Юдит Герман - Летний домик, позже

Я вздохнула, я подняла руки и снова их опустила, я хотела сказать, что я собой не интересуюсь, я подумала, что это — ложь, я интересуюсь исключительно собой, но что же тогда? Совсем ничего? Только усталость и пустые тихие дни, жизнь рыбы под водой, смех без причины? Я хотела сказать, что во мне слишком много историй и это делает мою жизнь тяжелой, я думала, что могла бы остаться с моим возлюбленным, я вздохнула, и психотерапевт раскрыл глаза и рот, я потянула за нитку красного кораллового браслета, и нитка порвалась, и шестьсот семьдесят четыре гневных красных маленьких коралла во всем своем сверкающем великолепии скатились с моего запястья.

Я растерянно смотрела на руку, она была белая и голая. Я посмотрела на психотерапевта, он откинулся на спинку стула, карандаш лежал перед ним, параллельно краю стола, руки он сложил на коленях. Я соскользнула со стула на синий, как море, ковер, шестьсот семьдесят четыре коралла лежали по всей комнате. Они светились, как никогда, гневным багряным светом, я ползала по полу и собирала их, они были и под столом, и под ногой психотерапевта, он чуть-чуть отодвинул ногу, когда я ее коснулась, под письменным столом было темно, но красные кораллы светились.

Я думала о Николае Сергеевиче, я думала, не подарил бы он моей прабабушке красные кораллы, не выстрелил бы он тогда моему прадедушке прямо в сердце. Я думала о горбатом, кривом Исааке Бару, не задержала бы моя прабабушка поезд, не покинул бы он Россию. Я думала о своем возлюбленном, о рыбе, я думала, не молчал бы он все время, не ползала бы я теперь под столом какого-то терапевта; я смотрела на ноги терапевта, на его сложенные на коленях руки, я слышала его запах, я ударилась головой о стенку стола. Собрав кораллы под письменным столом, я выползла обратно на свет, и поползла дальше по комнате, поднимая кораллы правой рукой и собирая их в левой. Я уже начинала плакать. Стоя на коленях на синем, как море, ковре, я смотрела на психотерапевта, а он смотрел на меня, сидя на своем стуле, сложа руки. Моя левая рука была полна кораллов, но вокруг меня светились и сверкали еще сотни других, я думала, что мне понадобится целая жизнь, чтобы их все подобрать, что мне никогда не удастся это сделать, жизни не хватит. Я встала. Психотерапевт наклонился вперед, взял со стола карандаш и сказал: «Сегодня прием окончен».

Я пересыпала кораллы из левой руки в правую, они при этом издавали красивый, нежный звук, похожий на тихий смешок. Я подняла правую руку и швырнула кораллы в психотерапевта. Психотерапевт пригнулся. Красные кораллы градом посыпались на его письменный стол, а вместе с ними посыпался весь Петербург, Малая и Большая Нева, моя прабабушка, Исаак Бару и Николай Сергеевич, бабушка в ивовой корзинке и возлюбленный-рыба, Волга, Луга, Нарва, Черное море и Каспийское море, и Эгейское, и залив, и Атлантический океан.

Вода Мирового океана образовала большую зеленую волну, которая побежала по столу психотерапевта, сорвала его со стула, поднялась выше, опрокинула стол, из водоворота на мгновение показалось лицо психотерапевта и исчезло, вода шипела, пенилась, пела, поднималась, затопляя мои истории, возвращая кораллы обратно в заросли тины, к облепленным ракушками берегам, на морское дно. Я затаила дыхание. Я пошла к своему возлюбленному, чтобы еще раз его увидеть. Он лежал на мокрой кровати. Свет был серым, как на дне моря, в его волосах были хлопья пыли, они дрожали. Я сказала: «Ты знаешь, что кораллы становятся черными, когда они долго лежат на дне», я сказала: «Была ли это история, которую я хотела рассказать», но мой возлюбленный уже не мог меня слышать.

Игра называется «представим-себе-чью-то-жизнь». Можно в нее играть, если находишься вечером на Острове в гостях у Брентона, при этом нужно выкурить две-три сигареты и выпить ром-колы. Хорошо бы еще, чтоб на коленях у вас спал местный ребенок и волосы его пахли песком. И небо должно быть высоким, лучше всего — полным звезд, нужно, чтобы было очень жарко, может быть даже душно. Игра называется «представим-себе-чью-то-жизнь», у нее нет никаких правил.

«Представь, — говорит Нора, — представь себе».

Радио передает сообщения о приближающемся урагане четыре раза в день. Каспар говорит, что когда ситуация на самом деле становится критической, сообщения передают каждый час. От жителей острова тогда требуют, чтобы они находились в специальных защищенных зонах, немцам предлагают оформить срочный вылет в посольстве США. Каспар говорит: «Я останусь на острове». Он хочет остаться, он думает, что весь Сноу и Стоуни Хилл будет искать у него приюта. Остров в зоне низкого давления и тропической депрессии. Нора и Кристина сидят на горячих досках веранды и задумчиво бубнят: «Тропическая депрессия, тропическая…»

Невыносимая жара. Над Голубыми горами — неподвижные огромные белые облака. Ураган, названный метеорологами «Берта», вспучил небо где-то далеко, над Карибскими островами, он тоже остается неподвижен, собирает силы для Кубы, Коста-Рики и — для Острова.

Кэт бьет Лави, — позже напишет Нора Кристине. Кристина к тому времени уже успеет вернуться на материк, — Кэт бьет Лави, Лави бьет Кэта, дорогая Кристина, ты в самом деле ни в чем не виновата. Каспар слишком много болтает, «I like you, I like you»,[3] вырезает из куска дерева птицу, только один раз я смогла от него отцепиться, моя любимая Кристина, я так по тебе скучаю…, Кристина читает письмо, сидя за кухонным столом, поджав ноги к животу, со страницы сыпется песок. Она удивляется тому, что эти вещи действуют, при этом чувствует, что все это уже слишком далеко, чувствует усталость.

Каспар знает, что в свой последний вечер на Острове Кристина поцеловала Кэта. Они поехали на джипе вниз к Стоуни Хилл, «Давайте поедем на площадку Брентона, а?» — попросила Кристина, сделала большие невинные глаза и в конце концов уговорила Каспара. Ему нравилось, что она называет «площадкой Брентона» этот магазин. Деревянная хижина в поселке, тень от хлебного дерева, можно пить коричневый ром, покупать поштучно сигары Craven-A, старики играют в домино, из радиоприемника доносится какой-то протяжный свист. Ехали на джипе. Облака раздвигались, открывая взору перенасыщенное звездами небо.

Брентон купил новый холодильник, Кристина выражала свой восторг. Она была взволнована, смотрела то и дело в окно, напряженно вглядывалась в темноту, туда, где на краю поляны стояла скамейка Кэта: «Сидит он там или нет?»

Каспар точно знал, что Кэт там. Кэт всегда там сидел, тем не менее Каспар сказал: «Без понятия», он наслаждался пугливой нерешительностью Кристины. Кристина нервничала, быстро пила коричневый ром, дергала Нору за платье. Она убежала в темноту, а потом ее видели сидящей на бамбуковой скамейке, она болтала в воздухе ногами.

«Потому что он клацнул своей зажигалкой», — сказала она позже, гордая своей сообразительностью, Каспар снова вспоминает светлые тени на ее лице, на лице, которое только что с чем-то сливалось, когда он и Нора решили ехать домой и окликнули ее, она сначала не отозвалась, потом через несколько минут сказала: «Да?», сонным, глухим голосом, встала со скамейки и молча села в джип. Каспар знает, что она поцеловала Кэта и наобещала бог знает чего. Каспар считает, что это нехорошо.

Нора и Кристина на Острове первый раз. Каспар не упускает случая, чтобы это не повторить, он это напевает про себя, и через неделю Нора раздраженно говорит ему: «Каспар, хватит уже».

«Вы так всему удивляетесь, — говорит Каспар, — каждой мелочи, вы посмотрите только на эти гуавы, а на это вечернее небо, оно какое-то смешное».

Кристина зевает, лежа в гамаке, говорит: «Каспар, но ты ведь здесь уже давно, ты здесь живешь, это же совсем другое дело», и Каспар торжествующе объясняет: «Вот поэтому я и говорю: Нора и Кристина на Острове впервые!»

Каспар больше не удивляется. Гуавы, манго, папайя, лимоны величиной с голову ребенка. Кокосовые орехи, водяные орехи, лианы, азалии, пауки, которые скачут по комнате, как лягушки, маленькие ящерицы и ядовитые сороконожки. Каки-фрукт — выглядит как яблоко, а на вкус — как яичный желток. Манго разрезают посередине и едят ложкой. «Хотите пить?» — заботливо спрашивает Каспар, приносит из сада водяной орех, раскалывает его, наливает белую молочную жидкость в стаканы. «Хорошо» — говорит Нора, делает все-в-первый-раз-гримасу, говорит: — «Каспар. Прекращай наблюдать за мной».

Кристина собирает со стола скорлупу кокосовых орехов, черные ракушки, косточки фруктов, пальмовые листья, спички, крылышко бабочки. «Что ты хочешь с этим сделать?» — спрашивает Каспар. «Показать своим домашним», — говорит Кристина. «Им это будет неинтересно», — говорит Каспар.