Александр Покровский - Люди, Лодки, Море Александра Покровского

"Давай вставать", — он вис на руке, как сосиска. Ногами только перебирает.

"Не выключайся. Ты ж офицер. Скажи себе: надо дойти. Давай, шевели ногами".

Ногу он, скорее всего, подвернул или действительно какой-то паралич. Выпил, дубина.

"Не слабей, не слабей!" — до вагона метро мы доползли. Как он в щель между вагоном и платформой не попал — непонятно.

Вернее, понятно, нога провалилась, и я его просто выдернул.

В вагоне тетки начали орать: "Безобразие! Куда?" — "Милые дамы! — сказал я. — Человек выпил за женщин дряни, и у него теперь ноги отказали!"

Нет. Я так не сказал. Я сказал: "Тишина!" — и всё.

Нам предстояла пересадка. Там менты — волки, санитары леса. У меня самого три раза документы спрашивали: "Ваши документы!" — а сами в глаза не смотрят. "А почему вы не смотрите в глаза?" — "Можете идти".

После отсидки в метро я думал, что он пойдет хуже, но нет, вроде крепится.

"Ты соберись, здесь не менты, а суки, за просто так народ уродуют. Остановят — скажешь, что ты мент на пенсии. Иначе плохо будет".

Милицию прошли, как по маслу. При входе в вагон я был уже начеку, и чтоб он в щель не провалился, просто поднял его и внес.

Там я его повесил на поручень — место никто не уступил.

Висел он минуту — потом отказали руки. Черт! Я одной рукой держал свой портфель, на другой висел он. Припёр его к двери — народу полно.

Наконец схлынули, и я втиснул его на сиденье.

Фу! Руку чуть не оторвал.

"Не отлетай! — я увидел что глаза у него закатываются. — Соберись! Скажи себе: я дойду! Я должен дойти!" — говорить ему было тяжело. Только кивал.

На последней остановке я его вывел: "Дойдешь сам до трамвая?" — "Дойду!" — сказал и тут же упал.

Я втащил его в трамвай. По высоким трамвайным ступенькам волок его волоком.

"Дыши!" — дышал. Хорошо, что дышит.

"Сколько остановок?" — "Три!" — "Там далеко?" — "Нет".

"Там" — было метров триста. Последние двести я волок его по снегу. Волоком — широкий санный путь. А может, "сашкин" путь. Это как угодно. Хорошо, что он все еще в сознании. Просто везет.

А если помрет — куда я его среди поля дену?

Квартира на первом этаже, и мы одолевали ступеньки перекатом. Я взмок, а он дышал так, что казалось — сейчас сердце выплюнет.

Дверь открыла женщина. Она стояла в двери и молчала. Я подумал, что мы попали не туда.

"Ваш?" — "Наш". — "Так с дороги уйдите, мне его внести надо".

Внёс. "Телефон?" — не работает. "К соседям попроситесь. Я его два часа везу, меня дома с собаками ищут, а ему скорая нужна, у него ноги отказали".

Потом я долго ехал домой.

18 марта — День налоговой полиции, день фискала и центуриона, вышибающего ногами двери непокорных фирм и кладущего людей лицом на пол. Будет концерт и все такое, и об этом всенародном празднике возвещают плакаты на улицах Москвы, а 19 марта — скромно и со вкусом — День Подводника.

Подводники — люди, довольствующиеся малым. Им всей этой чепухи не надо. Они не любят, когда их хвалят, потому что хвалить — искушать судьбу, а потому никаких криков: "Это самые мужественные люди! Это цвет!" — и так далее.

Просто сядут за столами, расскажут друг другу такие же истории, которые я вам в своих книгах рассказывал, и поднимут бокалы за то, чтоб количество погружений равнялось количеству всплытий.

Рождённые в День Дурака на самом деле рождены под особым 13-м знаком зодиака — под Знаком Дурака.

Символом этого знака является существо, соединившее в своем внешнем облике: рога Овна, копыта Тельца, шевелюру Стрельца, грудь Девы, хвост Скорпиона, лик Козерога, чешую Рыбы, глаз Водолея, торс Близнецов, гриву Льва, непредсказуемость Весов и брюхо Рака.

Рождённые в этот замечательный день верят в то, что все, в конце всех концов, будет хорошо и они все преодолеют.

Они верят в высшие силы, грамотное устройство Вселенной и торжество справедливости.

Они постоянно укрепляют себя в этой вере, для чего или устраивают себе всякие приключения, или действуют так, что приключениям ничего не остается, как устроиться для них в самый неподходящий период, после чего, путем невероятных усилий, они почти всегда выходят либо сухими из воды, либо суховатыми.

И этот момент — момент выхода — они почитают за момент истины, который с удовольствием празднуют.

Уж праздники-то они себе умеют устраивать.

Ещё как.

О-го-го! О-го-го!

Рожденные в День Дурака честны, трудолюбивы, обаятельны, неотразимы, чувствительны, доверчивы, ранимы, застенчивы, вследствие чего маскируют вышеперечисленные качества неудержимостью, ловкостью, изворотливостью, напором, юмором и безудержной жадностью к пище вообще. (После приключений их тянет на сладенькое.)

От них всегда достается врагам.

Друзьям от них тоже достается.

И еще они никогда не удовлетворяются одним только видением. Им обязательно нужно ощупать, потрогать, растеребить, распатронить, распотрошить, понюхать, укусить.

И в этих желаниях их не удержать.

В сильный мороз могут лизнуть чугунные перила.

Девушкам легкого поведения трудно зачать.

А почему?

Проблема с выбором. Яйцеклетка никак не может выбрать нужного сперматозоида. Трагедия клеточного масштаба. Столкновение различных аминокислот. Полчища сперматозоидов. Движение! Вихри! Потоки! Чья тактика победит!

В результате — очень трудно зачать.

Зачем я все это?

Затем я все это, что запахло выборами.

Вместе с весной запахло.

Вместе с весной выделяются особые "выборные" вещества.

У нас вышла потрясающая книга Эммы Герштейн "Память писателя". Статьи и исследования 30-90 годы. Я никогда не отличался великой любовью к литературоведению, но эта книга заставила себя читать.

Книга статей произвела на меня воздействие такой силы, что ночью приснился кошмар: я в комнате со своим братом. Там еще люди. И вдруг в брата что-то вселяется, и это что-то говорит, что оно — дух Николая Гумилева, и ему это вселение стоило невероятных усилий, и он должен сказать, где лежит его рукопись, которую он спрятал при обыске: она среди топографических карт, в тубусе. И я смотрю в лицо брата, а оно на глазах меняется — он превращается в Гумилева. И один из присутствующих, некто Миронов, отправляется за ней, и я вижу, как он идет: проселочная дорога вьется среди холмов. В пути ему неожиданно приходится встретиться с собой же, но только очень старым, и этот старик жалуется на то, что болят спина и руки, и невозможно согнуться. Но вот я вижу снова себя, а в руках у меня живое существо, кажется что-то вроде хомячка, и он тоже говорит о том, что в него вселился…

Я проснулся от холода. Под наитеплейшим одеялом меня бил озноб. Я начал бормотать единственную молитву "Отче наш", которую знаю, и успокоился через час.

Вот вам и литературоведение.

Не читайте Герштейн на ночь — начнутся сказки Гофмана.

Ей же 98 лет, а печататься она, в связи с тем, что ее имя тесно было связано с именем Осипа Мандельштама, начала только в 70-е годы. Книжный червь. Потрясающий ум.

И слог — все на месте.

Я думаю, что если ей просто так, завтра вручить академика изящной словесности, а так же академика истории и прочее, прочее, то все будет более чем заслуженно.

Ум, поддерживающий жизнь в теле. Только ум.

Привёз книгу Герштейн. Она лежала в постели. "Ой, какая хорошенькая, красивенькая, толстенькая!" — сказала она, увидев книгу. Я рассказал ей про свой сон, она сказала: "Господи! Вы это записали?"

Говорили о Гумилёве. Она сказала, что ни в каких организациях он не состоял, он просто переписал им листовку, потому что она была написана плохим русским языком, а он считал, что все, что написано, должно быть на хорошем русском языке. Поэтому и переписал, поправил им стиль, а его расстреляли. Так говорила Цветаева. Мы с ней еще долго говорили о стиле. Я сказал, что не очень люблю литературоведение. "А это и не удивительно, — сказала она, — они же не умеют писать. Это какой-то кошмар, а не литература". Я ей читал аннотацию на ее обложке. Там, где написано, что она меняла воззрения, она воскликнула: "Ой, как правильно!"

Я ей сказал: "Эмма Григорьевна, а где же скромность?" — а она, смеясь: "Мне некогда быть скромной".

Еще бы — 98 лет. "Нет! — восклицает она. — Еще только девяносто восьмой!"

"Крепитесь, Эмма Григорьевна, — сказал я, уходя, — ваша работа этой книгой не заканчивается. А то вы сейчас скажите себе: вот и все, книга вышла. А вы должны сказать: все еще впереди!" Потом я ее поцеловал. А она мне: "Я вас, Саша, тоже хотела поцеловать, но не решалась".

Вчера ночью исследовал выражение "етит твою мать". Мне так показалось, что глагол "етит" образован от существительного "ети", что само по себе является небольшим искажением слова "йети". В пользу данного утверждение говорит совпадение, пусть даже образное, этих слов, обозначающих нечто большое и волосатое.