Тони Парсонс - Моя любимая жена

Холли не ответила; она не могла оторваться от красочного парада невест.

— У тебя появится много новых друзей, — добавила Бекка, ободряюще похлопывая дочь по ноге.

Холли подумала об этом и закусила губу.

— Я буду очень занята, — по-взрослому сказала она.

Приезжих в Шанхае хватало, но в этот день на смотровой площадке «Восточной жемчужины» Холдены оказались единственной иностранной семьей, чем и привлекли к себе пристальное внимание китайских туристов.

Китайцы смотрели на белокурую женщину с белокурой девочкой, на их удивительно белую кожу и синие глаза, сравнимые с цветом неба. Иностранный мужчина крепко держал свою дочь на руках, а жена обнимала его за плечи.

Да, они были иностранцами, но их привязанность к друг другу выглядела по-детски искренней, и китайцы это оценили. Маленькая семья, крепко держащаяся друг за друга в этом новом для них мире.

Китайцы знали: западные люди не слишком чтят крепость семейных уз. Шанхайские иностранцы своим поведением лишь подкрепляли это мнение. Однако эти трое, похоже, были счастливым исключением.

Когда она проснулась, Билл уже ушел.

Холли сладко спала. Бекка осторожно выбралась из постели и пошла по квартире, огибая горы коробок. Она заметила капли влаги на полу — Билл проходил здесь после душа. Воздух квартиры еще сохранял запах лосьона, которым муж обрызгивал себя после бритья. На стуле висел торопливо брошенный галстук, видимо, Билл предпочел отправиться в другом. Бекка представила мужа в его новом офисе. Несколько напряженное лицо, искренняя готовность усердно трудиться на новой работе. Она вдруг поймала отзвук давнишнего чувства: так уже было, когда муж начинал свою карьеру.

Бекка наугад открыла одну из самых больших коробок. Там лежали младенческие вещи Холли: розовый высокий стул (сейчас он был разобран), плетеная колыбелька с пологом, матрас для кроватки, наборы пеленок, стерилизаторы для рожков с питанием. Там же лежали первые игрушки дочери — яркие кролики, которых можно мять и тискать. Вещи, давно не нужные Холли. Бекка сохранила их и притащила на другой конец света вовсе не из-за сентиментальных воспоминаний. Все это пригодится их следующему малышу. Они поженились семь лет назад, и сейчас их брак достиг той стадии, когда никто из супругов не сомневался, что они заведут второго ребенка.

Бекка вернулась в спальню и несколько минут стояла, наблюдая за спящей дочерью. Затем она откинула простыни и осторожно подергала Холли за ноги. Девочка вздрогнула, но тут же свернулась калачиком, намереваясь спать дальше.

— Солнце на небе с утра, нам вставать давно пора, — пропела Бекка.

Холли продолжала посапывать. К ее детскому храпу примешивался еще один звук, свидетельствовавший о затрудненном дыхании. Малышка страдала астмой.

— Вставай, дорогая. Тебя ждет новая школа.

Пока Холли потягивалась, чтобы окончательно проснуться и встать, Бекка отправилась на кухню готовить завтрак. На ее прежней, лондонской, кухне не было и половины всех этих чудес бытовой техники.

Вскоре на кухне появилась зевающая Холли.

— Я немножечко беспокоюсь, — заявила девочка.

Бекка ласково коснулась ее личика, погладила по волосам.

— Ты беспокоишься из-за новой школы?

— Нет, мама. Я беспокоюсь из-за мертвых людей, — серьезно ответила девочка, и уголки ее рта опустились.

Детям свойственно повторять фразы, которые они слышат в разговорах взрослых. И все-таки «мертвые люди» немного насторожили Бекку.

— Чем они тебя беспокоят? — спросила она у дочери.

— Тем, что они умерли и лучше им уже не будет, — все с тем же серьезным видом ответила Холли.

— А по-моему, тебе сейчас надо думать не о мертвых людях, а о том, как побыстрее управиться со своими «Коко-попсами»,[4] — тоном идеальной телевизионной мамы возразила Бекка.

После завтрака Бекка достала ингалятор. Он стал таким же привычным атрибутом жизни Холли, как ее куклы и прочие игрушки. Ингалятор имел удобный загубник, позволявший девочке быстрее и лучше вдыхать лекарство. Холли эта процедура даже нравилась. Она усердно вдыхала, широко раскрыв синие глаза и хлопая густыми ресницами.

Без пяти девять Бекка и Холли уже входили в вестибюль Губэйской международной школы. Казалось, здесь собрались дети из всех уголков планеты. Холли и хотела идти в класс, и боялась. Она крепко вцепилась в ремень материнских джинсов. Но тут к ней подошла крепенькая девчушка примерно того же возраста (вероятно, японка или кореянка), взяла ее за руку и повела в класс, где учительница из Австралии записывала имена новеньких. Теперь уже Бекке не захотелось расставаться с дочерью.

Матери обнимали детей, целовали их и уходили. Часть женщин была в деловых костюмах, кто-то был одет по-спортивному и, вероятно, собирался в гимнастический зал, но все относились к ежедневному ритуалу прощания с какой-то забавной торжественностью.

«Китайские церемонии», — мысленно усмехнулась Бекка.

Вестибюль опустел. Осталась лишь улыбающаяся женщина с коляской, в которой дремал малыш. Она была матерью девочки, взявшей шефство над Холли.

— Как же, первый день, — с американским акцентом произнесла женщина. — Тяжеловато, правда?

— Сами знаете, каково им, — улыбнулась Бекка. — Подбородок дрожит. Губу закусываешь, чтобы не разреветься. А тут еще надо делать вид, что ты — смелая девочка. По правде сказать, мне тоже не легче.

Женщина засмеялась и протянула Бекке руку.

— Киоко Смит, — представилась она.

Бекка пожала ей руку. Киоко тут же выложила, что родилась в Иокогаме, там же получила юридическое образование, но работать не пришлось, поскольку она вышла замуж за поверенного из Нью-Йорка. В Шанхае они уже почти два года. В ответ Бекка рассказала японке, что была журналисткой, но сейчас занимается дочерью, замужем тоже за юристом, которого зовут Билл, и что их семья прилетела в Шанхай два дня назад.

— Может, нам где-нибудь выпить по чашечке кофе? — предложила Бекка.

— Давайте лучше завтра, — ответила Киоко. — Сейчас мне нужно бежать.

— Мне, в общем-то, тоже, — призналась Бекка. — В новой квартире куча дел.

— Таков Шанхай, — снова улыбнулась японка. — Всем постоянно нужно бежать туда, где их ждет куча дел.

Однако на самом деле Бекка не слишком спешила в новую квартиру. Она неторопливо зашагала к «Райскому кварталу» и по пути позвонила Биллу на мобильный.

— Наша малышка держалась молодцом? — спросил Билл.

Чувствовалось, что он в кабинете не один. Бекка понимала, муж тоже волнуется за Холли, но… Настоящий профессионал не тащит семейные дела с собой на работу. Особенно в первый день.

— Все в порядке. Никаких слез, — с напускной веселостью ответила Бекка.

Хорошо, что муж сейчас не видел ее лица.

— Не волнуйся, Бекки. Она быстро войдет в колею, — таким же нарочито бодрым голосом произнес Билл, который великолепно понимал истинные чувства жены. — Холли полезно находиться со сверстниками. Согласись, рано или поздно нам все равно пришлось бы отдать ее в школу.

Билл молчал. Молчала и Бекка, не делая попыток заполнить паузу какими-нибудь малозначащими словами. К горлу подступали слезы, и она злилась на себя. Раскисла, словно клуша-домохозяйка!

— Ты не волнуйся. Все будет замечательно, — дежурно успокоил Билл. — Я тебе потом позвоню.

Бекка не ответила. А может, они все-таки поторопились? Холли всего четыре. Побыла бы еще годик дома.

— Успехов тебе на новом месте, — наконец выдавила она, возвращая мужа в стихию бизнеса.

Мысль вернуться домой и заняться распаковкой коробок показалась Бекке невыносимой. Только не сейчас. Поймав такси, она попросила отвезти ее в Синьтяньди. Они с Биллом много говорили об этом месте, разглядывая картинки в путеводителе. Там утверждалось, что Синьтяньди (в переводе с китайского «Новый Свет») — идеальное место, где одновременно можно познакомиться и с шанхайской стариной, и с впечатляющим современным обликом города. Сначала туда. Квартира подождет.

«Неожиданно повеяло ветром. Это был не порыв, а дуновение: теплое и несущее с собой разнообразные запахи. Мой первый вечер на Востоке пах неведомыми цветами и ароматическим деревом. Такое не забудешь. Эти запахи, будто чары, заворожили и поработили меня, а ветер нашептывал мне в уши, обещая таинственные наслаждения».

Бекка сидела за столиком возле окна, поглядывала на Синьтяньди, наслаждаясь кофе-латте и романом Джозефа Конрада. Как и ему, ей хотелось ощутить дуновение Востока, неповторимые и таинственные запахи этой земли.

Выйдя из кафе, Бекка свернула на улочку Хуанпи и дошла до неприметного здания. Когда-то здесь проводила свой первый съезд китайская компартия. Теперь в этом доме, естественно, был музей. Билет стоил всего три RMB.[5] Бекка попыталась было перевести эту смехотворную сумму в фунты, но не смогла.