Збинек Кованда - Палец на спуске

А сейчас на Пльзень идет самолет, который, возможно, несет с собой атомную бомбу. Как представить себе подобную чепуху в наши дни, когда наступил прочный мир, когда народы все более сближаются друг с другом, чтобы сплотиться в дружную семью?! Это же невозможно, чтобы сейчас какой-то самолет готовился сбросить на город бомбу!

А отец Вацлава, который во время войны находился в концлагере, возможно, как раз в этот момент стоит перед судилищем уголовников только за свою верность Советскому Союзу. Да, и это называется прочный мир!

Неужели об этом не знают в Советском Союзе? Не знают, что в Чехословакии начали судить людей за то, что они не оказались предателями под давлением брани об «азиатских методах»? И кто даст гарантию, что первые признаки разложения в одном из социалистических государств не будут использованы в целях развертывания тотального наступления против социализма во всем мире? Кто гарантирует, что вот этот самолет, к которому приближается Вацлав, не играет роль первой ноты в предстоящем страшном военном концерте?

Вацлав прежде всего солдат. Он прекрасно помнит слова военной присяги. В тот момент, когда он поднимает голову и видит над собой брюхо чужого самолета, в его голове проносятся две мысли. Первая: «Сегодня 20 августа 1968 года, 14 часов 59 минут». Вторая: «Если в эти минуты должна начаться третья мировая война, то я сделаю все для ее предотвращения, пусть я один, но я не так уж беспомощен. Я сижу в своем МиГ-19, держа палец на пуске».

Как раз в это время в помещении вышки появляется майор Некуда. Сюда он попал в самый ответственный момент всей операции совершенно случайно. Блуждая по аэродрому, увидел высокое застекленное здание, возвышающееся над местностью, словно цапля над своим гнездом. На память пришел какой-то фильм; он понял, что из этого здания руководят стартами и приземлением самолетов, и направился туда.

Местные офицеры кивнули ему головой, а майор Винарж помрачнел. Некуда постоял в нерешительности несколько минут у дверей, но сознание важности собственной персоны и выполняемой им миссии вернуло ему самоуверенность. Он медленно приблизился сзади к подполковнику Баштыршу, решив, что этот человек здесь главнее всех.

Когда Алоис Машин звякнул засовом на воротах дома Якуба, пес Лесан неприветливо залаял, но Якуб ладонью левой руки дал ему знак замолчать.

Послышался вежливый, почти робкий стук в дверь.

— Войдите!

Дверь отворилась, Алоис просунул в нее голову и произнес:

— Можно, Якуб?

— Я же сказал, входите.

Незваных гостей это немного удивило. Значит, Якуб о них знает и ждет их? Гости во главе с паном Беранеком и радиотехником скучились в кухне. Техник держал в руках круглый микрофон с такой важностью, будто это был королевский скипетр.

Якуб сидел за столом лицом к окну, повернувшись спиной к гостям. Пан Беранек минутку подождал. Ярослав, стоявший позади всех, отступил на шаг назад и снова оказался в сенях, но через открытую дверь ему все было слышно и видно. Позади переминался с ноги на ногу пан Гавличек.

— Пан Пешек, вы не сердитесь за наш визит?

Якуб молчал, глядя через окно на Бурду и Ламача, которые стояли на улице, озираясь по сторонам.

Пан Беранек скривил левый уголок рта и продолжал:

— Ну, если вы, пан Пешек, сердитесь, то я прошу вас не делать этого. Нам хотелось бы с вами немного поговорить.

Якуб обернулся к нему и окинул взглядом фигуры стоявших.

— А вы кто такой, уважаемый пан? — Он спросил так, хотя со вчерашнего дня помнил лицо и речи этого человека.

В глазах пана Беранека появился лиловый блеск, и он, усмехнувшись, вытащил удостоверение личности.

— Меня зовут Зденек Беранек. Я член районного комитета. В вашу деревню мы прибыли совместно с представителями нашего радио, чтобы увидеть тут кое-какие ненормальные явления, а вас, пан Пешек, мы просили бы оказать нам содействие.

Пан Беранек придавал слишком большое значение моменту своего представления, полагая, что это производит на людей сильное впечатление. Действительно, впечатление он производил, да только не на всех.

Якуб относился к числу тех, кто не поддается на подобные приемы, а тем более на словесные выкрутасы. О и улыбнулся и, оттолкнув протянутое к его носу удостоверение, произнес:

— Я знаю вас. Знаю и то, что написано в документе. Хочу одно только спросить у вас: что вам нужно?

В глазах пана Беранека вновь появился лиловый блеск.

Тут раздался треск, напомнивший звук грома после яркой молнии. Посыпались осколки разбитого стекла.

Вацлав приблизился к вражескому самолету. Сейчас он находился в таком положении, что кабина чужого самолета просматривалась сбоку. Он внимательно вглядывался в две темные фигуры за стеклом кабины, и ему вдруг показалось, что рядом с круглыми головами, как по команде, появились две темные полосы, движущиеся из стороны в сторону, — это экипаж непрошеных гостей попросту машет ему, приветствует его, а сам ни на йоту не меняет своего курса.

Через мгновение Вацлав был под иностранным истребителем. Он хотел бы получше рассмотреть его, но только что увиденная картина вызвала в нем приступ бешенства.

«Значит, я шут и негодяй? Может быть, они считают меня мальчишкой? Видите ли, они мне машут, поздравляют меня! Летят прямехонько над чужой землей и приветствуют меня, словно туристы, которые сидят в «мерседесе» и проезжают в горах мимо туземца, восседающего на осле!.. Разве ради этого я прожил жизнь? Ради этого я поседел? Ради этого в тридцать девять лет ухожу с летной работы? И такая жизнь имела бы смысл?»

Вацлав не знал, что в то время уже готовились к вторжению в Чехословакию. Не знал, кто такой Беранек, компаньоны которого как раз в эту минуту разбили окно в доме его отца. Он не знал, как, впрочем, не знали и летевшие над ним два летчика-истребителя, что группировки войск иностранных держав уже начали постепенно передвигаться в сторону западных границ Чехословакии.

Вацлав — не политик, он просто солдат. Он отлично помнит слова принятой им присяги. В голове пронеслась мысль о 90 тысячах погибших боевых товарищей полковника Каркоша. Сейчас он знал твердо только одно: они хотят из его отца Якуба сделать негодяя. «Со мной этого не выйдет! Отец, Милена, за вас!»

Как-то во время одной из бесед со студентами Якубу задали вопрос: «В чем, по-вашему, смысл жизни?» Якуб тогда сначала замялся. Он ведь не философ, и на такие вопросы ему отвечать трудно. И вдруг ему пришла в голову мысль, что можно выкрутиться. Он ответил:

— А вам не кажется, что вопрос лучше поставить так: а какая жизнь имеет смысл?

Студенты были поражены, и один из них спросил, а какая же жизнь имеет смысл? Якуб ответил уверенно: «Та, которая помнит, благодаря чему она существует», «Благодаря чему же?» — последовал очередной вопрос. «Благодаря двадцати миллионам жертв советского народа», — ответил тогда Якуб, и это показалось студентам слишком простым ответом. Но именно в этой простоте многие из них почувствовали особую силу этого факта.

Есть на свете истины простые, как ночь и день, которые не годятся в качестве темы ученых диспутов, но тем не менее они существуют. Они так же просты, как жизнь и смерть.

— Слушаю, — ответил подполковник Баштырш. Теперь решение зависело от Вацлава. И подполковник добавил: — Попытайся дождаться одобрения свыше!

— Есть!

Этот короткий диалог означал, что Вацлав принял решение уничтожить нарушителей, если они не подчинятся его командам.

Подполковник Баштырш, конечно, знал, что и без его вмешательства подобная информация от летчика, выполняющего боевую задачу, вызовет быструю ответную реакцию. По линиям связи пойдут доклады в высшие инстанции. При оценке действий во время операции весьма важно будет потом знать, имелось ли одобрение сверху. Но и так всем хорошо известно — и на аэродроме, и в верхах, — что основную ответственность, а в десятые доли секунды и целиком всю ответственность несет тот, кто сидит за штурвалом и держит палец на пуске.

Между тем иностранный истребитель не только не изменил маршрута, но и не повысил скорости.

В доме Якуба три окна: одно — в «салон» с супружеской кроватью, которая вот уже многие годы расстилается лишь для проветривания, другое — на кухню, где Якуб, как знает читатель, спросил пана Беранека, что ему нужно, и третье — в комнату, в которой старый Пешек спит и хранит необходимые вещи.

Именно за этим последим окном, волнуясь, топчется Пепик Шпичка (молодой Вондра и вахмистр Шмид в это время внимательно прислушиваются к разговору на кухне) и сжимает кулаки, стараясь взять себя в руки, чтобы не схватить стоящую у цветочной тумбочки грибную палку Якуба и не наброситься с нею на этого негодяя Ламача. Что, собственно, еще нужно этому болвану: на заготовке кормов он зарабатывает по три с половиной тысячи крон, купил новую легковую машину, имеет десять овец с бараном, что дает дополнительный годовой доход в двенадцать тысяч… Дом — как игрушка, добрая жена…