Ирвин Шоу - Богач, бедняк. Нищий, вор.

— На латыни, — ответил Том. — В переводе это означает — дерьмо.

Какое глубокое знание иностранных языков! — покачал головой Клод.

— Глянь-ка вон туда, — сказал Том. — Видишь того солдата с девчонкой?

Через несколько рядов от них сидел в обнимку с девушкой какой-то солдат. Народу в зале было мало, и места вокруг парочки пустовали. Клод нахмурился.

— Он слишком здоровый. Посмотри, какая у него шея.

— Генерал, мы атакуем на заре, — торжественно произнес Том.

— Загремишь в больницу, — предупредил Клод.

— Хочешь на спор? — Том снял ноги со спинки кресла, встал и двинулся по проходу между рядами. Ноги в кедах бесшумно ступали по ветхому ковру, покрывавшему пол «Казино». Клод, долговязый парень с худыми руками-палками, острой беличьей мордочкой, длинным носом и мягкими влажными губами, неуверенно пошел следом. Он был близорук, и очки отнюдь не украшали его. Хитрый интриган, всегда действовавший исподтишка, он умел выходить сухим из воды, не уступая в изворотливости ловким адвокатам крупных корпораций. Он неизменно был одет в темный костюм с темным галстуком. Легкая сутулость придавала ему сходство с литератором, двигался он как-то виновато, неловко ставя ноги, и вообще производил впечатление обыкновенного тихони. Его недюжинная изобретательность в основном проявлялась в хулиганских затеях. Отец Клода работал главным бухгалтером на заводе «Кирпич и черепица Бойлана», а мать, кончившая женский колледж Святой Анны, возглавляла общественную комиссию, призванную содействовать набору в армию. Положение родителей, наличие дяди-священника плюс собственная безобидная и слегка отталкивающая внешность позволяли Клоду безнаказанно осуществлять свои каверзные замыслы.

Том сел позади девушки, а Клод — позади солдата. У солдата была маленькая голова, но при этом он был высоким, широкоплечим, и его пилотка загораживала Клоду пол-экрана — приходилось вертеть шеей, чтобы хоть как-то следить за фильмом.

— Говорю тебе, он очень здоровый, — прошептал Клод. — Небось фунтов сто семьдесят весит, не меньше.

— Не дрейфь, — тоже шепотом ответил Том. — Начинай. — Голос его звучал уверенно, но он чувствовал, как у него подрагивают кончики пальцев и покалывает под мышками. Эти признаки сомнения и страха были ему знакомы и придавали еще большую остроту предвкушению удовольствия от конечной жестокой победы. — Ну, давай. Не сидеть же нам здесь всю ночь, — сердито прошептал он.

— Как скажешь. Ты командир, — ответил Клод и, подавшись вперед, тронул солдата за плечо: — Извините, сержант. Не будете ли вы так любезны снять пилотку? Мне ничего не видно.

— Я не сержант, — не оборачиваясь и не снимая пилотки, ответил солдат и продолжал тискать свою девчонку.

С минуту ребята сидели молча. Они так давно, отработали в деталях свою провокационную тактику, что не было необходимости подавать друг другу какие-либо знаки. Теперь Том в свою очередь грубо похлопал солдата по плечу:

— Мой друг вполне вежливо попросил вас снять пилотку. Вы мешаете ему смотреть фильм. Если вы не снимете пилотку, мы будем вынуждены позвать администратора.

— Вокруг полно свободных мест. Если твой друг хочет смотреть кино — пусть пересядет, — раздраженно, ерзая в кресле, ответил солдат.

— Заводится, — шепнул Том. — Жми дальше.

Клод снова дотронулся до плеча солдата:

— У меня редкая глазная болезнь. Я вижу только отсюда. Если я пересяду, у меня перед глазами все поплывет и я не отличу Эррола Флинна от Лоретты Янг.

— Сходи к окулисту, — посоветовал солдат. Девушка расхохоталась. Солдат тоже заржал, довольный своим остроумием.

— Нехорошо смеяться над чужим несчастьем, — возмутился Том.

— Особенно сейчас, когда идет война и вокруг столько героев-инвалидов, — подхватил Клод.

— Какой же вы после этого американец? — В голосе Тома зазвенели патриотические нотки. — Я вас спрашиваю: какой вы после этого американец?

— А ну валите отсюда, ребята, — обернулась к ним девушка.

— Должен вас предупредить, сэр, вы будете лично отвечать за слова вашей приятельницы, — сказал Том.

— Не обращай на них внимания, Анжела, — высоким тенором сказал солдат.

Некоторое время ребята молчали, потом Том пискливо крикнул, подражая японцу:

— Моряк, сегодня вечером твой умирай! Американский собака, сегодня вечером моя отрежет тебе…

— Попридержи свой паршивый язык, — повернул к нему голову солдат.

— Готов поспорить, он храбрее Эррола Флинна, — не унимался Том. — У него дома целый ящик медалей, но он их не носит из скромности.

Солдат разозлился по-настоящему:

— Заткнетесь вы наконец или нет? Мы пришли смотреть кино.

— А мы — потискаться. — И Том нежно потрепал Клода по щеке.

— Обними меня покрепче, дорогой, — театрально простонал Клод. — Я вся горю!

— Ну, хватит! — взорвался от возмущения солдат. — Убирайтесь отсюда!

Несколько человек в зале обернулись и зашикали.

— Мы заплатили деньги за эти места и никуда не уйдем, — заявил Том.

— Это мы еще посмотрим. Я позову билетера. — Солдат встал. Ростом он был около шести футов.

— Сядь, Сидней. Наплюй на этих сопляков, — сказала девушка.

— Я уже говорил тебе, Сидней, ты лично ответишь за слова своей приятельницы. Предупреждаю в последний раз, — сказал Том.

— Билетер! — на весь зал крикнул солдат, повернувшись лицом к последнему ряду, где под светящимся табло «Выход» одиноко дремал человек в потертой форме с позументами.

— Ш-ш-ш, — послышалось со всех сторон.

— Вот это настоящий воин! — заметил Клод. — Он уже зовет подкрепление.

— Что здесь происходит? — подходя к ним, спросил билетер, человек лет сорока с усталым, изможденным лицом. Днем он работал на мебельной фабрике, а вечерами в «Казино».

— Выведите их отсюда, — потребовал солдат. — Они ругаются в присутствии женщины.

— Я только попросил его снять пилотку, верно ведь, Том? — сказал Клод.

— Совершенно верно, — подтвердил тот. — Простая вежливая просьба. У него редкая глазная болезнь.

— Чего-чего? — озадаченно переспросил билетер.

— Если вы сейчас же не выведете их отсюда, будут неприятности, — пригрозил солдат.

— А почему бы вам, ребята, не пересесть на другое место? — спросил билетер.

— У нас свободная страна, — заявил Том. — Платишь деньги и садишься, где хочешь. Он думает, он кто? Адольф Гитлер? Тоже мне шишка! Напялил военную форму и задается! Держу пари, он ни одного японца и в глаза не видел. А теперь приперся сюда и подает плохой пример американской молодежи — у всех на виду тискает девушку. А еще в форме!

— Если вы сейчас же их не выведете, я их измордую, — глухо произнес солдат, сжимая кулаки.

— Ты оскорбил человека, я слышал собственными ушами, — сказал билетер Тому. — В нашем кинотеатре это не пройдет. Убирайся!

Теперь уже возмущался почти весь зал. Билетер нагнулся и схватил Тома за рукав. Почувствовав его сильную руку. Том понял — с этим типом связываться не стоит. Он встал:

— Идем, Клод, — и, обращаясь к билетеру, добавил: — Хорошо, мистер, мы уйдем. Мы не хотим скандала. Но вначале верните нам деньги за билеты.

— И не надейтесь.

— Я знаю свои права, — снова усаживаясь на место, заявил Том и, заглушая пушечную стрельбу на экране, звонко крикнул на весь зал: — Ну, давай, бей меня, скотина!

— Ладно-ладно, — вздохнул билетер, — отдам я вам ваши деньги, только катитесь отсюда поскорее.

Ребята поднялись. Том с улыбкой посмотрел на солдата:

— Я тебя предупреждал. Буду ждать на улице.

— Иди скажи своей мамочке, пусть сменит тебе пеленки, — ответил солдат, тяжело опускаясь в кресло.

В фойе билетер из собственного кармана выдал каждому по тридцать пять центов и взял с ребят расписки, чтобы потом предъявить их владельцу кинотеатра. Том подписался фамилией учителя алгебры, а Клод — фамилией президента банка, с которым имел дело его отец.

— И чтобы я вас больше здесь не видел! — пригрозил билетер.

— Это общественное место, — сказал Клод. — Только попробуйте не пустить! Будете отвечать перед моим отцом.

— А кто твой отец? — с беспокойством спросил билетер.

— Придет время — узнаете, — угрожающе ответил Клод.

Ребята торжественным шагом вышли из фойе. На улице они хлопнули друг друга по спине и разразились громким хохотом. До конца картины оставалось полчаса. Они зашли в соседнюю закусочную и на деньги, полученные от билетера, заказали по куску пирога и по чашке кофе. Радио за стойкой было включено, и комментатор говорил о вероятном решении верховного немецкого командования отвести войска к Альпам, чтобы стоять там насмерть.

Том слушал, недовольно скривив по-детски круглое лицо. Он ничего не имел против войны как таковой, но его тошнило от всех этих идиотских разглагольствований о самопожертвовании, идеалах и «наших храбрых ребятах».