Ё. Хэмми - Теплая вода под красным мостом

С появлением господина Миками самые большие изменения произошли с Кастро. Возможно, благодаря цикадам и искусственному газону он окреп, к нему вернулся аппетит; птица поправилась настолько, что Асаги даже пошутила, что «надо бы приготовить из Кастро “утку по-пекински” и съесть». После того, как господин Миками добавил в аквариум солянокислого хинина, золотая рыбка избавилась от белых точек и стала плавать уже не боком, а так, как положено — спинным плавником вверх.

Наряду с уткой и рыбкой метаморфозам подверглись и наши растения. Если раньше они были покрыты пылью и засыхали, то теперь принялись жадно тянуться вверх, словно желая получить ещё какую-нибудь подпитку — не то листья, не то стебли. Зелень стала более богатой, насыщенной; казалось, что растения слегка шевелят своими щупальцами.

Господин Миками стал захаживать в дом и в моё отсутствие. Таким образом, он общался с тремя женщинами чаще, чем со мной, и, следовательно, у них появилась возможность узнать побольше об этом человеке.

Раньше он жил в Токио и работал ветеринаром. Был женат, потом развёлся, выплатив жене довольно большие деньги; причём, сделал это не по её требованию, а добровольно. Кажется, до сих пор любит бывшую жену. Детей не имеет. Сейчас будто бы служит в какой-то компании в Иокогаме, занимаются вопросами водоснабжения. Любит традиционное японское печенье. К этим сведениям о господине Миками Асаги с некоторым недовольством присовокупила: «Он всё никак не пригласит к себе в гости, — а живет он в многоквартирном доме недалеко от парка».

Учитывая, что часть этих сведений жена почерпнула не от самого господина Миками, а от окрестных домохозяек, принимать всё на веру было бы глупо. Но, несмотря на то, что мы узнавали всё больше, понятнее мне господин Миками не становился. Речь не только о его внешнем виде. Кажется, что весь он какой-то бесплотный. Когда он торчал на крыше, у меня было такое чувство, что ветер продувает его насквозь. Тогда я подумал… правда, я тут же отмел эту мысль, но всё же — я подумал, что он как «мнимая единица, число i»: попробуй возвести её в квадрат — получишь отрицательную величину. Я отмел эту мысль потому, что тогда получалась, что мы четверо, в отличие от господина Миками — действительные числа. Так ли это? Я не мог сказать такое с уверенностью.

Господин Миками и после этого, словно вихрь, раза два в неделю залетал к нам в дом, мыл селезня, менял воду в цветочной вазе, протирал растения. Кошка Нэкос всё не возвращалась. В то время я полагал, что в нашем доме не происходит никаких кардинальных перемен. Но если посмотреть на ситуацию более внимательно, то можно было сказать, что зона гигиены или, скажем, зона чистоты в нашем доме постепенно расширялась.

Однажды господин Миками явился с бутылкой растворителя и наждачной бумагой. Он спросил, можно ли удалить надпись со стены дома. Тут меня что-то зацепило, но я не придумал веского повода для отказа. Я только спросил сам себя — а хорошо ли заставлять человека идти на такие жертвы?

Под действием растворителя толстый слой краски надписи «RUBBISH», стекал по стене дома, как розовые слёзы. Но цементный сайдинг, похоже, очень глубоко впитал в себя краску, и поэтому буквы, хоть и утратили прежнюю яркость, всё равно читались без труда. Мы с господином Миками всё тёрли и тёрли буквы наждачной бумагой, но слово не исчезало, словно проникло до самой сердцевины дома.

Господин Миками грустно усмехнулся:

— Не получается. Просто напасть. Какой-то розовый ужас.

Я подумал, что слово «RUBBISH» стало своеобразным ярлыком нашего дома. Но не стал говорить об этом господину Миками.

Семь букв, образовавших слово «RUBBISH», утратили прежнюю неоновую яркость, и стали едва заметными. Их можно было принять за тонкие красные кровеносные сосуды. И всё же слово RUBBISH оставалось на доме, вроде невыводимого родимого пятна.

Теперь при появлении господина Миками я первым делом смотрел на его руки — что он принес на сей раз, а стало быть, какие кардинальные перемены ждут нас теперь.

Господин Миками с радостным видом стоял в дверях нашего дома, в руках у него были два предмета Т-образной формы с ручками, хлопчатобумажные перчатки, резиновые перчатки и что-то ещё.

Он пояснил:

— Это резиновая швабра для мытья окон.

А затем, даже не дожидаясь моего разрешения, приступил к работе.

Наши окна не мылись уже почти три года. Во всё окна были вставлены прозрачные стёкла, но за три года они покрылись таким слоем грязи, что стали походить на тонированные. Через кухонное окно, выходившее на дорогу, практически не было видно ничего.

Сначала жена, Аканэ и Асаги, услышав относящиеся к уборке слова «мытьё и протирка», дружно округлили глаза, но господин Миками, к которому мы уже успели проникнуться полным доверием, в мгновение ока на собственном примере показал им, что нужно делать, и вся команда, не успев даже задуматься о глубоко специфичных проблемах нашей семьи, пришла в движение.

Господин Миками втолковывал:

— Средство для мытья окон изготовлено на силиконовом масле, эффект очень быстрый, это чрезвычайно удобно, но после этого нельзя мыть окна водой, да и стекла пачкаются быстро. Следовательно, прежде всего нужно промыть стёкла водой, а потом с помощью пульверизатора обрызгать их раствором моющего порошка в тёплой воде; после этого поверхность стёкол протирается с помощью вот этих резиновых приспособлений.

Смысл его тирады состоял в том, что по причине сверхзагрязнённости наших окон сразу пускать в дело средство для мытья нельзя. Но прямо об этом сказано не было. Господин Миками словно избегал таких слов, как «уборка и наведение порядка».

А вот мне предстояло заняться жалюзи. Господин Миками прямо-таки ошеломлял меня блестящими идеями. Теперь он велел мне надеть розовые резиновые перчатки, потом хлопчатобумажные.

Руководитель работ продолжал разъяснять:

— Если работать в перчатках, то моющее средство не разъест руки. Опустите жалюзи, смочите одну хлопчатобумажную перчатку в моющем растворе, вторую — просто в теплой воде — и протирайте жалюзи, полоска за полоской, слева направо. Это очень удобно.

Препоручив нам стёкла и жалюзи, сам господин Миками взял пылесос и принялся за решетчатую дверь, всё ячейки которой оказались забиты пылью. Он пользовался не только пылесосом: с помощью старых газет стер пыль и грязь с обратной стороны двери, а потом с помощью двух губок тщательно протёр решётку с обеих сторон.

Пока мы своими неумелыми руками пытались справиться с оконными стёклами и жалюзи, господин Миками уже управился с решёткой. Едва закончив эту работу, он сразу же принялся за кухонный вентилятор, который, несмотря на наросший слой масляной грязи толщиной в несколько сантиметров, к нашему удивлению, всё-таки был ещё способен вращаться. Господин Миками обратился с вопросом к жене, которая в это время терла кухонное окно:

— Ау вас нет «Мэджик клин?» Ну тогда аммония? Нет… Хорошо, тогда я ненадолго отойду.

Господин Миками пулей выскочил на улицу и вскоре так же стремительно влетел обратно, держа в руках коробку с «Мэджик клин» До меня донеслись голоса жены и господина Миками.

— У вас раковина забита посудой, я помою. Раковина нам понадобится.

В раковине было столько посуды, кастрюль, очистков от овощей, что там, казалось, вообще изначально не было никакой раковины, а просто на полке навалена груда мусора.

— Мне стыдно!

Господи, что у неё с голосом?! Я никогда не слышал у неё такого голоса. От звука этого голоса корка, покрывавшая мою душу, дала трещину. Жене действительно было страшно стыдно. В этом вопле души, исторгнутом из глубины её существа, присутствовала некая нотка восторга.

Опять голос господина Миками:

— Я хочу промыть в раковине при помощи «Мэджик клин» лопасти вентилятора. Я сейчас это сделаю. Кладем его вот сюда… Вот так…

Услышав первое в жизни признание моей жены в том, что ей стыдно, господин Миками тактично постарался свернуть разговор в другое русло. Вслед за этим послышалось легкое позвякивание фарфоровых чашек, журчание воды, постукивание друг о друга керамических изделий, свист господина Миками, женский смех, кряканье селезня… Всё это лилось плавно и гладко.

Что здесь, собственно, происходит? Я посмотрел на свои руки, огромные как у гориллы, оттого, что на них были надеты резиновые, а сверху ещё и хлопчатобумажные перчатки, и снова поразился. Что это я делаю? Руки в резиновых перчатках взмокли от пота.

Наш ли это дом?!

Оконные стёкла отдраены до такого блеска, что на них не удержался бы даже комар или муха, через решетчатую дверь теперь можно легко разглядеть буквально каждый листочек на возвышающейся над забором сакуре. Бежевые жалюзи в моих руках заблестели как новенькие. Кухонный вентилятор впервые на моей памяти явил исконный серый цвет без единого пятнышка. Я посмотрел на отмытый вентилятор. Раньше его лопасти не казались мне такими изящно изогнутыми. Сколько месяцев назад я видел сияющие бока раковины из нержавеющей стали? Со стен духовки он удалил нагар чёрного как деготь цвета. Достав из кладовки проволочную щётку и шило, он аккуратно прочистил отверстия газовых горелок. Он добрался даже до крышки плиты и подставки для чайника. Похоже, теперь он знал, что лежит у нас в кладовке лучше, чем я.