Елена Касьян - Одна женщина, один мужчина (сборник)

Их спор был бесконечен, как… Как любые бесконечные споры, пожалуй, когда уже нет ни проигравшего, ни победителя, а есть лишь невозможность остановиться.

— Я оказалась права, признай. Он сам, добровольно, своими руками все разрушил! — Девушка победно улыбнулась и застучала носком туфли по паркету.

— Который «он»? Давай уточним. «Он» отказался от одной любви в пользу другой, не зная, что это одна и та же любовь, причем поступил так в обоих случаях. Ну, так кто оказался прав? — Оппонент девушки пригладил начавшие седеть волосы и усмехнулся.

Та насупилась и перестала стучать.

— Ты сжульничал.

— Нет. Я же согласился на твое поле. При моих правилах. Жизнь все расставила по местам. Они снова молоды и счастливы.

— Жизнь — это маленькая красивая взбалмошная дрянь, которая радуется всему, что видит. «Ой, травка! Ах, цветочек! Ой, котик! Ах, человечек!»

— А ты?

— А я не взбалмошная, — сказала она и показала язык.

Мужчина улыбнулся.

— В моих силах было дать им посмотреть на самих себя — юных или взрослых, — но что-либо изменить я не волен. Судьба у нас ты, а не я.

— Хорошо, уговорил, ничья. Продолжим позже.

Тебе восемнадцать. Мне двадцать четыре. Ты только что узнала, что поступила в институт, бежишь вприпрыжку и сияешь от радости. Я не мог не улыбнуться в ответ — а ты подлетела, повисла у меня на шее, засмеялась и поцеловала. Твои губы были сладкими от мороженого.

— Удачи! — сказал я и пошел дальше, а ты подмигнула мне и побежала по своим делам. Я даже не узнал твоего имени.

Тебе двадцать три. Мне двадцать девять. Полгода назад я случайно увидел тебя здесь, у дверей института. Ты почему-то плакала — а я не нашел в себе сил и смелости подойти и спросить. В самом деле, что бы я сказал тебе? «Вы поцеловали меня пять лет назад»? Глупо, смешно. Наверное, надо было. Я сижу на парапете с букетом хризантем и жду тебя. Может быть, ты любишь другие цветы, может, у тебя кто-то есть, может, ты просто не помнишь того парня, у которого повисла на шее в день своего поступления. Это неважно. Просто мне нужно тебя увидеть.

Тебе двадцать семь. Мне тридцать три. Сколько шуток было на тему возраста в день рождения — банальных, скучных, вымученных и неизбежных. Да и ощущения праздника не было — пока я не увидел тебя у барной стойки.

— Это судьба, — сказала ты и улыбнулась.

— Это судьба, — сказал я одновременно с тобой.

Помнишь, как мы гуляли по осенним бульварам, бегали и пинали кучи палых листьев, как ворчали на нас дворники и лаяли собаки? Помнишь, как мы прятались от дождя в подворотне? Горячий чай в кафе, разговоры, улыбки и молчание. Нам было хорошо молчать вдвоем.

Мне уже сорок. А тебе — тебе по-прежнему двадцать семь. Я бегу к тебе с охапкой хризантем, боясь опоздать. Ты улыбаешься мне, с благодарностью принимаешь цветы и слушаешь мою сбивчивую речь. Мне хорошо и спокойно, потому что ты всегда меня выслушиваешь до конца. Сейчас лето — и я невольно вспоминаю ту первую встречу, ту смешную милую девчонку, повисшую на моей шее. Улыбка не сходит с твоего лица — и я улыбаюсь в ответ. Как хорошо, что это было.

Мне скоро семьдесят пять. Очень жаль, что ты не стареешь. Я очень рад, что ты никогда не постареешь. Тебе двадцать семь. Я принес тебе хризантемы. Прости, но я, наверное, уже не смогу приходить к тебя так часто. Прости. Мне очень не хватает твоей улыбки.

Мы познакомились на первом курсе. Вы с ребятами из нашей группы сидели на подоконнике, пили пиво и переговаривались о том, кто вечером смотрел телик и кто все-таки вчера выиграл. Я проходила мимо, беседу про футбол радостно поддержала и попросила поделиться пивом. Вы, привыкшие, что наши девочки старательно изображают глянцевых красоток, а пиво и футбол считают ниже своего достоинства, были ошарашены. Ну что поделать — футбол всегда был папиной страстью, он и меня приучил. А пиво с детства люблю, так как-то сложилось. Ну, и понеслось.

К Татьяниному дню нас уже считали парой. Зима пролетела незаметно, мы то ездили куда-то всей компанией, то гуляли вдвоем, забредали к кому-то в гости, целовались и очень много разговаривали. С тобой так здорово было разговаривать, кажется, тебе было интересно все, и ты умел поддержать любую тему — легко, без занудства, но и без натужного высмеивания.

К весне что-то поменялось — мы стали реже ходить куда-то вместе, прекратили висеть на телефоне каждый день, потом ты отсел от меня на лекциях и начал прятаться в перерывах. Дальше делать вид, что ничего не понимаю и все еще может наладиться, мне не удавалось. Как сдала летнюю сессию, не понимаю до сих пор, потому что ты уже вовсю гулял с Ленкой из седьмой группы.

Все-таки сдала, родители уехали на дачу, а мы с лучшей подругой Светкой сидели у меня дома и пили пиво. Знакомы мы со школы, и пиво любим обе, но к футболу ее приохотить не удалось — она занималась теннисом, смотрела все возможные турниры и заявляла, что категорически не выносит командный спорт. Я плакала и рассказывала, какой ты гад, она меня утешала:

— Да пошел он к черту! Главное, не показывай, что тебе не все равно, а то еще хуже получится. Хочешь, чтобы он до кучи еще гордился, что ты убиваешься? Ну, выиграл он сейчас, пусть, сволочь, радуется. Придет время, ты еще отыграешься, мало не покажется. Ну ладно, ну, чего ты так… Хочешь, еще пива принесу?

Все вроде так просто, но тогда мне показалось откровением. Сейчас счет в твою пользу, гол засчитан, но игра еще не окончена. Надо собраться, и я обязательно отыграюсь.

Лето мы со Светиком провели прекрасно — на дачу, купаться, по магазинам. Летом было легче, все-таки мы с тобой не сталкивались, а к осени, когда опять пришлось встречаться каждый день, оказалось уже гораздо проще видеть тебя с Ленкой и небрежно говорить «привет». Счет я, конечно, не сравняла, но к борьбе была вполне готова.

Тем летом на пляже мы познакомились с парнями, и с одним из них Светик несколько раз встречалась, пока он окончательно ей не надоел. На второе, кажется, свидание Светка притащила с собой меня, а ее кавалер вызвонил какого-то своего приятеля. Так мы и познакомились с Лехой. Он был совсем не похож на тебя — плечистый, здоровый, со светлым «ежиком» на голове и круглым румяным лицом. Он не учился, где-то, по его словам, работал. Разговаривать особо не умел, но любил посмеяться, классно водил машину, ходить по ресторанам тоже любил и лихо платил там за всю компанию.

Рестораны были для нас со Светкой в диковинку, наши родители доходами похвастаться не могли, а тогда, к началу девяностых, с деньгами было совсем туго. Голодным студентам упустить возможность повеселиться на дармовщинку было просто грешно. А еще Леха, как оказалось, обожал футбол, и совсем скоро мама приходила в ужас, когда во время очередного матча перед экраном бесновались уже не два, а три «психованных болельщика».

Пиво к просмотру Леха приносил замечательное, неведомое иностранное, и папа долго с удовольствием обсуждал с ним, какое лучше и почему. Рыбу к пиву тоже приносил Леха, и тоже прекрасную — «братаны с Поволжья привозят». Ел Леха за двоих, и мама, которая готовить и кормить всегда почитала счастьем, расцветала и старательно лепила пельмени и варила борщи.

Сам Леха моих родителей сначала ужасно стеснялся — было очень забавно, когда такой немелкий парень жался по углам, втягивал голову в плечи и что-то невнятно бубнил в ответ на их вопросы. Когда же понял, что в доме ему рады, очень быстро освоился, за глаза родителей звал «батяня» и «мама», в глаза уважительно — по имени-отчеству. Любые родительские пожелания выполнял едва ли не до их возникновения, обязательно старался хотя бы раз в неделю проводить вечер у нас дома. К этому времени я уже знала, что семьи у Лехи нет — отец спился, мама умерла несколько лет назад.

Все к этому шло, и весной мы поженились.

Сколько человек гуляло на свадьбе, точно я не знаю до сих пор. Платил за все Леха, попытки родителей хоть как-то вмешаться урегулировал так, что все остались довольны. Праздновали мы в ресторане, кроме моих родных, была вся наша группа, Светка, еще пара моих подруг и куча Лешиных приятелей, чем-то на него похожих — таких же крепких, здоровых и коротко стриженных. Приятели были с подругами и без, но их было столько, что я запомнила не больше половины.

Веселились полночи с какими-то дурацкими конкурсами, песнями и плясками. Ближе к утру ты, уже хорошо пьяный, отловил меня в толпе, счастливую и запыхавшуюся от танцев, и пытался что-то сказать. Я никак не могла понять, что именно, и все просила повторить. Музыка ревела, язык у тебя порядком заплетался, но ты крепко ухватил меня за локоть и что-то упорно бубнил, пока рядом не вырос Леха. Тебе хватило одного его взгляда, чтобы раствориться среди гостей.