Горячий шоколад на троих (СИ) - Эскивель Лаура

Но что еще удивительней, даже дым древесного угля, смешанного с сахаром, которым он заблаговременно окурил всю комнату, оказался бессилен перед смрадом, хотя Педро не знал более эффективного средства против запахов.

Еще ребенком он видел, как подобным образом очищали от вони комнату, в которой жил страдающий кишечной болезнью. Встревожившись, Педро подошел к двери, разделявшей обе спальни, и постучал. Ему никто не ответил. Тогда он выбил дверь и обнаружил жену лежащей на полу. Губы у Росауры посинели, глаза вывалились из орбит, тело сдулось, словно напоровшийся на гвоздь мяч. Прямо у него на глазах она испустила последний зловонный ветер. Острая желудочная гиперемия — таков был диагноз Джона.

На похороны собралось совсем мало народу, потому как особо никого и не звали — после смерти зловоние, исходящее от Росауры, усилилось. Но кто не преминул появиться, так это стервятники, которые кружили над похоронной процессией до тех пор, пока гроб не опустили в землю. Лишь тогда, убедившись, что поживиться им не суждено, они с разочарованным клекотом улетели, оставив Росауру покоиться с миром.

А Тита все еще не могла перевести дух. Тело молило ее: остановись! Хватит! Но ей во что бы то ни стало нужно было доделать ореховый соус. Тут уж не до воспоминаний, следовало поторапливаться, иначе поспать ей в ближайшие сутки не светило.

Когда все орехи очищены, смолоть их в ручной мельнице вместе с сыром и сливками. Добавить по вкусу соль и белый перец. Этим соусом полить фаршированные чили, а затем украсить их зернами граната.

НАЧИНКА ДЛЯ ПЕРЦЕВ:

Обжарить лук в небольшом количестве растительного масла. Когда он приобретет золотистый цвет, добавить перемолотое мясо, тмин и немного сахара. Как только мясо слегка поджарится, тушить вместе с ним персики, яблоки, орехи, изюм, миндаль и мелко нарезанный помидор, пока все не станет мягким. Когда смесь готова, посолить по вкусу и подержать еще немного на огне.

Чили обжарить отдельно, очистить от кожи, а затем, сделав надрез, удалить все семена и прожилки.

Тита и Ченча закончили украшать двадцать пять подносов с перцами и поместили их в ледник. На следующий день подносы извлекли и расставили на столе официанты.

Праздник был в полном разгаре, звенели бокалы с вином. Появление на торжестве Гертрудис привлекло всеобщее внимание. Она приехала на «форде» марки «Т». Эту марку совсем недавно запустили в серийное производство. Когда она выходила из автомобиля, с нее чуть не слетела огромная широкополая шляпа со страусовыми перьями. Ее платье с подплечниками выглядело модным и вызывающим. Хуан был ей под стать: элегантная куртка, расшитое золотом сомбреро, узкие брюки. Их старший сын превратился в изящного, словно статуя, мулата с тонкими чертами лица. Шоколадный цвет кожи подчеркивал синеву глаз. Кожу он унаследовал от деда, а голубые глаза — от матушки Елены.

За ними шел сержант Тревиньо, который после революции стал личным телохранителем Гертрудис.

У входа на ранчо все прибывающих и прибывающих гостей встречали Николас и Росалио в праздничных костюмах чарро.^[20] Они проверяли приглашения, очень красивые, сделанные Алексом и Эсперансой собственноручно.

Бумага и черная тушь, золотая краска по краям конвертов, сургучные печати — тут было чем гордиться. Все было изготовлено на старинный манер, по рецептам семьи Де ла Гарса. Черную тушь специально делать не пришлось, ее в избытке осталось со свадьбы Педро и Росауры. Правда, она высохла, но в нее подлили немного воды, и тушь стала краше прежней. Делали ее, смешав восемь унций гуммиарабика, пять с половиной унций чернильных орехов, четыре унции сульфата железа, две с половиной унции кампешевого дерева и пол-унции медного купороса.

Чтобы позолотить края конвертов, нужно взбить пять или шесть белков, высыпать в них одну унцию аурипигмента и одну — мелко дробленного хрусталя и хорошенько перемешать. Сургуч готовят так: варят вместе фунт шеллака, полфунта бензоя, полфунта канифоли и фунт киновари. Все это снимают с огня, выливают на стол, предварительно смазанный миндальным маслом, и, пока не остыло, лепят палочки либо бруски.

Ради этих приглашений Эсперанса и Алекс провели множество вечеров, изучая старинные рецепты. И результат превзошел ожидания. Каждое приглашение было произведением искусства. Они принадлежали прекрасной эпохе кустарного мастерства, которая, к сожалению, выходила из моды вместе с длинными платьями, любовными письмами и вальсами. Но разве могли Педро и Тита думать о какой-то там моде, когда оркестр по настоятельной просьбе Педро заиграл вальс «Очи юности»? Педро вывел Титу в центр зала, и они заскользили по начищенному до блеска паркету. Тита выглядела великолепно. Двадцать два года, прошедшие со дня свадьбы Педро и Росауры, казалось, не оставили на ней следа. В свои тридцать девять она выглядела свежо и аппетитно, как только что сорванный с грядки огурец.

Джон смотрел на танцующих, и в его глазах отражались нежность и смирение. Педро то и дело касался щекой щеки Титы, которой казалось, что его ладонь вот-вот прожжет ей спину.

— Ты помнишь, когда мы услышали этот вальс в первый раз?

— Еще бы, такое не забудешь!

— Той ночью я не смог заснуть, все думал, как мне попросить твоей руки. И не знал, что двадцать два года спустя снова предложу тебе стать моей женой.

— Ты это серьезно?

— Серьезнее некуда. Я не успокоюсь, пока это не свершится. Я всегда представлял, как мы входим в церковь, заполненную белыми цветами, и самый прекрасный цветок — ты.

— Я в белом?

— Почему бы и нет! Кто нам сможет помешать? И знаешь что, как только мы поженимся, я непременно хочу от тебя ребенка. Ведь мы же еще можем иметь детей, так? Эсперанса уезжает от нас, кто-то должен ее заменить.

Тита не нашлась с ответом. К горлу подкатил ком, а на глазах блестели слезы. Первые в ее жизни слезы радости.

— И даже не пытайся меня отговаривать. Мне все равно, что обо мне подумает дочь или кто бы то ни было. Слишком долго мы боялись злых языков, но, клянусь тебе, начиная с этой ночи нас никто не сможет разлучить.

И верно, после всего, что они пережили, Тите тоже было все равно, что подумают люди. Если они узнают, что они с Педро любят друг друга, — что ж, так тому и быть! Двадцать долгих лет она блюла договор, который они оба заключили с Росаурой, — но теперь с нее хватит! По этому договору Тита и Педро обязались соблюдать осторожность и держать свою связь в тайне. Для Росауры было крайне важно поддерживать видимость брака. Она считала, что дочь должна расти, веря в святость семейных уз, — только так и можно воспитать порядочную женщину. Поэтому для посторонних они будут нормальной семьей. Тита обещала не рожать незаконнорожденных детей, а взамен Росаура соглашалась, чтобы сестра разделила с ней заботу об Эсперансе. С одним условием: Тита кормит, а Росаура воспитывает девочку. Со своей стороны, она обещала жить с ними в мире и согласии и не устраивать сцен ревности.

В общих чертах договор соблюдался всеми сторонами — за исключением пункта, который касался воспитания Эсперансы. Тита всеми силами пыталась уберечь девочку от судьбы, на которую обрекла ее мать. И потому Тита, хотя это по договору и не входило в крут ее обязанностей, использовала любой момент, чтобы познакомить девочку с отличным от материнского взглядом на жизнь. А таких моментов случалось предостаточно, ведь Эсперанса любила наведываться к ней на кухню, и со временем Тита стала ее лучшей подругой и поверенной во всех тайнах.

Поэтому неудивительно, что, когда сын Джона Алекс принялся ухаживать за Эсперансой, Тита первая узнала об этом, и произошло это, конечно же, на кухне. Тита быстро смекнула, чем дело пахнет.

Они снова встретились спустя много лет на праздничном вечере, организованном школой, в которой училась Эсперанса. Алекс доучивался последний год на медицинском факультете. Их сразу же потянуло друг к другу. Эсперанса призналась Тите, что, когда Алекс задержал на ней взгляд, она почувствовала себя пончиком, который погрузили в кипящее масло. Так Тита поняла, что Алекс и Эсперанса будут вместе.