Ален Роб-Грийе - Проект революции в Нью-Йорке

Дабы приступить к вырыванию ногтей, а затем сосков, в соответствии с официальными предписаниями, мне нужно сходить за кусачками, что представляет собой гораздо более сложную задачу в сравнении с теми, что мне приходилось решать до сих пор. В самом деле, я не могу добраться до орудия пытки по какой бы то ни было из диагоналей (самому удобному пути, поскольку большее расстояние преодолевается меньшим количеством клеточек), равно как и по продольной линии, что также вполне допустимо, хотя не дает столь ощутимого преимущества. Итак, мне следует совместить движение по прямой с последующим отклонением по диагонали, причем последняя займет основную часть пути — тогда удастся обойтись минимальным в данном случае количеством клеточек. Чтобы выбрать оптимальный маршрут, я произвожу мысленные расчеты, но несколько раз ошибаюсь, поскольку для правильного подсчета клеточек имеющегося освещения явно недостаточно — в частности, особое беспокойство вызывают участки, где растет самая высокая трава.

Наконец, я делаю выбор в пользу весьма многообещающей геометрической линии… Увы, вскоре я убеждаюсь, что просчитался самым грубым образом; в последний момент мне удается исправить оплошность; я нахожу, возможно, не самый лучший выход, но он позволяет справиться с затруднительным положением при помощи минимальных затрат. Однако через несколько клеточек, пройденных, как всегда, мелкими шажками по двадцать пять-тридцать сантиметров, чтобы не попасть в щель между ними, куда нельзя ставить ногу, я с тревогой убеждаюсь, что оказался совсем далеко от цели, которую, впрочем, довольно плохо вижу посреди зарослей — и они кажутся мне гораздо выше, чем несколько мгновений назад. Я двигаюсь в избранном направлении, полагая его более или менее верным, и вдруг натыкаюсь на белый Бьюик без колес, чей очень низкий кузов был [скрыт от меня колючим кустарником.

Теперь уже невозможно делать вид, будто я попал сюда осознанно, а потому мне приходится задержаться здесь, дабы сосчитать до тысячи, ибо подобная ошибка, безусловно, заслуживает наказания. Этого времени вполне достаточно, чтобы я мог рассмотреть юную парочку в джинсах и куртках из искусственной кожи: несмотря на сходную одежду, не составляет труда различить мальчика лет четырнадцати (на его нагрудном кармане изображена перевернутая буква М) и девочку чуть постарше (на которой нет никакого нижнего белья, В чем позволяет убедиться широко раскрытая на груди, равно как и на животе, молния); расположившись на комфортабельном заднем сидении, они целуются, не замечая ничего вокруг.

Полностью расквитавшись за свою оплошность, я резко сворачиваю, чтобы продолжить путь — как мне кажется, в правильном направлении — но оказываюсь, напротив, в очень темном месте, где вскоре перед мной возникает одна из голубых дверей… Надеясь поправить дело, я распахиваю ее, и только когда деревянная створка с глухим ударом захлопывается за мной, сознаю, что ошибся вновь — я стою посреди широкой пустой улицы, в ярком голубоватом свете электрических фонарей. Справа от меня, в нескольких шагах, старый лысый слесарь, наклонившись к изображению моей двери, пытается разглядеть, что происходит внутри через отверстие, проделанное моим ключом. Видимо, он хочет понять причину душераздирающих криков, доносящихся из-за забора и привлекших его внимание своей необычностью даже для этого района. И глазам его предстает зрелище, в самом деле поразительное: в проеме двери, выкрашенной в ослепительно голубой цвет, расположенной, судя по всему, в самом конце какого-то коридора, посреди живых зарослей, где преобладают колючий кустарник и крапива, видна совершенно голая женщина, сидящая разворотом в три четверти на стальном полотне пилы с очень острыми зубьями, широко расставив ноги, притянутые цепями к двум кольцам, которые удерживает ступни на высоте примерно двадцати сантиметров от булыжного покрытия. Сама поза осужденной на пыточном станке (руки связаны за спиной, поясница изогнута, отливающие золотом рыжие волосы откинуты назад, благодаря наклону красивой кукольной головки) подчеркивает все ее прелести: безупречную линию шеи, стройность талии, изумительную завершенность пышных форм, ослепительный блеск кожи.

Жертва, все еще продолжая очаровательно подергиваться, хотя силы уже оставляют ее, кровоточит в шести местах, изуродованных пыткой: кровь сочится с пальцев ног, обработанных с особым тщанием, с двух упругих молочно-белых куполов груди, оставшихся нетронутыми, но расчерченных тонкой сеточкой струек, льющихся из вырванных сосков и стекающих вниз к пупку и бедрам; наконец, из промежности, куда все глубже проникают зубья пилы при каждом конвульсивном движении девушки, которой, видимо, предварительно обрили лобок или же выжгли волосы в паху. Из этой последней раны кровь течет столь обильно, что забрызгала липкими пятнами опаловую поверхность живота, обагрила Венерину впадину и внутреннюю часть бедер, дойдя до колен и образовав, в конце концов, продолговатую лужицу на гранитном булыжнике. Что же касается шестой кровоточащей точки, упомянутой только что, она находится сзади и в силу этого не попадает в поле зрения слесаря-соглядатая. Но зато ему удается разглядеть в глубине комнаты большую медную кровать с измятыми и скомканными простынями.

Маленький человечек положил сумку с инструментами на верхнюю ступеньку узкого крыльца. Свой велосипед он прислонил к стене с левой стороны. Я уже рассказывал, как этот честный рабочий, разглядев, наконец, что происходит внутри, кинулся за помощью. Побежав направо, что было отмечено стоящим на посту Бен Саидом, он вскоре столкнулся с безобидным прохожим: это был не кто иной как Н.Г.Браун, связной, получивший от Фрэнка задание наблюдать за человеком в черном прорезиненном плаще и в мягкой шляпе с измятыми полями, который продолжает караулить под моими окнами. Браун, выйдя из „Старого Джо“, отправился бродить по городу без видимой цели, но, благодаря свойственному ему профессиональному отношению к делу, сам того не замечая, оказался в западной части Гринвича. Поскольку шел он с костюмированного бала, где находился, разумеется, на задании, то одет был соответствующим образом — в очень строгий черный смокинг и вечернюю сорочку. Равным образом, на лице у него так и осталась маска из тонкой кожи цвета сажи с пятью отверстиями: узкая щель для рта, две круглых дырочки для ноздрей и овальные прорези побольше для глаз.

Не задерживаясь на этих деталях и едва заметив их по причине своей близорукости, слесарь, которому в любом случае внушают доверие высокий рост и крепкое сложение незнакомца, увлекает его за собой, бормоча скороговоркой что-то невнятное, к дому, чье местоположение определяет без труда по велосипеду и ящику с инструментами, оставленными у порога. Здесь он быстро отпирает отмычкой и распахивает тяжелую дверь из искусственного дуба с вышедшей из моды железной решеткой. Оказавшись в плохо освещенном коридоре, он осмотрительно держится за спиной своего спутника, а Браун, между тем, уже начинает понимать, в чем дело. Однако маленький лысый человек не видит больше в коридоре никаких следов той поразительной сцены, за которой только что наблюдал в замочную скважину. Ему не сразу удается понять, что хирург в белом халате и лежащая перед ним в конусе яркого света молодая пациентка без признаков жизни в реальности находятся гораздо дальше, чем он себе представлял. Близорукость часто подводит его подобным образом: сцена, увиденная им в зеркале, разворачивается в другом конце коридора, в глубине библиотеки, чья дверь, как обычно, настежь раскрыта.

Теперь же ему заслоняет обзор массивная фигура Брауна, который сразу же понял, где происходит действие: его неподвижный силуэт в черном костюме заполняет собой почти весь дверной проем. Маленькому человечку приходится нагнуться, чтобы заглянуть в щель между дверной рамой и приталенным смокингом. Будучи в этой истории персонажем посторонним, он не может идентифицировать личность доктора Моргана, которого Браун, напротив, узнает с первого взгляда. Зато слесарю, если учесть его позицию, гораздо удобнее изучать обнаженное тело жертвы, ее янтарную кожу, мясистый лобок, равно как следить за предстоящей жестокой операцией — о ней я сейчас расскажу.

— А нужно ли это? Я уже отмечал вашу явную склонность излишне выпячивать эротический аспект описываемых сцен.

— Все зависит от того, что вы называете „излишним“. Со своей стороны, полагаю, напротив, что воздерживаюсь от многих деталей, способных вызвать подобные подозрения. Учтите, что я не счел нужным подробно описывать коллективное изнасилование маленькой девочки, схваченной в поезде-экспрессе метрополитена благодаря пособничеству Бен Саида, или же изощренную пытку по вырыванию сосков у ирландки Джоан Робертсон, хотя по каждому из этих важнейших событий (вероятно, имеющих большое значение для дальнейшего развития истории) мог бы сочинить отчет из многих параграфов, точно излагая, как все это происходило. Добавлю, что я не сказал ни единого слова об участи похищенной невесты и даже не заикнулся о казни — чрезвычайно интересной с сексуальной точки зрения и свидетельствующей о необыкновенно богатом воображении рассказчика — двенадцати красивых девочек, выкраденных с церемонии конфирмации переодетым испанским кюре. Но как мне кажется, я имею право, по крайней мере, упомянуть, что все они были распяты различным образом: самая юная была выставлена спиной к зрителю, головой вниз, на кресте, имеющем форму буквы W, так что ее очаровательные ягодицы — оставшиеся нетронутыми, в отличие от оскверненных пыткой девственного влагалища и едва оформившейся груди возвышались над алтарем.