, микроволновку, утюг…

И вдруг – волком:

- Отомщу-у-у-у-у! Х-х-х… атамщу-у-у-у-у!

***

Наркоманы и алкаши.

Конца краю...

Впечатление – линия партии.

***

Прямой эфир, конкурс.

Как вы гадите сослуживцам?

Самым оригинальным – по два билета.

Взахлёб, веришь?

Микрофон рвали.

Осматриваешь потом пациента, а в голове: не тебя ли я сейчас слышал?

Конкретно накрыло.

***

Особняк.

Аритмия.

Купировал, собираюсь.

- А вы не хотели бы у нас дворником поработать?

Ахуй.

Ступор.

Онемел, честно.

Они ж, на голубом глазу, дальше:

- Нам дворник нужен, интеллигентный. Чтоб и пообщаться, и помощь оказать, если что. И зарплата достойная – не то, что ваши копейки...

И главный хит:

- Не понимаю, почему вы отказываетесь?

***

Краснорожий кабан – лежит, пену пускает.

Бутылки, бутылки, бутылки, бутылки.

Прошлись по соседям: вынести не поможете?

- Хорошо, сейчас. В какую квартиру? Э-э, нет…

Весь подъезд отказался.

***

Рабочий посёлок.

Скорая.

Сразу предупредили:

- Больные – двух категорий: «скотина» и «скотина пьяная».