Олег Верещагин - Перекрёсток двенадцати ветров

— Я знаю вас. Вы сражались с хунхузами там, внизу. Я помогла вам, потому что не люблю ни хунхузов, ни эту… отрыжку природы, — она указала на тела тварей в воде. — Можете идти через мои земли, никто не тронет вас.

— Это сон, — довольно громко, но не обидно, а зачарованно сказал Светка. — Это сон. Кто вы? Вы эльфийка? Вы Хозяйка Волков?.. Нет, не надо, не говорите… это всё равно сон…

— Рат, ты чего? — шепнул Егор, видя, что его товарищ словно окаменел, вскинув голову и как будто прислушиваясь к чему-то невнятному, слышимому только ему одному. — Рат, да что ты?! — он попытался ухватить двоюродного брата за рукав камуфляжа, но тот увернулся и пошёл к женщине, словно ступая по тонкому льду. Недовольно зарычали волки, но женщина сделала короткий жест в их сторону и спокойно ждала, пока мальчишка подойдёт к ней вплотную.

Рат поднял руки, словно собираясь молиться. Задержал их перед лицом женщины. Коснулся её волос. Развёл их в стороны. Несколько секунд смотрел в открывшееся лицо — худое, измученное, но красивое и слегка удивлённое.

— Господибожемой… — ахнула Светка. — Но они похожи!!!

Рат сломался в коленях и сполз в реку. Его руки плотно обхватили закутанные в мех ноги женщины выше колен.

— Мама, — сказал Рат. — Я тебя нашёл, мама.

Мгновение женщина смотрела в запрокинутое к ней бледное лицо мальчишки, с которого разом сошёл весь загар. Потом она закричала…

…Никто не сможет, наверное, объяснить, почему волки не тронули беспомощную женщину. Это правда, что волки иногда воспитывают человеческих детей (хотя никогда не крадут их специально с этой целью), но лишь потому, что от них ещё не пахнет человеком. Этот запах для животных — как сигнал опасности, от него или бегут, или стараются уничтожить носителя запаха.

Может быть, дело было в том, что в тот момент Елена Первакова была не в себе, а звери избегают трогать больных, инстинктивно чуя их.

Что с ней произошло — женщина до определённого момента не помнила вообще, а с того момента помнила плохо. Её воспоминания начинались в момент, когда она очнулась в луже своей крови в тайге, раненая пулями в спину, бок и голову настолько тяжело, что стрелявший в неё хунхуз закономерно посчитал её убитой. Она не забыла языка, не потеряла рефлексов и умений, но совершенно не помнила свою жизнь, как таковую. Отлёживаясь в пещере-вывортне, она и не пыталась вспомнить, потому что беспамятство не причиняло ей неудобств.

Более-менее выздоровев, она ушла дальше на запад — от места, где произошла трагедия, её гнало что-то, похожее на инстинкт. На плоскогорье Елена Первакова встретилась с волчьей стаей, как раз сбивавшейся под зиму — и стая не просто приняла её. В скором времени женщина-человек стала вожаком волков — благодаря уму, благодаря умению делать ловушки на зверя, благодаря умелым пальцам, лечившим то, что сами волки вылечить не могли.

Так продолжалось несколько лет. В рассказах забредавших в эти места таёжных охотников русская женщина превратилась в кайгука — и те, кто видел её, обильно уснащали свои рассказы невероятными подробностями. Елена Первакова никогда не делала этим людям зла, наоборот — то подкидывала пушнины, то спасала человека от обитавших в буреломах древних тварей, ненавидевших всех, кто не похож на них… но ей в голову не приходило попытаться выйти к людям. Пожалуй, она даже была уверена, что одна такая на свете, что-то вроде белого или чёрного волка. Остальные люди — и китайцы, и местные жители — не были похожи на неё, а значит, жить вместе с ними не имело смысла. Русские же в эти места не забредали, хотя до их поселений было рукой подать.

Похожих на себя людей — светлокожих, светлоглазых, рослых — она увидела первый раз совсем недавно. И долго следила за ними — не с какой-то целью, а просто забавляясь и обдумывая этот факт. Три мальчика и девочка были совсем как она, ещё одна девочка походила и на местных, и на неё. Когда этих людей обидели хунхузы, Елена Первакова помогла им и ушла в свои места, перестав интересоваться людьми и не ожидая, что они придут на её территорию. Когда же они пришли, то это её не заинтересовало, она бы и внимания второй раз не обратила… не напади на людей твари.

А потом случилось то, что случилось. Не такая уж необычная вещь, много раз происходившая во все времена у разных народов и названная «шоковой терапией». Когда незнакомый мальчишка прикоснулся к ней, а потом упал на колени, и в его голосе прозвучали боль и мольба, смешанные с надеждой — Елена Первакова пришла в себя раньше, чем поняла, что именно он ей говорит…

… — И здесь ты жила? — Рат осмотрелся, присел на шкуры, поставил рядом карабин. Женщина села рядом, тут же взяла в ладони руку сына, и тот, помедлив, привалился к её плечу, хотя сам был чуть ли не выше её и, закрыв глаза, замер.

— Это твои друзья? — с улыбкой спросила она, глядя, как остальные ребята рассаживаются вокруг, робко оглядываясь. — А это, по-моему, Оксана?

— Да, тёть Лён, — Ксанка, которой Егор помог устроиться, кивнула. — А вы ничуть не изменились…

— А ты наоборот очень изменилась… Так выросла… А ты, мальчик… — она внимательно взглянула на Егора, который сел прямо и взглянул на женщину с каким-то вызовом. — Ты не…

— Я ваш племянник, — сказал Егор, — сын брата вашего мужа…

— Это Егор, ма, — сказал Рат, не открывая глаз и потираясь щекой о плечо женщины. — А это Сашка и Светка, они тоже мои друзья… Ма, я тебе потом всё-всё расскажу подробно, всё-всё… Ма, — он вдруг открыл глаза и испуганно отстранился, — ма, а ты со мной пойдёшь домой?!

Вместо ответа женщина погладила сына по волосам и покачала головой:

— Как же ты жил без нас… без меня…

— Жил… — Рат смущённо повёл плечом. — Жил и жил. Ма-ам… — и он снова без малейшего смущения привалился к матери.

— Неужели три года прошло? — она покачала головой. — И я все три года… А Слава…

— Тёть Лён, что было, то прошло, — решительно сказала Ксанка. — Теперь всё будет хорошо.

— Да, — как эхо, откликнулась женщина, — теперь всё будет хорошо…

Волки провожали свою старшую до того места, где начался спуск с плоскогорья. Там они остановились у края, выстроившись в ряд, и женщина, остановившись, долго и печально-неотрывно смотрела на животных, глядящих вниз — казалось, что волки кланяются. Наконец Рат коснулся руки матери:

— Пошли, ма…

— Да, пошли, — она встряхнулась и улыбнулась со вздохом: — Я ведь ничего не забыла… Они все эти годы были моими друзьями и охраной… и неплохими друзьями и охраной. Мне не хочется бросать их.

— Можно их навещать, — заметил Сашка. Женщина покачала головой:

— Это не в гости съездить… Ну что ж, идёмте…

…Рат не отходил от матери, но даже Светка не дулась, хотя по временам вздыхала. Всё изменилось вообще, хотя они шли по той же тайге, ночевали в шалашах и охотились. Может быть, потому что теперь уже было совершенно точно ясно — они идут домой, и признаки этого дома даже высвечивались по вечерам на небе?

— Я ему завидую, — сказал Егор Ксанке, когда они вечером сидели возле ручейка, на котором разбили лагерь. Ксанка теперь всё чаще ковыляла с самодельным костылём, особенно на ровных местах, и, хотя это сильно замедляло продвижение, никто не злился — все понимали, как ей надоело быть грузом.

— А твоя мама? — Ксанка убрала со лба чёрные волосы. — Ты никогда про неё не говорил… Егор подобрал несколько галек, подбросил их в руке, просыпал, подвигал ногой.

— А что про неё говорить? — нехотя сказал он. — Она жена моего отца. Родила меня, потому что он так хотел. И всё.

— Ты её не любишь?! — почти ужаснулась Ксанка. Егор посмотрел на неё:

— Я бы… — с трудом сказал он. — Я бы хотел её любить. Очень хотел бы. Но как можно любить красивый кусок камня? Любоваться им, восхищаться им — можно, а любить…

— Так не бывает, — уверенно сказала Ксанка. — Не бывает, чтобы мать не любила сына, а он — её. Даже если она дерётся, например, то всё равно…

— Она не дерётся, — углом рта усмехнулся Егор. — Она просто меня не замечает, когда я дома… Поэтому я завидую Ратмиру. И ещё много почему… А ты меня познакомишь с родителями, когда мы вернёмся?

— Конечно! — просияла Ксанка. — Только они у меня совсем простые…

— Это хорошо, — заключил Егор… — Сань, ты можешь поговорить со мной серьёзно?

Светка присела возле Сашки, который чистил «маузер» и отвлёкся лишь на секунду:

— Ну могу.

— Сань, я в него совсем влюбилась.

— Совет да любовь…

— Сань, ты обещал серьёзно!

Сашка отложил пистолет и вздохнул:

— Он отличный парень. Если ты не испортишь ему жизнь, в чём я сомневаюсь, то можно сказать, что тебе повезло. Такой разговор тебя устраивает?

Светка обрадованно закивала, потом снова озаботилась: