Наталья Нестерова - О любви (сборник)

— Теперь я должен изречь: за эту оплеуху я уважаю тебя еще больше. Ну уважаю, и что? Куда ты денешь это уважение? На стенку в рамочке повесишь?

Леночка не сочла нужным ему отвечать. Она презрительно осмотрела его с ног до головы, пожала плечами и вышла, вызывающе покачивая бедрами. Следующий рабочий день они начали как ни в чем не бывало.

Петров не был влюблен в Леночку, но считал бы себя последним дураком, если бы не добивался такой красавицы.

Около восьми вечера Петров включил в кабинете телевизор и вспомнил о другом — том, который нужно вернуть соседке.

— Лен, ты еще не ушла? — нажал он кнопку переговорного устройства.

— Ушла.

— Тогда вернись. У тебя рабочий день ненормирован. Мне нужна игрушка для младенцев.

— У вас появились дети?

— Боже упаси, с ума сошла. Я своих топлю сразу по рождении.

— Почему для младенцев во множественном числе? Детский дом?

— Вроде того, два человечка.

— Близнецы?

— Верно. Сообрази что-нибудь оригинальное.

— Сто долларов, и деньги вперед.

— Ты выражаешься как продажная женщина.

— Порассуждайте на эту тему подольше, «Детский мир» закрывается через пятнадцать минут.

Если бы сосед не принес телевизор вечером, Зина бы не удивилась. Петров был существом из другой жизни, где благоухают одеколонами, ходят на работу и в рестораны, хронически высыпаются, читают книги и смотрят кино. В той жизни — Зина из нее давно выпала — можно давать обещания и не выполнять их, забывать, опаздывать, не обращать внимания на мелочи — и трагедии не произойдет.

В Зинином мирке упусти она что-нибудь, не сделай вовремя — случится нехорошее, пострадают дети.

Не выстирала она пеленки — не во что их переодеть, не искупала — появились опрелости. Стрелки часов строго контролировали ее обязанности и за нарушение режима карали дополнительной работой и лишением сна.

Кроме того, телевизор она смотрела редко. Если выдавалось время, включала его, но через три минуты засыпала, то же самое происходило с книгами: полстраницы — и задремала.

Петров телевизор принес. И вместе с ним большую яркую коробку.

Зина была одета в застиранный ситцевый халатик.

— Дырка на рукаве, — вежливо указал ей Петров. — О, теперь я вспомнил, что действительно был у вас.

«Он решит, что я неряха, вечно в прорехах, — подумала Зина. — Ну и пусть, плевать, у меня времени на себя нет».

— Что это? — Она указала на коробку.

— Подарок.

— Мне не нужны никакие подарки.

— Вам, — Петров мысленно вставил «такой неряхе», — я бы не стал делать подарки. Это Ване и Сане.

— Все равно.

— Все равно мы посмотрим, что придумали братья-капиталисты. — Петров распечатал коробку и начал вынимать из нее пластиковые детали.

Он провозился полчаса, собирая конструкцию.

Зина невольно включилась и стала ему помогать.

Игрушка напоминала по форме люстру, с которой свешивались на веревочках забавные маленькие зверьки. Люстра вращалась каруселью, тихо играла музыка, и в круговых движениях фигурок было что-то завораживающее. Разноцветных зверюшек на карусели можно было менять, специальный пульт регулировал скорость вращения и громкость музыки.

— Здорово! — признала Зина.

— Ничего подобного не видел, — согласился Петров. — Во времена моего младенчества такого не было.

— Спасибо. Мне жутко неловко, это, наверное, стоит кучу денег.

— Наверное, но мне досталось бесплатно, подарил зарубежный партнер.

«Зачем я это? — Петров удивился своему вранью, но быстро нашел ему объяснение: — Не хочу, чтобы она расценила игрушку как знак особой доверительности и протоптала дорожку к моей квартире со своими проблемами. Или благородный вариант: избавил ее от неловкой признательности».

— Он решил, что у меня есть дети. Зина, я похож на человека, у которого есть дети?

— Нет, — не задумываясь, ответила Зина.

— Теперь надо установить эту штуку над кроваткой, — сказал он. — Сами справитесь или помочь?

— Справлюсь, — сказала Зина, но лицо ее изображало большое сомнение.

— Ладно уж, — усмехнулся Петров, — пошли доведем до конца.

В спальне они склонились над малышами.

— Кто сегодня Ваня? — спросил Петров.

Теперь Зина не обиделась на вопрос.

— Они же совершенно разные, — тихо проговорила она — Посмотрите: у Сани личико шире, носик более вздернутый и бровки повыше. А у Вани губки пухленькие. Видите?

— Вижу, — опять соврал Петров, — очень отличаются. Не хотите переложить их на диван? Я боюсь разбудить.

Зина переносила детей и думала о том, что сосед вовсе не толстяк, как ей показалось вначале. Просто широкий, коренастый. Похоже, очень сильный. Здоровяк, кирпичи о макушку, наверное, разбивает. У него очень подвижное лицо, каждую фразу сопровождает новой гримасой. Писать портреты таких людей — мучение для художника.

«Девица невзрачная только на первый взгляд, — рассуждал Петров, прилаживая кронштейн к кровати. — Вполне милая усталая мордашка. Только веет от нее тупым равнодушием к себе. Давно подобного не встречал. Женщина с выключенными глазами. Хотя если Таисию или Леночку заставить вот так одной кувыркаться, еще неизвестно, как бы они выглядели. Кстати, почему одной? Где доблестный отец-производитель?»

— Зина, вы не замужем?

— Почему? Замужем, конечно. Игорь офицер, подводник, сейчас в плавании, еще два месяца его не будет.

— К тому же слепой и глухой?

— Что? — Зина удивленно округлила глаза.

— Не знаете такой шутки? Идеальный муж слепой, глухой и капитан дальнего плавания.

Зина пожала плечами.

С юмором у нее явно нелады, решил Петров. «Понимаю этого капитана, — думал он, — мне бы на его месте тоже захотелось лечь на дно. И правильно я всю жизнь чурался брачных пут. Ходить среди пеленок, слышать вопли, видеть полутень вместо женщины — кошмар. Хотя бросить вот так любимого человека? Не знаю. Их дела».

— Жалованье военным не задерживают? — спросил Петров.

— Нет, все в порядке, — соврала в свою очередь Зина. — Вы карусель пока не вешайте, а то мальчики не заснут. Я утром сама доделаю. Еще раз спасибо.

Выходя из ее квартиры, ныряя под пеленками, Петров вежливо предложил:

— Если что-нибудь понадобится, приходите. Правда, я поздно возвращаюсь.

— Спасибо, мне сестра и бабушка помогают, справляемся.

Сестра Зины Валентина училась на втором курсе юридической академии на вечернем отделении, днем работала в прокуратуре делопроизводителем.

Пять лет назад, после гибели родителей, в большую трехкомнатную квартиру на Чистых прудах к внучкам переехала бабушка Оля. Последнее время она много болела. Поэтому перед рождением близнецов решили, что Вале с бабулей лучше жить в бабушкиной однокомнатной.

Валя очень любила старшую сестру, обожала племянников, но уделять им много времени не могла. Она разрывалась между работой, учебой и бабушкой, которая уже редко вставала с постели. Зина понимала, что у сестры, по сути, тоже появился на руках ребенок и его надо было кормить, купать, лечить, развлекать беседами. И если Зина в награду за свои усилия получала радость от общения с растущими сыновьями, то Валя видела только, как тает дорогой человек.

Иногда Зина мечтала о том, как жили бы они с мамой и папой, не случись той авиакатастрофы. И в счастливую повесть, которую она мысленно сочиняла, почему-то трудно было втиснуть ее бурный роман в Севастополе с курсантом Игорем, беременность и скоротечное замужество. А вот Ваня и Саня вписывались хорошо. Мама и папа не могли нарадоваться внукам и брали на себя большинство забот.

Только после рождения сыновей Зину перестали мучить ночные кошмары, когда она слышала зовущий голос мамы: «Доченька!» — или папин: «Зинка-корзинка!». Впрочем, теперь она вообще редко видела сны.

В Нью-Йорке Петров купил подарки Ване и Сане не потому, что помнил о них или хотел сделать приятное Зине. Он как раз напрочь забыл о соседях: не сталкивался с ними почти два месяца, плача за стеной не слышал, так как имел обыкновение включать музыку сразу по прибытии домой и утром, едва проснувшись.

Потапыч, Миша Потапов, приятель и коллега, с которым Петров поехал в командировку, недавно стал дедом. Свою дочь, как говорил Петров, Потапыч родил в детском саду и там же оставил на попечение государства. Она пошла по стопам родителей и в девятнадцать лет родила девочку. Сорокалетний Потапыч и его жена весь неизрасходованный родительский запас обрушили на внучку Анечку, которую им с удовольствием подсунули молодые.

В большом универсальном магазине они бродили три часа, и Потапыч скупал товары для своей любимицы в таких количествах, что на таможне, уверял Петров, их примут за челноков.