Ё. Хэмми - Теплая вода под красным мостом

Возможно, я выглядел точно так же, когда выбрасывал прослуживший нам почти двадцать лет древний телефонный аппарат. Диск его поворачивался с таким трудом, что саднило палец. Толстенный шнур был обмотан какой-то чёрной тканью. Трубка была огромная и тяжеленная, отверстия на микрофоне располагались торжественным кружком, и весь аппарат прямо-таки дышал достоинством. Он не располагал к легкомысленным разговорам, как эти новомодные легковесные коробки из пенополистирола. Даже на мусорнике под сакурой он выглядел солидно и величественно. Когда я уходил, мне в спину неслись хриплые голоса двадцатилетней давности: «Не выбрасывай, не выбрасывай!» Я просто кожей чувствовал, как испускают эти берущие за живое голоса чёрные дырочки микрофона.

В среду, в день сбора сгораемого мусора, Аканэ связала бечёвкой и выбросила хранившиеся со времён неполной средней школы тридцать томов её любимых комиксов-манга, то же самое сделала и Асаги, выбросив стопку, составлявшую около сорока любимых комиксов. Я поддался общему порыву и выбросил одним махом томов тридцать детективных и исторических романов. Вещи, от которых мы избавились во вторник и в среду, вполне сгодились бы для осеннего «блошиного рынка»: сейчас, выбрасывая всё эти вещи, мы понимали, что именно под таким предлогом множество лет хранили их в своем доме. И, избавляясь от них, мы словно по молчаливому сговору словно забыли слово «блошиный».

В понедельник чистка дома продолжилась. Жена начала выбрасывать отслужившие своё носильные вещи. В среду, кроме крупных вещей, она выбросила кое-что ещё. Она набила два полиэтиленовых пакета из супермаркета какими-то тряпками, по цвету похожими на старые кухонные полотенца, и тщательно завязала мешки. Поскольку она повернулась ко мне спиной, я не стал проявлять интереса к содержимому. По всей вероятности, это были её десятилетней давности штанишки, мои трусы, а также нижнее бельё её покойной матери.

Выбрасывая всё больше и больше вещей, мы словно соревновались друг с другом в этом благом деле, стремясь расширить пустое пространство, очистить и вылизать дом, готовясь к знаменательному дню покраски. В течение всего этого времени парни на мотоциклах не появились ни разу.

Суббота. Растения у окна, как по заказу, выпустили белоснежные цветы. Небо сияло синевой, будто его накрыли огромным куском целлофана василькового цвета. В это утро всё четверо так тщательно и обстоятельно почистили зубы, что весь дом наполнился запахом зубной пасты, старательно умылись. Лица у нас были торжественные, каждый прятал в уголках рта лёгкую улыбку. Атмосфера была такая, будто нам предстояло участвовать в обряде крещения.

Мне, Аканэ и Асаги нужно было пораньше закончить свои дела и к часу дня вернуться домой. Уходя из дома, мы ещё раз напомнили об этом друг другу — и вернулись домой к точно назначенному сроку.

Асаги вымыла селезня и струёй из шланга удалила с искусственного газона остатки птичьего помёта. Жена, Аканэ и я навели порядок на кухне и в гостиной. Хотя, вообще-то, жена уже сделала это, пока мы были на работе и на учебе. Время поджимало. Затем я, Аканэ и жена переоделись в спортивные костюмы, а Асаги надела джинсовый комбинезон. Мы вышли из дома и разложили у серой стены нашего жилища всё, что требовалось для покраски; прислонили к серой стене лестницу. Банки с белой краской выстроились рядком в ожидании, когда придёт время открывать крышки.

Когда соседский ребенок заиграл первые такты этюда Бургмюллера, в глубине аллеи сакур появилась фигура господина Миками. На нём было что-то белое, до колен. Звуки словно барабанили по белоснежной ткани. Жена даже дыхание затаила:

— Какая красота!..

Благородный муж внушает почтение, но не страх. Как и в ту памятную субботу во второй декаде сентября, когда я впервые увидел господина Миками, он был совершенно невозмутим. Звука шагов не было слышно. Но сейчас его фигура просто дышала достоинством. Возможно, потому что он был в белом. Белая одежда господина Миками дала толчок моему воображению: сейчас он казался мне не бывшим ветеринаром, а врачом в более широком смысле — кем-то вроде фантастического целителя, специалиста по очистке человеческого пространства.

Я точно не помню, кто первым протянул руку для рукопожатия — господин Миками или кто-то из нас, но могу определённо утверждать, что он обменялся рукопожатием с каждым из членов нашей семьи, ожидавших его у стены дома. При этом я удивился тому, насколько всё было естественно. Однако ещё больше меня удивило другое — рука господина Миками была холодна, как лед. Сегодня его глаза казались ещё синей, чем всегда. Ясный голос упруго отразился от стены и разнёсся по двору.

— Ну что, начнём?

Согласно плану, прежде всего нам предстояло очистить от пыли и грязи стены дома. К этому моменту мы с помощью палубной щетки, веника и мочалок уже удалили паутину, копоть и пыль на нижней части стен дома; таким образом, первый этап был завершен и готов к приемке. Но надпись «RUBBISH» всё равно проступала, хоть и не очень ярко, как пятна крови на бинте, несмотря на наши неоднократные попытки затереть её с помощью наждачной бумаги.

Господин Миками повернулся к Асаги, которая со щёткой в руке ожидала команды:

— Болты, соединяющие цементные плиты, проржавели. Для начала удалим ржавчину наждачной бумагой. Ржавчина может проступить через краску, и вид будет очень неопрятный. Там, где болты расположены высоко, чистить буду я сам…

Какая скрупулезность! Господин Миками и всё мы с энтузиазмом взялись за ржавчину на выступающих болтах. Только мы решили, что пришло время красить, как господин Миками остановил нас:

— Нужно прикрыть пленкой те места, которые красить не надо. Особенно внимательны будьте с оконными рамами и желобами. Окна нужно прикрыть газетами. Газеты следует постелить и на землю, прямо под стеной.

Закончив свои наставления, господин Миками подошел ко мне. Лицо у него светилось от радости.

Потирая длинные тонкие пальцы, господин Миками сказал:

— Вот что интересно. На те части, которые при покраске не должны быть закрашены — например, окно или водосточный желоб — накладывается малярная лента или специальное покрытие, и мастеровые называют это «заботой о здоровье» этих частей дома. Прямо как забота о здоровье человека, в таком же смысле слова.

— Мастеровые говорят, что именно от того, насколько аккуратна эта «забота о здоровье», то есть насколько чисты и не заляпаны окна и желоба, зависит качество покраски всего дома, — продолжил господин Миками и, закончив речь, отправился помогать Асаги, как раз в поте лица занимавшейся «заботой о здоровье».

В конце концов, подготовка к покрасочным работам была завершена. Господин Миками принялся излагать нам порядок последующих действий:

— С технической точки зрения правильнее было бы прежде заняться крышей. Но я намерен начать со стен. Мне хочется поскорей вместе с вами испытать восторг, который вы всё ощутите, увидев белоснежные стены.

Эти вступление произвело должный эффект. Асаги и жена, стоявшие с валиками в руках, дружно закивали. Они прямо сгорали от нетерпения.

Буквально зачаровав нас своими речами, господин Миками замер с таким выражением, словно хотел сказать — «Либо победа, либо поражение. Покраска — такое дело». Иными словами, уж лучше не красить совсем, чем оставить грязь или разводы. Таков был смысл сказанного господином Миками. Мы оцепенели от напряжения. А господин Миками, словно ожидавший именно такой реакции, продолжал:

— Новые щётки пускать в ход сразу нельзя. Многие волоски едва держатся и прилипнут к свежеокрашенной стене. Поэтому хорошенько потрите щетки руками, тогда слабые волоски выпадут сами. Можно воспользоваться наждачной бумагой.

Закончив монолог о щётках, господин Миками предупредил, что перед употреблением краску следует хорошенько размешать, обратную сторону водосточных желобов, углы и прочие труднодоступные места сначала следует прокрасить кистью с косым срезом. Предвидя последствия, господин Миками постарался объяснить нам технические условия успеха и сдержать наш пыл. Я много лет преподаю в школе искусство, но ещё не разработал эффективной тактики борьбы с постоянным перешептыванием и перешучиванием своих учеников, так что даже меня проняло от силы внушения господина Миками.

Тут голос господина Миками разительно переменился, став каким-то почти просветленным.

— Ну, начнём! Теперь будем красить, красить и красить!

Мы, как заведенные ключиком куклы, бодро приступили к работе.

Как только на серой стене появилась первая белая полоса от валика, мое лёгкое раздражение от нотаций господина Миками улетучилось; его сменила мысль о том, что эта сияющая полоса останется в моей памяти на всю жизнь. Белая краска источала запах, неуловимо напоминающий аромат брэнди. Мы словно опьянели от этого аромата.