Валерий Кормилицын - На фига попу гармонь...

«Мамой клянусь, какая-то подсвэ-э-тка попэ-э-рек дороги-и, – изумился Гогия, – да-а нэ-э, показалось, фары отсвэ-э-чивают», – успокоился он, заметив, что тонкая огненная полоса на глазах сокращается.

Автомобиль вдруг сильно тряхнуло, и шофер ощутил, что все четыре колеса оторвались от дороги и грузовик в воздухе заваливается набок.

Взрывники с чувством исполненного долга наблюдали за тем, как машина высоко подпрыгнула и со стороны водилы вылетело что-то темное и круглое, по размерам напоминающее зонт. Затем машина накренилась, и под доносящиеся из кабины вопли «Вай, вай, вай!» грузовичок перевернулся, опрокинувшись набок, покачался, будто раздумывая, и перевалился на кабину, захрустев и запиликав баянами.

Террористы, один стоя, другой на корточках, с удивлением обнаружили торчавшие из обоих окошек огромные сандалии.

– Видать, напополам Гогию развалило, – вслух размышлял Джинн-Толик.

Но его прогноз не сбылся, так как через пяток минут обе сандалии выглядывали уже из одного окошка. Потом они исчезли из вида, и в результате сложных манипуляций все окошко заслонила жирная задница. Еще через пять минут в окошке вновь появились сандалеты.

Террористы-взрывники с интересом следили за калейдоскопом событий, ожидая, чего фокусник Гудини[8] выкинет на этот раз.

– Издевается, что ли, над нами? – предположил Джонни-Дорофей, отмахиваясь от комаров рубахой.

– Бьюсь об заклад, что сейчас покажется колено, – с глубоким вниманием вглядывался в разбитое окошко Джинн-Толик.

– Ноу, ноу, – в волнении перешел на родной язык его четвероногий друг, – спорим на доллар, что он высунет руку.

Но пари проиграли оба, так как непредсказуемый Гогия вновь удивил их, совсем исчезнув из вида.

Через пять минут не в этом, а в соседнем окошке появился здоровенный горбатый нос, а следом – лысая голова с кучерявой окантовкой но краям.

Раз двадцать «вайвайкнув», голова начала выбираться из окошка, потянув за собой жирные плечи, спину, и еще на пять минут под растянутые «ва-а-ай, ва-а-ай» затормозилась задом, который застрял в окошке.

Наконец весь Гогия оказался снаружи.

Раз десять под «вай-вай-вай» обежав машину, он вдруг заметил в лунном свете две странные фигуры. Особенно его поразил голый по пояс, ощеривший белые, крупные зубы человек, стоявший на корточках. Две кровавые луны отражались в его зрачках.

Гогия замер, начисто забыв о машине и баянах, прикидывая лишь, в какую сторону ему збрызнуть, чтобы не достаться на шашлык людоедам.

Так ничего и не решив, с классическим воплем: «Вай-вай-вай…», к которому добавил страшную реалию ночи: «Обо-о-о-роте-е-нь», он рванул по заросшей травой дороге к мосту.

Проснувшиеся от далекого, глухого взрыва шалопутовцы через некоторое время услыхали на улице топот ног, равнозначный по шуму стаду мамонтов, постепенно удаляющийся в сторону деревни Гадюкино.

Мишане снилась Машенька, такая красивая и необычная. Он любовался ее лицом, длинными локонами темных волос, небольшой высокой грудью и стройными ногами. Ей грозила опасность: горел дом, и Мишаня вынес ее из самого пекла, прижимая к себе упругое, нежное тело.

На самом интересном месте, когда он опустил ее на землю, и Мари, стоя перед ним и подняв лицо, тянулась губами к его губам, вдруг ахнул взрыв.

Усевшись на диване, Мишаня прислушался, но, кроме далекого топота ног, больше ничего не услышал.

«Туристы веселятся, – опять улегся он. – Теперь не узнаю, поцеловала она меня или нет…» – укрылся одеялом, пытаясь заснуть и досмотреть сон.

Барабас храпел и, как положено опытному милиционеру, даже внимания не обратил на какой-то там хлопок – мало ли ночью в лесу шляется всяких машин, с которыми случается автомобильный выхлоп.

Южноамериканские токсикоманы, нанюхавшись пахучего наркотика, и вовсе пребывали в сладостной эйфории, которую не могли потревожить какие-то там взрывы, землетрясения или цунами…

Зато потусторонний мир в лице лешего Лехи просто рвал и метал, потому что практически над его головой вначале громыхнул чудовищный взрыв, от которого он упустил в постель все выпитое за день, а затем, когда немного пришел в себя, кто-то стал над ним прыгать и топать.

«Даже ночью нет от туристов покоя, – страдальчески заткнул волосатые уши пальцами. – По всему видать, придется уходить с насиженного места… Надо в тайгу подаваться, в самую глухомань, куды не смогут добраться даже долбанутые пилигримы… Чего они пьют, грим, что ли?» – задумался над словом Леха, отвлекшись на время от тягот лесной жизни.

– Что, что, что здесь произошло? – пулей примчалась на место громкого преступления кукушка.

– Да так, пустячки для нашего леса – машину взорвали, – указал дятел на перевернутое авто и двух мужиков, копающихся в баянах.

– Кого-нибудь разнесло в клочья? – с надеждой спросила пернатая садистка, с отвращением разглядывая двух уцелевших людей.

– Конечно! – не стал ее разочаровывать дятел. – От одного вот только фуражка осталась, – кивнул на висевший неподалеку головной убор, по размерам напоминавший канализационный люк с козырьком, – а шофер убежал… Теперь будет автостопом добираться, как канадский кенгуру.

«Везет же некоторым раздолбаям…» – позавидовала кукушка.

– Нет, это ж надо, все интересное мимо меня пролетает, – расстроилась она. – Так вот жизнь пролетит, и ничего не увидишь, – сгорбилась на ветке.

– А ты хочешь полюбоваться на взрыв? – простодушно поинтересовался дятел.

«Нет! Я хочу на твою пустую башку любоваться», – подумала кричалка, а вслух произнесла:

– Да хоть на са-а-мый плюгавенький взрывчик…

– Так у тебя, мать, есть возможность… – вспомнил о разговоре ковыряющихся в гармонях мужиков. – Завтра днем, как только механическая кукушка в доме Кошмарова прокукует двенадцать paз, все взлетит к едрене-фене-е… – зловещим голосом повторил услышанное дятел.

У живой кукушки от удовольствия аж перья дыбом встали.

– Дятлик, как ты на один глаз окривел, так у тебя память улучшилась, – отвесила двусмысленный комплимент стервозная птичка. – А ты, случаем, не врешь? – решила проверить раздолбая.

– Дятел – птица конкретная! – обиделся стукач. – Клянусь изнасилованной кукушкой.

– Ну ладно, ладно, – пропустила насчет насилия, – а как выглядел тот, что убежал? Наверное, ни рук ни ног не было? – балдела она.

– Хуже! Страшный, как кукушка после двенадцатого аборта… – еще разок клюнул пернатую фрау, услышав в свой адрес что-то несуразное про какого-то долбаиба, что ли.

Наконец в лесу все затихло…

Террористы-взрывники, найдя уцелевший баян, покинули место преступления, дав возможность Лехе спокойно уснуть. В Шалопутовке больше никто не топал, как слонопотам. Всполошив гадюкинцев, особливо самогонщицу баб Тоню, которая подумала, что со всего района сбежались участковые, чтобы выпить ее самогон, Гогия направил стопы сандалий на юго-восток к Чекушкинску, попутно ударив пробегом по Лопуховке, которую, в запарке, обежал два раза.

У чекистов и вовсе были железные нервы.

Пристало ли потомкам Дзержинского пачкать руки каким-то там взрывом какой-то там машины, на это есть мусора…

К тому же, доложив днем генералу Потапову разведанную информацию, они спали сном праведников, поставив Буратино часовым.

«Пьеро буду, они меня достали этой нижней шишкой и особенно дырой сзади, – стоя на посту, размышлял часовой. – Главный прикольщик – старлей Железяка…» – опасливо оглянулся на палатку со спящими фээсбэшниками.

– Кто же тебя обуратинил?.. – голосом старлея произнес Буратино. «Тьфу! Да видал я его конопатый нос под мышкой у вшивой обезьяны», – задумался над урологической темой и на минуту одеревенел, потрясенный идеей.

«Все гениальное – просто!» – разбежавшись, налетел на ствол дерева зеленой шишкой, забив ее внутрь и при этом почувствовав мощный выброс песка. – Ну вот! – повернув на сто восемьдесят градусов голову, оглядел место с противоположной стороны, откуда брали начало его деревянные ножки. – Без проктолога обошелся! – счастливо вздохнул Буратино. – А то к друзьям в гости стыдно идти…

И спереди вызывающеНаконец в лесу все затихло…

Террористы-взрывники, найдя уцелевший баян, покинули место преступления, дав возможность Лехе спокойно уснуть. В Шалопутовке больше никто не топал, как слонопотам. Всполошив гадюкинцев, особливо самогонщицу баб Тоню, которая подумала, что со всего района сбежались участковые, чтобы выпить ее самогон, Гогия направил стопы сандалий на юго-восток к Чекушкинску, попутно ударив пробегом по Лопуховке, которую, в запарке, обежал два раза.

У чекистов и вовсе были железные нервы.

Пристало ли потомкам Дзержинского пачкать руки каким-то там взрывом какой-то там машины, на это есть мусора…

К тому же, доложив днем генералу Потапову разведанную информацию, они спали сном праведников, поставив Буратино часовым.