Альберт Карр - Зеленый и красный

— Предположим, шел дождь, к тому же водитель подвыпил. Это меняет дело?

Поджав губы, врач посмотрел на Тима с новым интересом.

— Мне кажется, вы меня не во все посвящаете. Дождь, туман — все это сильно меняет дело. Алкоголь влияет на нервную систему, и человек, страдающий протанопией, вполне может спутать зеленый с красным.

— Вы мне очень помогли, доктор. Спасибо вам, сэр, — сказал Тим.

— Серьезная была авария? — мягко спросил доктор Штраус.

Онемевший было от изумления Тим, секунду помолчав, ответил:

— Да, сэр, очень.

Врач кивнул и проводил его до двери.

Лишь в понедельник днем, после контрольной, Тим увидел Денни: тот вошел в редакцию «Зеленого и красного» со словами:

— Не угодно ли вам пожать руку, которая пожимала руку величайшего из прохвостов, когда-либо избранных губернаторами нашего достославного и прекрасного штата?

Тим усмехнулся.

— Хорошо съездил?

— Да уж лучше не бывает. Великий Папаша обставил поездку на широкую ногу. Мы роскошно жили за счет той скотины.

Тиму показалось, что хвастливый монолог Денни чересчур наигран.

— На твоей машине съездили? — спросил Тим без определенной цели, просто чтобы поддержать разговор.

Перед тем как ответить, Денни помедлил.

— Да. А что?

— Просто интересно, отваживается ли твой папаша прокатиться с тобой.

— Ха! Он выдерживает. — У Денни явно отлегло от сердца. — Я ни разу не превысил ста тридцати.

— Словом, я рад, что ты вернулся. Хотел с тобой кое-что обговорить. Есть у меня идейка — написать очерк о наездах с последующим бегством виновного водителя. Вот как было со стариком Гэдисом, который погиб на днях. Материал будет слегка попахивать сенсацией и в то же время послужит предостережением для лихачей. Надо продумать иллюстрации. Что ты предлагаешь?

При первом же упоминании о статье лицо Денни залилось румянцем, синие глаза сверкнули.

— Не знаю. Может, что-нибудь и надумаю. Ты о какой аварии говоришь?

Теперь все пути к отступлению отрезаны. Надо вести разговор до конца.

— О той, что случилась в пятницу вечером. Около десяти часов. По улице Ван-Бьюрена в дождливую погоду проезжала светлая машина. Остановилась на сигнал светофора, а после, должно быть, с места рванула через переход и сбила старика, который только-только ступил на мостовую.

Оба старались не встречаться взглядами. Денни хрипло произнес:

— На что ты намекаешь?

Глубоко вздохнув, Тим сказал:

— Не буду с тобой темнить. Я знаю, что примерно в то же время ты проезжал в тех же краях.

— Кто тебе сказал?

— Это неважно. Я должен быть уверен, что ты здесь ни при чем.

Денни грохнул по столу стиснутым кулаком.

— А я-то другом тебя считал. Ты меня обвиняешь?

— Я тебя ни в чем не обвинял, только спросил. И еще раз спрошу, напрямик. Это ты сбил старика?

— Да отвяжись. С какой стати буду я отвечать на твои вопросы? Я с тобой больше не знаюсь. Без меня возись со своим дурацким журналом!

С этими словами Денни направился к двери редакционной клетушки.

— Постой, Денни! — Тима осенило, и к нему пришла полнейшая уверенность. — В воскресенье ты ремонтировал машину?

И пока Денни в растерянности озирался по сторонам, Тим продолжал:

— Что там было — вмятина на крыле или на капоте? Теперь уже неважно. Ты перепугался, все рассказал отцу, а тот решил уклониться от неприятностей. Вы с ним прокатились на сотню миль в сторонку, отремонтировали машину там, где никому и в голову не придет связывать повреждения с той аварией. Ведь так оно и было, не правда ли, Денни? Но ведь такие факты легко прослеживаются.

Денни сделал над собой волевое усилие, и к нему вернулось природное самообладание.

— Фу ты, ну ты, до чего же ты проницательный! Да, я смял крыло, выводя машину из гаража. Да, папаша отдавал ее в ремонт, пока мы с ним ездили. Ну, еще какие у тебя вопросы?

Теперь почти вся правда вылезла наружу, но битва, как понял Тим, только начиналась.

— Денни, нам надо поговорить.

— Лично мне ничего не надо. Разве что нос тебе расквасить.

— Денни, я понимаю, ты не нарочно его сбил. Но старик не виноват. Он-то пошел на зеленый свет. Один свидетель видел, как ты остановился перед зеленым сигналом и поехал на красный. — Денни замигал, словно пощечину получил. — Ты ведь знаешь, что у тебя дальтонизм, верно?

— Ты действительно жаждешь моей крови, так ведь, фискал?

— Нет, не жажду! — Голос Тима звучал твердо. — Но ты не выйдешь сухим из воды. На тебе лежит ответственность.

— Перед кем же?

— Хотя бы перед дочерью покойного.

— Она-то тут при чем?

— Ей полагается компенсация от твоей страховой компании, и ты это прекрасно знаешь. Ведь твой отец не разорится, если сам заплатит.

— Еще чего! Сотню тысяч долларов? Именно такое решение вынесет по данному иску суд присяжных. Ты бы заслушал моего папашу, когда он высказывается на эту тему.

— Слушай, Денни, поговори в полиции, скажи, что ты сожалеешь о своем бегстве, что все произошло чисто случайно. Тебе всячески пойдут навстречу. В худшем случае на какое-то время лишат водительских прав, вот и все. Но если ты не явишься с повинной, твое правонарушение превратится в тяжкое преступление. Предположим даже, что твоему отцу придется тряхнуть мошной. Речь ведь идет о том, что поважнее денег. Речь идет о твоей совести.

Денни побагровел от бешенства.

— Ты что, в проповедники записался? Преподобный отец, не пекись о недостойном грешнике, пекись лучше о себе. Попробуй настучи на меня — от тебя только мокрое место останется. По-твоему, мой Великий Папаша станет по-прежнему выплачивать жалованье твоему ничтожному папашке? По-твоему, твой папашка подыщет другую работу в нашем городе? Или в любом другом городе — без характеристики-то! По-твоему, он одобрит, что ты за мной шпионил? Да ты бы у него спросил.

Тим понял, что обвиняет не только Денни, но и самого Джорджа Флэгга. Дело серьезное. Здесь многое поставлено на карту.

Молчание затянулось, и Денни почувствовал, что одерживает победу в этом поединке. Встав, он с высоты своего немалого роста посмотрел на Тима не без сочувствия:

— Не будь же ребенком, старина! Не позволяй морочить себе голову всяческими бреднями насчет гражданского долга. Каждому в нашей грешной стране своя рубашка ближе к телу. — Он пожал плечами. — По-видимому, тут и конец прекрасной дружбе. О’кэй. Значит, я выхожу из состава редколлегии. С сегодняшнего числа.

С этими словами Денни вышел из помещения редакции.

Сердце Тима колотилось, будто после километрового пробега. Он спрашивал себя: «И ты допустишь, чтоб ему все сошло с рук?»

Смолчать — себя предать.

Высказаться — родных погубить и опять-таки лишить себя будущего.

Тим долго сидел в редакции, вглядываясь в буйные краски заката, зная, что, какое решение ни примет, никогда уж не в состоянии будет без боли созерцать два цвета — зеленый и красный. По щеке Тима скатилась одинокая слеза, и юноша стыдливо смахнул ее рукавом.

Сокращенный перевод с английского

Журнал «Вокруг света», № 12, 1983 год.