Авторов Коллектив - Тень медработника. Злой медик

К обеду ситуация прояснилась. Развлекалась бабуля-регистратор: «А я всем говорила, что сегодня студенты принимают. Молодые, неопытные».

Мы бабулю прямо возлюбили и расцеловали.

Помню мамочку одну, которая обратилась ко мне с ребенком – полный рот пульпитных зубов, за неделю до моего декрета.

– А кто вам дал право в отпуск уходить, когда вы моему ребенку зубы не все вылечили?

– Отпуск декретный!

– Еще и декретный!.. Обнаглели совсем!

Быдло – оно и есть быдло.

Сегодня стоял в очереди на кассу в продуктовом магазине, а перед мною две бабки шушукаются.

– Ой, Маш, я вчера в поликлинике была, там новую молодую дуру посадили, ничего не понимает…

– Петровна, я тебе по секрету скажу, только никому не говори. Молодежь сейчас специально обучают так, чтобы они пенсионеров морили, государство экономило на пенсиях, а им за это премию за счет сэкономленного выдают!

Некая 80-летняя леди вызывала на «плохо с сердцем». Причем, как правило, среди ночи. По ходу пьесы выясняется, что несчастную терроризирует сексуально сдвинутый домовой, который по ночам залазит к ней в кровать и начинает приставать. Она отбивается, а он, паскуда, ей спину когтями дерет. Ей стремно, понятное дело, поэтому прихватывает мотор.

Приехавшая кардиореанимация просит показать спину. Спина реально разодрана в кровь, причем все повреждения локализованы как раз в тех местах, где несчастная жертва потустороннего маньяка может дотянуться сама. В квартире срачь нелюдский, по полу, не таясь, малыми эскадронами шныряет легкая кавалерия тараканов. Клоповник. И все ясно, в общем-то. Искусали мелкие кровососы, во сне чесалась, все дела.

Старушку-страдалицу лечат каким-то дежурным коктейлем плюс нехилой дозой реланиума в задницу. И ситуация приобретает хронический характер – она начинает выдергивать бригаду чуть не через день. В конце концов к ней на вызов попадает развеселый молодежный коллектив циников, который был у нее на первом вызове. Услышав, что гад-домовой не успокаивается, медики сообщают старой даме, что им надоело и они готовы применить радикальные меры. На эти случаи у них есть святая вода в ампулированном виде, а кроме того они прямо сейчас устроят паразиту веселую жизнь. Старушка в восторге. Бригада начинает грозно распевать какую-то похабень на латыни из студенческого фольклора, хлопать дверями шкафов, греметь связкой шнуров от кардиографа и опрыскивать помещение с хоровым рефреном: «Изыди, бес озабоченный!» При этом шаманском ритуале фельдшерица мычит себе под нос что-то заунывное и мажет спину пациентки целебной зеленкой, освященной в церкви святого Асклепия, конечно же.

Старушка написала благодарность. С подробным описанием прогрессивных методов, примененных бригадой.

Доктор имел суровое внушение от начальства, однако все отрицал, ссылаясь на явно ненормальное состояние старой леди. Обошлось без взысканий.

Знаете, не знаю как сейчас, но в 90-х самым ярким впечатлением была спецмедтравма, где штопали битых алканавтов. Чья-то благодарная дрожащая рука нацарапала на двери под вывеской: «Гестапо». И небезосновательно. Работали там шкафы с кулаками величиной с пушечное ядро и ушлые тетки-санитарки, которых туда переводили прямиком из адского приемного отделения, видимо. И те пьяные упыри, которые начинали гнать беса, полагая, что медик – терпила по жизни…

Ох, мама дорогая… Я видел, как одного из них, после его попытки во второй раз ударить привезшую его девочку-фельдшерицу, уволакивали в темные глубины коридора за ногу. Буднично так. Без сознания. По кафелю оставался размазанный кровавый след, а тетка-санитарка шла за телом и подтирала эту дорожку, бормоча что-то про «отэтосукапонажираецаивапще». Агрессивное быдло не понимало, что попасть туда можно с разбитой губой, а выйти с дроблено-оскольчатыми. И никто ничего не докажет.

Тем не менее тех, кто вел себя нормально, там не трогали никогда. Одного из бродяг, привезенного зимой, они вообще оставили у себя жить. Отмыв и приведя в порядок, снабдив одежкой и дав работу дворника. Никто официально его не оформлял. Он работал, они его кормили. Ближе к лету завязавшего с бухлом и относительно приведенного в норму забрала племянница, которую разыскали те же «гестаповцы».

Еду в автомобиле по славному городу Новороссийску. И прямо передо мной происходит авария. «Лендровер» на полной скорости лобовым впечатывается в «Хонду» цивик. Вылетаю из машины, бегу проверять пострадавших. В «Хонде» был один человек, крепкий такой мужик-армеец. По первичному опросу жалоб на самочувствие не предъявил. Перехожу к ездунам в «Лендровере». Передний пассажир с полной потерей сознания, но лобовое головой не разбито и пульс в полном порядке. Открываю заднюю дверь, вижу двух пассажиров, женщину и мужчину. У женщины рассечение в районе левой надбровной дуги, обильное кровотечение. Мужчина рядом с ней лежит на полу, но подает признаки жизни в виде усилий подняться в сидячее положение. При всем этом в машине сильный запах алкоголя.

Спрашиваю:

– Кто водитель?

Стоящее рядом тело, когда и выбраться-то успел, заявляет спутанным языком:

– На данный момент я…

Начинаю звереть. Возвращаюсь к пассажиру в несознанке, закрываю нос обильно смоченной в нашатыре ладонью – тело приходит в себя, открывает свои глазки, и я вижу сильнейший миоз в его голубых очах. Тело роняет голову на грудь. Зверею еще больше… Тут подтягивается наряд на неотложке, выхватываю у них перчатки, координирую по своим наблюдениям. Начинаем колоть налоксон – реагируют все пассажиры «Лендровера». В результате: все лендроверцы на героине, угнали машину и совершили ДТП, едва не убив других людей. Ненавижу.

Лежала в онкологии очень тяжелая «уходящая» больная, страдающая от сильных болей, и ничего ей от них не помогает.

Достала всех неимоверно, все понимали – больной человек, умирает, мучается, но помочь-то ничем не могли, а она как раз оказалась из всеми любимых требовательных пациентов. И вот на одном из дежурств медсестра пожаловалась врачу, что сил нет уже, невозможно в поле зрения той пациентки появиться – истерить начинает, хоть вообще в ту сторону отделения не ходи. Ну, врач и пришел к этой пациентке, говорит:

– Вы знаете, тут из Америки прислали новейшее лекарство, самое сильное обезболивающее, которое на сегодняшний день есть. Я скажу медсестре, сейчас она уколет вам.

Пошел в процедурку, говорит медсестре:

– Уколи ей морфин.

– Да он же не берет ее!

– Коли! Только не говори, что это морфин, – и пересказал ей свою легенду.

Медсестра обезболила ту женщину, через полчаса, обеспокоившись непривычной тишиной, заглядывает в палату – а она спит как младенец! Пациентка потом бесконечно благодарила врача, что он ее спас от мучений. Требовала, чтобы это чудо-лекарство только ей кололи, больше никому, вдруг закончится, а ей нужнее всех.

Ну и, в общем-то, относительно спокойно и прожила остаток жизни.

Главврач пообещал своим знакомым, что, пока они будут отдыхать на море, в больнице присмотрят за их безумной бабушкой. Бабушку привезли распальцованные родственники и положили в терапию. Бабулька была в маразме и считала, что сидит в избе, в селе и ей пора пахать. Подрывалась выйти в окно. Сестра не успевала ее ловить и укладывать. Бабку привязали и накололи сибазоном. Пришла главврач. Жутко разозлилась и велела бабку не седатировать и не фиксировать. Вечером бабка пошла в сторону лестниц и пропала. Центральный вход закрыт, приемник клянется, что мимо никто не проходил. Бабку искали всю ночь и весь следующий день. Пришлось сообщать в полицию и т. д. Только ночью хирурги в приемнике услышали, что кто-то скребется в подвале. Оказалась, что бабка залезла в открытый подвал, когда ее хватились и стали искать, санитарка, наткнувшись на незапертую подвальную дверь, и заперла ее. Сутки бабка просидела без воды, еды, в холодном неотапливаемом подвале, в октябре, в одной ночной рубашке.

Этого хватило, чтобы к утру умереть.

Больше от главного в отделении у нас никто не лежал.

Рыдания по неродившимся и выводы: «Хоть какая, но жизнь», – это песня тех, кто живет в этом смысле хорошо. Не впроголодь, не очумев от усталости с инвалидом, не без мужа, не на пенсию и копеечное пособие. Я, когда даже детдомовского гидроцефала вижу, все равно думаю, ну, не обуза он ни для кого, но сам мучается всю жизнь. Зачем, чего ради? Или пацан-отказник с кучей пороков сердца и сердцем справа… Думали даже его пристроить швейцарским кардиологам на операцию, те давай дополнительно обследовать – а там недоразвитые бронхи и легкие, анестезиологи руками развели – не переживет вмешательство. Ну и живет он в детдоме, 11 месяцев в году он лежит в больнице – у него все время бронхиты, пневмонии, малейший чих переходит в белую полярную лису… На хрена такая жизнь, какие в ней радости? Даже мелкие детские развлечения недоступны… Нафиг-нафиг.