Геннадий Прашкевич - Человек Чубайса

Конечно, день так просто не кончился.

Сперва мы катались по городу, потом оказались где-то на Фабричной, в огромной Шуркиной квартире. Появилась водочка, появились девочки, наконец, появились правильные пацаны, речь пошла обо всем на свете, поэтому я свалил. Ненавижу беседы обо всем на свете, они никогда ни к чему не приводят.

Утром Шурка за мной заехал.

Вид у него был потрепанный, но постепенно он разошелся и (с перерывом на обед) мы проездили с ним часов пять.

Жара сгустилась. Над Левобережьем повисли сизые тучи, страшноватые на вид, но в центре с особой злобой палило солнце. Зной все сильней окутывал каменный город. «Пахнет грозой», – нагло ржал Шурка, но пахло не грозой, а бензином и пылью, и еще какой-то гнильцой. Когда вся страна гниет, гнильцой несет отовсюду.

Впрочем, страна Шурку не колыхала.

– Есть одно заведеньице, – намекал он и в черных его глазах зажигались таинственные огоньки. – Ну, настоящая мечта, а не заведеньице! Я тебе покажу. Сидит там матерый человечище. Ну, типа такой кабан по жизни, бывший таксист Костя Воронов. Я ему прямо намекаю: ты съезжай, Костя, по доброму, оставляй заведеньице, а он ни в какую, не понимает. Тяжелый мужик. Было у него, замели на пятнадцать суток – еще в империи, так он, гуляя по двору вытрезвителя, какому-то случайному прохожему продал по дешевке казенный мотоцикл, можешь себе представить? – Шурка осуждающе покачал головой. – Вот такие, как Костя Воронов, сгубили империю. А теперь держит заведеньице. Никакого стыда. Но заведеньице уютное, душа радуется. Называется просто – «Брассьюри». Почему, Костя, спрашиваю, «Брассьюри»? А бывший таксист только жмурится, а вот, говорит, красиво.

Время от времени Шурка тормозил то у лавчонки, то у ларька.

Я оставался в джипе, поглядывал из-за опущенного стекла на сизый и смутный мир. Шурка что-то там говорил, весело и бесцеремонно наваливаясь животом на прилавок, иногда кивал издали. Как мы заранее договорились, я отвечал таким же кивком. В ответ, как китайский болванчик, начинал кивать лавочник. Смотрит издали, ничего не понимает, козел, но кивает. Я сам к лавочникам и ларечникам не подходил, но отлично знаю, что в этот момент пряталось у них в глазах. Отними у негра, у афроамериканца, значит, барабан, у него с глазами случится точно такое самое. Видел я это еще у Вадика, поэтому старался не поглядывать лишний раз в сторону лавочников и ларечников, потому что окончательно еще не решил, пойду ли к Шурке работать. Наверное, пойду, думал я, с чего-то начинать нужно. Даже обязательно пойду, но зачем торопиться?

– Что-то я не всосал, какие такие «люди»? – заржал Шурка, когда я поделился с ним некоторыми сомнениями. – Это ты о ком? Это же бараны, ты что? У них есть бабки, пусть делятся. Они же прекрасно знают, что лучше частью поделиться, чем потерять все. Ты что, братан? Я же у них не прошу, они сами дают. Они знают Фазана, потому и дают. Сам подумай. Ну, кто их защитит, кроме Фазана? Без его пацанов, то есть, без нас, всякое может случиться. Утром встанут, к примеру, а торговый квартал лежит в пожарищах, как Бобруйск после войны. А? «Люди!» – презрительно фыркнул он. – Тут тебе не какая-то сраная Америка. У нас все всерьез. У нас ментов боятся до смерти. Конечно, и бандитов боятся, но ментов больше. Сечешь? А мы, – ухмыльнулся он, – самая надежная крыша. Мы же свои, нас все знают, мы слово держим, мы не какие-то там залетные бандосы. Благополучие всех этих баранов покоится на наших мышцах. Всосал? Это же просто. Даже китаец поймет.

Шурка выходил из джипа.

Раскованный, ловкий, нырял в лавку.

В лавке полумрак, думал я, уют. Там поблескивают ласковые бараньи глазки лавочника. Такой действительно все поймет, не китаец.

Потом Шурка возвращался – ловкий, довольный, застегивал кожаную сумку на поясе. Иногда его провожали. Иногда что-то говорили. Может, убеждали, упрашивали, не знаю, не прислушивался. Не хотел прислушиваться. Какая разница? Все клопы. Особенно Вадик Голощекий был клопом. Очень большим клопом. Насосался и отвалил неизвестно куда. Из-за Вадика я теперь болтался с Шуркой по городу. Хотел, вернувшись из Штатов, удивить Вадика знаниями, поднять бизнес на невиданные высоты, а вся учеба полетела коту под хвост. Я бы тоже, как Шурка, с удовольствием начертал на могилке Вадика: «Спи спокойно, падла, понял!» Это ведь из-за Вадика я вернулся в пустую квартиру. Сперва жена перестала звонить, потом все-таки позвонила. Попрощаться, как она выразилась. С ее слов я и понял, почему от Голощекого перестали приходить деньги. В последние дни в Нью-Йорке я не то что порк, самый дешевый гамбургер заказать не мог. Не терплю гамбургеров, баранья пища, но жрать хотелось. Терпеть не могу хлебных батонов, набитых ветчиной, овощами и кетчупом, меня от них тошнит. Прав Шурка – сраная Америка. Но я там многому научился, не с Шуркой бы сейчас мотаться по городу. Ведь научился же!

Ладно, думал я, всему свое время.

С чего-то все равно начинать надо. В этом смысле, Шурка – не худший вариант. Тем более, что он однозначно прав: дают, надо брать. В конце концов, все эти бараны действительно хотят спокойной жизни, они нуждаются в надежной крыше. Интересно, сколько берет Шурка с бывшего таксиста, заведеньице которого ему нравится?… От души, наверное… А бывший таксист разве пожалуется Фазану? Да нет, конечно… Если какое-то время поработать в паре с Шуркой, расчетливо прикидывал я, на ноги встать можно быстрее, чем я планировал… А если Шурка действительно отхватит «Брассьюри», вдвоем многое можно сделать. Через год, через два можно иметь несколько таких заведеньиц, заняться делом. И голова по поводу законов болеть не будет. Калаш под рукой, Макар под подушкой… Как по другому жить в городе, в котором милиция, найдя труп с несколькими пулевыми дырками в голове, официально заявляет, что человек покончил с собой, а то просто расшибся, споткнувшись о камень? А пьяного бомжа и поднимать не станут, руки о него марать.

В общем, я склонялся к тому, чтобы принять Шуркино предложение.

А он, вернувшись из очередной лавчонки, добил меня, заявив, что в течение пяти дней до нашей встречи каждое утро проезжал мимо моего дома, даже пару раз видел меня, но тормознул не сразу.

Почему не сразу?

Да потому, что нужно было тебя проверить, ухмыльнулся Шурка. Теперь-то я точно знаю, что квартира у тебя пустая и ты не врешь. А квартира у тебя даже слишком пустая, ухмыльнулся он. Типа, помнишь, когда хозяин тараканов все пугал: нет жратвы, нет жратвы! Все думал, что испугаются, уйдут. А однажды ночью раздался шорох, потрогали хозяина за плечо. Он глаза раскрыл, а тараканы в полукруг стоят у дивана. Потом старшой прохрипел: вставай, хозяин, мы тебе жратву принесли!

Мы посмеялись и Шурка сказал: в жизни так не бывает, Андрюха. Никто нам (даже тараканы) жратву не принесет. Да нам с тобой и не надо. Мы с тобой хорошие дела завернем, я к тебе давно присматриваюсь. Всосал? У тебя, правда, позавчера было в кармане всего только четыре бакса? – веселился он. Ах, ты еще бакс в метро отдал девке? Клёво! Три, значит, осталось! Шурка от души веселился, даже ударил ладонью по клаксону, когда мы совершали кругосветку вокруг барахолки, но вывернула из-за светофора бело-голубая ментовская машина и он эти штуки оставил.

Четыре бакса!

Ну, это правильно, что ты не пожалел, что сунул бакс девке, ржал Шурка. Все-таки счастье нагадала, сучка. Все у Шурки почему-то были сучками. Ты ей на обратном пути еще один бакс сунь, предложил он. Пусть у нее от удовольствия пятки порозовеют, как у негритянки. Пусть она теперь ни в чем себе не отказывает. Годик вместе поработаем, Андрюха, тут бабки нормальные крутятся, заодно заломаем Костю Воронова. У него мозг таксиста, как раз за год созреет. А понадобится, мы Косте покойника подкинем в кафушку, ржал Шурка. Тогда совсем кранты Воронову, очень уж место хорошее. А мы поставим дело на лад, управляющего наймем, в отпуск будем мотаться прямо в парашу, то есть в Америку. Однажды к тем самым сучкам подвалим, которые из Саратова или откуда ты там говорил? Из Питера? Ну, и лады. Хотя, нет, обрадовался Шурка, чего это я? Мы к ним подвалим прямо в Питере. Надо же пристыдить, русские же сучки! Вокруг детишки, мужья в модных шляпах: ах, мамочки, ах, лапочки, вот к подружкам в Штаты летают! – а мы издали им бакс покажем: эй, дескать, девочки! Думаешь, не разденутся?

– Холодно в Питере.

– Аллё! – весело откликнулся Шурка на писк мобильника. – Чего, чего?… На работе, конечно… Кредита хочешь?… Сколько, говоришь, сколько? – удивился он. – Ну, ты загибаешь! Время сейчас такое, просто так кто даст?… Но интересно, интересно, не спорю… Что там у тебя в залоге? Квартирка?… Да ну, мне ли не знать про твою квартирку! Дыра у тебя, а не квартирка! У черта на рогах, на любителя… Дачка?… Ну дачка ничего, не спорю? И баньку знаю, сам парился-жарился. Бак в печке еще не прогорел? Вот и отлично… А про машину не надо, ты мне про свою машину даже не говори… Да? Теперь у тебя бээмвушка? Когда появилась?… Ну, в натуре, не знал… Сколько, сколько, говоришь, хочешь процентов? Двадцать пять?… Ладно, заеду, мама…