Владимир Козлов - Политика

Мама заглянула в комнату.

– Андрюша, ты не проводишь Ирочку? А то мы сегодня с ней засиделись… Только до трамвая…

– Не надо, Мария Петровна, я сама.

– Обязательно проводит. И разговоров не может быть.

Я встал с дивана и вышел в прихожую. Ира сказала «Здравствуйте» – мы с ней сегодня еще не виделись. Я кивнул в ответ и стал натягивать кроссовки.

Мы вышли из подъезда. Ира шла чуть спереди – в темно-синих джинсах и коричневой курточке, с черной кожаной сумкой и пакетом с тетрадками и учебниками. Бабки на лавке посмотрели на нас. Я отвернулся.

Ира сказала:

– Мне ваша мама много о вас рассказала…

– Когда она успевала? Вы же все время говорите, говорите, говорите…

Ира улыбнулась.

– Ну, в перерывах, когда пили кофе… И она все время заговаривала о вас. Что вы – талантливый человек, но в жизни вам не повезло.

– Это она так думает…

– А вы считаете по-другому?

– Я не считаю, что мне не повезло. Каждый живет свою жизнь… Понимаю, маму это расстраивает, и я этого не хочу, я люблю ее, но…

– И вы не отказались бы от своего образа жизни, чтобы сделать счастливым одного человека на свете – вашу маму?

Мы вышли к улице Пролетариев. По ней катились машины, гуляли компании парней и девчонок.

Ира сказала:

– Знаете, я больше всего на свете не люблю однообразие. Мне хочется, чтобы что-то постоянно менялось, но ведь все и так меняется, ничто не стоит на месте, не правда ли? В нашей жизни появляются новые люди, мы путешествуем, переходим на другую работу…

Прогремел трамвай в сторону кольца. Мы перешли пути и подошли к остановке.

Ира сказала:

– А можно вам вопрос задать? Глупый-глупый?

– Задавайте, конечно.

– А сами вы счастливы?

– Иногда. Счастья не может и не должно быть много. Но мне нравится моя жизнь.

– Это такой нон-конформизм?

– Можно и так сказать. На самом деле, я просто не попал в эту струю. Фальшиво, все строится на обмане. Ценности – деньги и то, что на них можно купить. Я не хочу в этом участвовать.

Подъехал трамвай в сторону центра. Ира серьезно посмотрела на меня и сказала:

– Спасибо, что проводили. И спасибо за беседу. Мне было правда очень интересно.

– И мне тоже. До свидания.

– До свидания.

Она поднялась по ступенькам. Двери закрылись. Трамвай отошел.

Я выхожу из общаги – черные джинсы, кожаная куртка, бело-красно-белый платок на шее. Сегодня – демонстрация против Лукашенко. Иду один – соседи по комнате динамят мероприятие. Валяются на кроватях и плюют в потолок, потому что денег на водку нет. Козлы.

Навстречу – скучный задроченный народ. Им нет дела ни до политики, ни до всего остального. Только бы купить кусок колбасы, сожрать и засесть на весь вечер у телевизора, смотреть тупые сериалы. Мне их не жалко.

Сбор на площади Якуба Коласа. Издалека вижу толпу и бело-красно-белые флаги. Узнаю чуваков с факультета МО, здороваюсь. Мы стоим, курим, ждем, пока подтянутся еще люди.

Впереди кто-то дает команду – вперед. Идем по тротуару к оперному театру – там разрешено провести митинг. По проезжей части нельзя – вдоль тротуара стоят ОМОНовцы, ждут, чтобы кто-нибудь отбился от колонны. Не дай бог – отволокут во дворы и отобьют почки.

Со мной в колонне – чуваки с других факультетов, наших сегодня нет вообще. Мы орем: «Ганьба», «Луку за краты» и «Жыве Беларусь». Прохожие косо смотрят на нас: мы им мешаем идти по своим поганым делам, им приходится прижиматься к домам, пропускать нас.

Народу мало – максимум тысяча. Подойдут еще прямо на митинг, но мало. Такой колонной особо не погудишь. Собрать бы тысяч десять-пятнадцать, тогда ни ОМОН, ни менты ничего бы не сделали. Хоть на Администрацию президента иди.

Подходим к оперному. Там около сотни наших с флагами и плакатами «Жыве Беларусь», но еще больше ментов и ОМОНовцев. Откуда они только берутся? Как с мафией воевать, так их нет, а как оппозицию давить – все тут как тут. В автобусах – тоже ОМОНовцы. Сидят, ждут, играют в карты, смотрят в окна на нас.

Митинг начинается. Возле нас бегает журналистка – она была на прошлом митинге, и я ее раза два по «ящику» видел. Кричала что-то про демократию и свободу слова. Лет тридцать, одета по фирме.

Два мента, майор и старлей, смотрят на журналистку. Майор говорит:

– И эта опять здесь… Чмошная, бля, вафлями закиданная. Каждый раз ждет момент, чтоб залупнуться. Думает, сука, что если журналюга, то не тронем. Раз заволокли в автобус, дали пизды. Потом, правда, вони столько было – свобода слова, пресса, хуе-мое. Еле отбрехались.

– Она замужем?

– Какое там замужем? Развелась. С такой сукой ни один мужик жить не будет.

– Да, не говори ты.

Журналистка подходит ко мне.

– Добрый день. Светлана Рябова, газета «Минский курьер». Можно задать несколько вопросов?

– Да, конечно.

Она достает из сумки диктофон, сует мне под нос, жмет на кнопку.

– Сначала представься. Как тебя зовут, где ты учишься или работаешь?

– Антонович Сергей. Учусь на третьем курсе БГУ, факультет психологии.

– Скажи, почему ты пришел на сегодняшнюю акцию?

– Ну, как почему? Чтобы выразить свой протест против политики правящего режима. Идет обнищание народа, экономика загнивает, а чиновники обогащаются.

– А насколько, по-твоему, такие уличные акции могут быть эффективны в борьбе с режимом?

– Не очень эффективны, потому что ходит мало людей. Если бы ходило больше, то власть бы нас боялась и что-нибудь делала. А так – прислали милицию и ОМОН и могут ни за что не волноваться.

– А как ты считаешь, чем объясняется низкая политическая активность молодежи, студентов?

– Ну, людей сейчас мало интересует политика. Большинству надо только денег побольше и развлекаться, а на политику им как бы… положить.

– А они что, не видят связи между политической ситуацией в стране и уровнем жизни?

– Наверное, не видят. Не знаю.

– Хорошо, спасибо.

Она выключает диктофон и уходит. Я, вроде, все правильно сказал. Пусть бы вставила в статью. Но если газета попадет к декану… В том году выгнали троих с МО за митинги – так их сейчас в Прагу пригласили учиться. Бесплатно. Повезло парням. Чуваки с их потока говорили – им там еще и бабки платят, нормальные причем: на пиво хватает.

Митинг кончается. Главные оппозиционные политики бочком выбираются из толпы и садятся в свои тачки, чтобы отвалить, пока не началась какая-нибудь фигня. Часть народу тоже сваливает, кроме самых активных, в том числе нас, студентов. Кто-то предлагает идти на проспект и к площади Независимости. Народ стремается: по проспекту идти не разрешали, а значит менты имеют право всех свинтить. Или сразу не свинтят, а подождут, пока разойдемся, и повяжут по одному. Но это фигня. Гулять так гулять.

Нас остается сотни две. Мы беремся за руки, чтоб менты не выдергивали по одному, и идем к проспекту.

Менты идут за нами и по бокам, но молчат и никого не трогают – значит, не было приказа. Недалеко – те самые майор и старлей. Откуда-то вылазит Рябова, подваливает к майору.

– Добрый день. Светлана Рябова, газета «Минский курьер». Разрешите задать несколько вопросов?

Мент отмахивается.

– Отойди, не до тебя тут.

– Как это отойди? Как это не до меня? Как ты разговариваешь, во-первых, с женщиной, а, во вторых, с журналистом, осел?

Несколько наших останавливаются посмотреть, что будет. Я тоже. Мы подходим поближе. Остальные притормаживают, поворачивают головы.

– Иди лучше отсюда, а то счас в машину затянем – узнаешь, как права качать.

– Да ты – урод, знаешь ты это? – орет журналистка. – Ты – грязь, рвань, с тобой ни одна нормальная женщина не ляжет, ясно?

Майор замахивается на нее кулаком. Я подскакиваю и бью ему ногой по яйцам. Он приседает, остальные менты кидаются на нас. Отбиваться нечем – палок нет, и выломать тоже нечего – ни плиток, ни забора. Мы рвем во дворы. Из автобусов уже выскакивают ОМОНовцы с дубинками: дождались, наконец, своего часа. Сидели, скучали в автобусах, а сейчас можно помахать дубинкой, сломать кому-нибудь пару ребер.

На ходу вижу, как двое ментов схватили Рябову и волокут к автобусу. Она махает ногами и руками, старается в кого-нибудь попасть. Да, не повезло тетке. Но ей все равно ничего не будет – подержат полчаса и отпустят. А вот если меня повяжут, то это жопа: отобьют почки и дадут пять суток «за участие в несанкционированном митинге и сопротивление властям».

Забегаю в арку. Двор, машины, гаражи. За мной – еще несколько наших, сзади – ОМОНовцы. Прячусь за гаражами. Жутко хочется срать – от страха, само собой. За гаражом уже лежат две высохшие кучи говна. Я пристраиваюсь, чтобы в них не наступить, снимаю штаны. Будет, конечно, прикол, если ОМОНовцы заглянут за гаражи и заметят меня в таком виде.

Во дворе – шум, крики. Кого-то молотят, он орет. От моей кучи говна поднимается пар. Я вытаскиваю из кармана листовку «Беларусь у Эуропу, Лукашенка – у жопу». Мы такие брали у Саковича с пятого курса и потом разбрасывали в аудиториях. У меня осталось штук десять. Вытираю листовкой жопу, подтягиваю штаны и тихонько выглядываю из-за гаража.