Ольга Токарчук - Правек и другие времена

Полуразрушенный дом на Выдымаче состоял из четырех стен и кусочка крыши. Внутри был только щебень, поросший крапивой. Стоял смрад сырости. По стенам блуждали слепые слизни. Колоска рвала большие листья лопуха и выстилала ими себе лежанку. Боль возвращалась все более нетерпеливыми волнами. Когда в какой-то момент она стала невыносимой, Колоска поняла, что должна что-то сделать, чтобы выпихнуть ее из себя, выбросить на крапиву и листья лопуха. Она стиснула челюсти и начала тужиться. «Боль выйдет там, откуда она вошла», — подумала Колоска и села на землю. Подняла юбку. Не увидела ничего особенного: стенка живота и бедра. Тело по-прежнему было плотное и сомкнутое. Колоска пробовала заглянуть в себя там, но ей мешал живот. Дрожащими от боли ладонями она пыталась тогда хотя бы нащупать место, откуда из нее должен был выйти ребенок. Трогала кончиками пальцев набухшую вульву, жесткие паховые волосы, но ее промежность не чувствовала прикосновения пальцев. Колоска прикасалась к себе словно к чему-то инородному, словно к вещи.

Боль усиливалась и мутила рассудок. Мысли рвались, будто истлевшая ткань. Слова и понятия рассыпались, просачивались в землю. Набухшее от рожания тело захватило полную власть. А поскольку человеческое тело живет образами, они затопили полуотключенное сознание Колоски.

Колоске мерещилось, что она рожает в костеле, на холодном полу, прямо перед иконой. Она слышала успокаивающее гудение органа. Потом ей мерещилось, будто она сама стала органом и играет, будто внутри нее множество звуков и когда она захочет, то сможет их все сразу из себя извлечь. Она почувствовала себя сильной и всемогущей. Но тут же это всемогущество свела на нет муха, обычное гудение большой фиолетовой мухи прямо над ее ухом. Боль ударила Колоску с новой силой. «Я умру, умру», — стонала она. «Я не умру, не умру», — стонала через минуту. Пот склеивал ей веки и щипал глаза. Она зарыдала. Уперлась руками и с отчаянием начала тужиться. И после этого усилия почувствовала облегчение. Что-то хлюпнуло и выскочило из нее. Колоска была теперь открыта. Она опустилась на листья лопуха и искала в них ребенка, но там ничего не было, только теплая вода. Тогда Колоска собрала силы и снова начала тужиться. Зажмуривала глаза и тужилась. Делала выдох и тужилась. Плакала и смотрела вверх. Между прогнившими досками она видела безоблачное небо. И там вдруг узрела своего ребенка. Ребенок неуверенно поднялся и встал на ноги. Он посмотрел на нее так, как еще никто никогда не смотрел на нее, с огромной, невыразимой любовью. Это был мальчик. Он поднял с земли веточку, и та превратилась в маленького ужа. Колоска была счастлива. Она легла на листья и провалилась в какой-то темный колодец. Вернулись мысли и спокойно, изящно проплывали через ее сознание. «Так, значит, в доме есть колодец. Значит, в колодце есть вода. Поселюсь в колодце, потому что в нем прохладно и сыро. В колодцах играют дети, улитки обретают зрение и дозревают хлеба. У меня будет чем кормить ребенка. А где ребенок?»

Она открыла глаза и с ужасом почувствовала, что время остановилось. И нет никакого ребенка.

Снова пришла боль, и Колоска начала кричать. Она кричала так громко, что затряслись стены полуразрушенного дома, переполошились птицы, а люди, сгребающие сено на лугах, подняли головы и перекрестились. Колоска подавилась и проглотила этот крик. И теперь кричала внутрь, в себя. Ее крик был таким сильным, что живот шевельнулся. Колоска почувствовала между ногами что-то новое и чужое. Она приподнялась на руках и посмотрела в лицо своему ребенку. Глаза ребенка были болезненно зажмурены. Колоска поднатужилась еще раз, и ребенок родился. Дрожа от усилия, она попыталась взять его на руки, но ее ладони не могли попасть в тот образ, который видели глаза. Все равно она вздохнула с облегчением и позволила себе соскользнуть куда-то в темноту.

Когда она проснулась, то увидела около себя ребенка, съежившегося и мертвого. Она попыталась приложить его к своей груди. Грудь была больше, чем он, болезненно живая. Над ней вились мухи.

Целый день Колоска пыталась уговорить мертвого ребенка сосать грудь. Под вечер боль вернулась, и Колоска родила послед. Потом опять уснула. Во сне она кормила ребенка не молоком, а водой из Черной. Ребенок был призраком, который садится на грудь и высасывает из человека жизнь. Он хотел крови. Сон Колоски становился все более беспокойным и тягостным, но она не могла от него пробудиться. В нем появилась женщина, большая, как дерево. Колоска видела ее очень отчетливо, каждую деталь лица, прически, одежды. У нее были кудрявые черные волосы, как у еврейки, и чудесное выразительное лицо. Она показалась Колоске красивой. Колоска возжелала ее всем своим телом, но это не было то желание, которое она знала прежде, внизу живота, между ног; оно вытекало откуда-то из середины тела, из места над животом, около сердца. Могучая женщина наклонилась над Колоской и погладила ее по щеке. Колоска вблизи заглянула в ее глаза и увидела в них нечто, чего до сих пор не знала и даже не предполагала о существовании такого. «Ты моя», — сказала огромная женщина и стала гладить Колоску по шее и набухшим грудям. Там, где ее пальцы касались Колоски, тело становилось блаженным и бессмертным. Колоска вся отдалась этим прикосновениям, сантиметр за сантиметром. Потом большая женщина взяла Колоску на руки и прижала к груди. Колоска спекшимися губами нашла сосок. Он пах звериной шерстью, ромашкой и рутой. Колоска пила и пила.

В ее сон ударил гром, и она вдруг увидела, что по-прежнему лежит в полуразвалившейся избе на листьях лопуха. Все вокруг было серым. Она не знала, рассвет это или сумерки. Во второй раз где-то очень близко ударил гром, и через секунду с неба обрушился ливень, который заглушил новые раскаты грома. Вода лилась сквозь неплотные доски крыши и смывала с Колоски кровь и пот, охлаждала пылающее тело, поила и кормила. Колоска пила воду прямо из неба.

Когда вышло солнце, она ползком выбралась из халупы и начала копать яму, а потом выдирала из земли сплетенные корни. Земля была мягкая и податливая, словно хотела помочь ей в погребении. В неровную ямку она вложила тело новорожденного младенца.

Долго разглаживала землю на этой могиле, а когда подняла взгляд и посмотрела вокруг, все было иным. Это уже не был мир, состоящий из предметов, вещей и явлений, которые существуют рядом друг с другом. То, что видела сейчас Колоска, стало одной громадой, одним большим зверем или большим человеком, который принимает различные формы, чтобы размножаться, умирать и возрождаться. Все вокруг Колоски было одним телом, и ее собственное тело стало частью этого большого тела — огромного, невероятно сильного, всемогущего. В каждом движении, в каждом звуке проявлялось его могущество, ведь одной только волей оно создает нечто из ничего и превращает нечто в ничто.

У Колоски закружилась голова, и она оперлась спиной о разрушенную стену. Само созерцание опьяняло ее, словно водка, путало все в голове и будило где-то в животе смех. Все вроде было таким же, как всегда. За маленькой зеленой лужайкой, через которую бежала песчаная дорожка, стоял сосновый лес, заросший по краям лещиной. Легкий ветерок шевелил траву и листья, где-то стрекотал кузнечик и жужжали мухи. Ничего больше. Но теперь Колоска знала, как кузнечик соединяется с небом и что удерживает лещину у лесной дороги. Она теперь и видела больше. Видела ту силу, которая все пронизывает, понимала ее действие. Видела очертания иных миров и иных времен, распростирающихся над и под нашими. А еще она видела вещи, которые нельзя назвать словами.

Еще перед войной в лесах Правека появился Злой Человек, впрочем, кто-то подобный мог обретаться в этом лесу еще испокон веков.

Началось с того, что весной на Воденице нашли полуразложившееся тело Бронека Маляка, о котором все думали, что он поехал в Америку. Из Ташува прибыла полиция, осмотрела место и увезла тело на телеге. Полицейские еще несколько раз приходили в Правек, но из этого так ничего и не вышло. Убийцу не нашли. Потом кто-то обмолвился, что видел в лесу чужого. Он был голый и обросший, словно обезьяна. Шнырял между деревьями. Тогда и другие припомнили, что тоже находили в лесу странные следы: выкопанную в земле яму, отпечаток ступни на песчаной дорожке, брошенные трупы зверей. Кто-то слышал в лесу вой. Наводящее ужас не то человеческое, не то звериное завывание.

Вот и начали люди рассказывать, откуда он взялся, этот Злой Человек. В общем, перед тем как Злой Человек стал Злым Человеком, он был обычным крестьянином, который совершил страшное преступление, хотя какое в точности — не известно.

Неважно, в чем это преступление состояло, но он испытывал угрызения совести, которая не давала ему уснуть ни на минуту, так что, измученный ее голосом, он бежал от самого себя, пока не нашел успокоения в лесу. Он бродил по этому лесу и в конце концов заблудился. Ему казалось, что солнце пляшет в небе — из-за этого он потерял направление. Подумал, что дорога на север наверняка куда-нибудь его выведет. Но потом усомнился в дороге на север и двинулся на восток, веря, что на востоке лес наконец закончится. А когда шел на восток, его снова охватили сомнения. Сбитый с толку, он остановился, не уверенный в выбранном пути. Поэтому изменил замысел и решил повернуть на юг, но по дороге на юг опять засомневался и тотчас двинулся на запад. Оказалось, однако, что он вернулся к тому месту, из которого вышел — в самом центре большого леса. Так, на четвертый день он усомнился в сторонах света. На пятый день перестал доверять своему рассудку. На шестой день забыл, откуда родом и зачем пришел в лес, а на седьмой день — как его зовут.