Освальдо Сориано - Ни горя, ни забвенья... (No habra mas penas ni olvido)

— Туда и собираюсь.

— Эй, друг!

— Что прикажете, сеньор?

— За что тебя арестовали?

— Сказать по чести, пьян был, сеньор. Я работаю на кирпичном заводе и иногда пропускаю стаканчик в лавочке старика Бустоса. И всякий раз, как меня сцапают, заставляют мыть камеры, а то и всю казарму. Кормят плохо, вот сам полицейский может подтвердить…

— Капрал, — поправил Гарсиа, — теперь я капрал.

— Повезло тебе с повышением! Ну ладно, пойду. Умрем за Перона!

— Соединили, дон Игнасио! — закричал Матео.

Алькальд рванулся к телефону.

— Алло! Сеньор Гульельмини!

— Я спал после обеда, у меня сиеста, Фуэнтес.

— Возникли затруднения, сеньор интендант. Тут взбунтовались комиссар полиции и партийный вожак. Последний говорит, что собирается навести порядок…

— А что собираетесь делать вы? — перебил интендант.

— Как что собираюсь делать? Вот вам докладываю. Сижу в осажденном муниципалитете. Нужна поддержка — полиция из Тандиля.

— Видите ли, Фуэнтес, проблемы Колония-Велы решайте на месте. И доложите мне завтра.

— Вы же интендант!

— Но виноваты во всем вы!

— Кто так решил?

— Высший партийный совет. Говорят, что Матео — коммунист, а вы его поддерживаете и следуете в определенном направлении, подобно молодежи…

— Какой молодежи?

— Ну, той, которая у вас парты в школе починила и уборку в пункте «скорой помощи» провела. Вы же хорошо их знаете. Они в вашем кабинете чувствуют себя как святой Петр в собственном жилище…

— Они славные ребята, дисциплинированные и к тому же перонисты.

— Дерьмовые они перонисты! — резко прервал разговор Гульельмини и бросил трубку.

В канцелярию влетел Хуан, взмокший от жары, из-под расстегнутой рубашки виднелись слипшиеся на груди волосы.

— Дон Игиасио, в ваш дом ворвались!

— В мой дом?

— Ну да. Арестовали вашу супругу. По радио передают, что нашли коммунистическую пропаганду и оружие.

— Такое уже говорят?

— Ну да. Книги Че Гевары, оружие.

— Провокация… ведь подкинуть могут… А при чем тут Фелиса?

— С ней обошлись грубо, дон Игнасио, простите меня за такое известие.

Игнасио почесал в затылке, закусил ус и негромко произнес:

— Разминка кончилась, в мои ворота уже назабивали голов. Хуан, сходи за нашей командой со склада. Расскажи все десятнику и приведи ребят сюда. Нет, лучше я отдам приказ по всей форме. Пиши, Матео.

— Да что писать? — спросил Хуан. — Всего-то восемь, не то десять старых дурней.

— Сколоти отряд! Дай им ломы, лопаты, ножи!.. И веди на площадь.

Сквозь щель в жалюзи Гарсиа наблюдал за улицей.

— У хромого все фрукты порассыпали. Похоже, нас атаковать собираются.

— Прежде мы по ним пальнем, — отрубил Игнасио.

Хуан выбрался из муниципалитета черным ходом.

Матео предложил:

— Дон Игнасио, я могу уйти по собственному желанию в отставку, и все уладится?!

— Ты не уйдешь, — проскрипел капрал Гарсиа, — ты сейчас отдашь жизнь за Перона.

— Жизнь за Перона, — тихо повторил Игнасио. — А что же сам Перон делает сейчас?

— Много народу собралось, глазеют на нас, — усмехнулся Гарсиа. — Собрались все, кто за нас голосовал.

Алькальд подошел к окну и старался выбрать щель, через которую можно было бы наблюдать.

— Игнасио Фуэнтес! — кричал на улице, сложив рупором ладони, комиссар полиции. — Подчинитесь закону, сдавайтесь. Вас будет судить партийный трибунал. Сдавайтесь!

Игнасио приоткрыл жалюзи и стволом ружья выбил стекло.

— Сдавайся сам, бунтарь!

— Это вы подбили на бунт полицейских! Верните Гарсиа и Комини!

— Попробуй сунься за ними, жирная свинья!

— Народ свидетель! А ты коммунист!

Игнасио выстрелил дуплетом. Мелкая дробь градом посыпалась на ящики из-под фруктов и опрокинула «баррикаду». Зеваки пустились наутек. Полицейский комиссар мигом хлопнулся на землю.

— Э-э-эх, дерьмо! — закричал Гарсиа.

Садовник заткнул пальцами уши. Игнасио вложил патроны в оба ствола. Матео забила дрожь. И вдруг зазвонил телефон:

— Слушаю, — трубку взял Матео.

— Компаньеро Матео? Соедините с доном Игнасио.

Пришлось передать трубку алькальду.

— Компаньеро Игнасио! С вами говорит Моран из организации перонистской молодежи. Мы хотим выразить вам нашу солидарность.

— Приходите, будем драться вместе.

— У нас сейчас идет очередная ассамблея. Если решат, мы придем.

— Прекрасно, выходите на площадь и присоединяйтесь к отряду муниципалитета. Постарайтесь захватить мегафон.

Едва Игнасио успел повесить трубку, как по фасаду здания дали очередь из автомата. Одна пуля угодила в окно и разнесла вдребезги стоявший на столе сифон.

— Ложись! — закричал капрал.

— Выпустите меня! — взмолился Комини из уборной.

Игнасио отполз к другому окну и продолжал наблюдать за тем, что происходит на улице.

Несшийся бегом к пикапу полицейский комиссар, поскользнувшись, растянулся на мостовой. С противоположной крыши трое парней снова открыли огонь. Игнасио и капрал притаились. Садовник выстрелил из своего пистолета и попал в капот тронувшейся было полицейской машины. Автомобиль как-то странно подпрыгнул и замер посреди улицы. На него с грохотом налетел грузовик.

— Это наши ребята! — заорал вне себя от радости Игнасио.

Видавший виды «шевроле» развернулся на углу улицы так резко, что задымились покрышки. Автомобиль, казалось, потерял управление. Вначале он словно нацелился на панель, но потом вдруг машину резко бросило в сторону прямо на пикап. Заскрежетал разламывающийся кузов полицейской машины, будто зависшей на миг в воздухе. Затем она опустилась на асфальт, проскользила юзом метра три, закачалась и повалилась набок. От удара взорвался бак с горючим. Взметнулись языки пламени. Сидевший в кабине Росси воспользовался дырой на месте дверцы, выскочил в загоревшейся одежде и побежал вдоль улицы. Капрал Гарсиа прицелился и выстрелил в него. Пуля просвистела над самой головой офицера. Росси, застонав, упал наземь. Полы его кителя дымились. Восемь вооруженных лопатами и ломами человек бросились через площадь к объятому пламенем «шевроле». Автоматная очередь с крыши остановила их и заставила укрыться за ближайшими деревьями. Один из рабочих захромал. Росси, силясь стащить с себя китель, с трудом подползал к тротуару, где закрепились полицейские. Из соседнего подъезда кто-то из наблюдавших за происходящим попытался окатить Росси водой. Но в спешке задел его ведром, ведро опрокинулось, и вода разлилась по асфальту. Обезумевший офицер из последних сил дополз до лужи и плюхнулся в нее. Размахивая кепи, он пытался сбить пламя с брюк.

— Дело дрянь, — констатировал комиссар полиции.

При падении пикапа он повредил локоть и порвал рукав мундира.

— Закрутилось, Рубен. Надо выбросить их оттуда, пока не появились газетчики из Тандиля.

— Суприно говорит, что всю ответственность возьмут на себя интендант и партийное руководство.

— Конечно, не эти же мерзавцы. Если мы их оттуда попрем, будет все в порядке, а нет — придется поплясать.

— Откроем огонь.

— Не спеши. Пусть сначала юнцы постреляют. Их надолго не хватит. Тебе нельзя в это ввязываться. Суприно говорил, что будешь начальником в Тандиле,

— Там, наверное, коммунистов пропасть.

— Полным-полно. И на факультете, и на металлургическом…. Скучать не придется.

— Дружище Гусман… — полушепотом, с заговорщической улыбкой начал комиссар полиции.

— Что?

— А помнишь, как в «гориллах»[6] ходил?

— Но-но, никогда гориллой не был. Правда, я не был и перонистом, а ныне стал, да ведь и Перон одемократился. Вот она правда.

Подъехала легковая машина «торино» и остановилась в стороне от огня. Вышли Суприно с Рейнальдо и направились к Льяносу и Гусману.

— Что происходит? — поинтересовался Суприно.

— Игнасио заупрямился, — ответил комиссар.

Суприно посмотрел на все разраставшееся пламя над автомобилями и в сердцах сплюнул.

— Так-так, сам заварил. Говорил я с интендантом. Он обещал прислать еще с десяток агентов. Наверху хотят, чтобы дело было сделано поскорее и почище. Юнцы закончат все за ночь, а утром отправятся в Мар-Дель-Плата…[7] Ясное дело, прессе придется продемонстрировать нескольких пострадавших полицейских.

— Каким образом?

— Прикажи им штурмовать муниципалитет. По ним будут стрелять.

— Значит, на смерть послать!

— Не надо преувеличивать. Нам достаточно и одного раненого. Я распоряжусь от твоего имени.

На углу появился Моран в сопровождении двоих парней лет по двадцати, не больше.

— Комиссар Льянос!

— Л вам что надо? Катаетесь или хотите присоединиться к нам?

— Ассамблея перонистской молодежи приняла обращение.