Рене Фройнд - Любовь среди рыб

— Это что-то гнойное? — испуганно пробормотал Фред. — От этого можно умереть?

Докторша снова рассмеялась:

— Эутиреоз означает, что ваша щитовидная железа функционирует совершенно нормально. Господин Фирнайс, вы здоровы.

— Что-то я этого не ощущаю.

— Если у вас еще раз случится такое учащенное сердцебиение, это не опасно, вы должны это себе уяснить. С вами ничего не будет. Дам вам один совет: подержите голову под струей холодной воды, часто это помогает. И не курите так много, бога ради!

— Мне не принимать совсем никаких лекарств? — разочарованно спросил Фред.

— Я могу выписать вам рецепт на бета-блокатор, он обеспечит вам покой. — И на полтона ниже она добавила: — Некоторые коллеги на всякий случай прописали бы вам его пожизненно. Но мой совет: попринимайте таблетки одну неделю, а потом выбросьте всю упаковку. Только не ссылайтесь на меня!

— Я не совсем понял…

— Я ваш фанат, господин Фирнайс. Не каждого помещают здесь в отдельную палату, да будет вам известно. Я думала, после Гёльдерлина и Клопштока в школе я никогда не буду читать поэзию. А ваши стихи я, признаться, люблю. В первую очередь стихи о любви!

— И поэтому я не должен принимать это лекарство.

— Вы еще молодой мужчина…

Фред сел в постели.

— Этого мне уже давно никто не говорил. Сестра! Шампанское для дамы, пожалуйста!

— Серьезно, господин Фирнайс. Бета-блокаторы имеют побочные действия, которые затрагивают эректильную функцию. Было бы жаль, нет?

Фред пожал плечами. В настоящий момент ему было безразлично, однако он все-таки не отважился произнести это вслух.

— Кроме того, вы не больны, — упорствовала докторша.

— Это вы только так говорите!

— Это говорят наши приборы…

— …Но…

— Не надо меня все время перебивать! Я знаю, то, как вы сами себя ощущаете, может отличаться от ограниченной мудрости нашего компьютера. Но тем не менее могу вас успокоить, вы здесь не в какой-нибудь клинике, вы в «Шарите».

— Я безумно горд, — вздохнул Фред.

— Если вы хотите окончательно избавиться от этих нарушений ритма, могу порекомендовать вам, исходя из моего опыта, лишь три возможные терапии: во-первых, психотерапию.

— Исключено.

— Во-вторых: медитацию.

— Это еще хуже. Медитация вгоняет меня в безумие!

— В-третьих, надолго уединиться, удалиться от дел, пожить в полном покое. Погрузиться в тишину. В какой-нибудь горной хижине, например.

Фред резко вскочил, подбежал к окну и театрально развернулся:

— Это заговор! Признайтесь, вы действуете заодно!

Дело с горной хижиной не могло быть случайностью. «Наша хижина свободна. Вы могли бы там творчески уединиться» — или что-то в этом роде совсем недавно говорила ему Сюзанна. Горная хижина, горная хижина, сколько поэтов в тебе пересижено.

— Что вы имеете в виду под заговором, господин Фирнайс?

— Хижину, хижину! Это хижинный заговор!

Фред подошел к шкафу и принялся лихорадочно одеваться.

Тут докторша немного растерялась:

— Я не знаю, о чем вы говорите. Но некоторые навязчивые представления абсолютно спокойно укладываются в рамки картины вашего сердечного нарушения. А вы не хотите еще пообедать?

— Нет, спасибо.

— Ну что ж. Чусс, господин Фирнайс. «До свидания» я уж лучше говорить не буду.

В дверях докторша еще раз обернулась и миролюбиво сказала:

— Моя внучка только что сменила школу. У нее было много страхов перед новой школой, но она мне призналась, как преодолела их: «Бабушка, всякий раз, когда я не знаю, что делать, я говорю с маленькой феей, которая живет у меня в сердце. И получаю ответ».

Фред не прислушивался к ее словам и только посмотрел на докторшу с подозрением — не входит ли в заговор и эта фея?

— Подумайте об этом, господин Фирнайс, — сказала докторша, вышла из палаты и закрыла дверь.

С того момента, как Фред Фирнайс перебрался через Дунай в Пассау, дождь не прекращался. Вода текла по лобовому стеклу бурными ручьями, хотя «дворники» работали вовсю. Правда, теперь Фред мог, по крайней мере, ехать — после того как на автобане А9 настоялся в двадцатипятикилометровой пробке, пока не достиг спасительного поворота в Хофе. Если бы знать, он поехал бы через Геру или Хемниц, неважно, что это дольше, главное — ехать.

Фред ехал медленно, поскольку на дороге стояла вода, а его машина не обладала ни системой ABS, ни эхозаградителем, ни всеми теми штуками, назначения которых он толком и не знал, потому что это его никогда не интересовало. Увлечение техникой и автомобилями он находил постыдным. Во всяком случае, делал вид. На самом деле это было не полной правдой, поскольку собственную машину он по-настоящему любил, древний «Мерседес», бензиновый, с автоматикой, один из тех, что с вертикальной посадкой фар, такой старый.

Фред наслаждался уютным обогревом, теплом, которое окутывало его ноги, и гладкой податливостью кожаных сидений. Когда он увидел увенчанный звездами щит с надписью «Республика Австрия», его не охватило ничего похожего на чувство возвращения на родину. Он любил Австрию, но любил и родину своего выбора — Германию. При этом Фред — как все австрийские дети своего времени — был воспитан в неприятии всего немецкого. Дома всегда вместо «немец» говорили «пифке» — по имени прусского автора бравурных маршей. Немецкое приветствие «чусс» наказывалось домашним арестом. «Пифке» считался крикливым, пошлым и лишенным вкуса, тогда как австриец воспринимал себя обаятельным, стильным и элегантным.

Фред и по сей день не любил говорить «чусс», но при случае употреблял это слово, чтобы не казаться невежливым из-за слишком дистанцированного «до свидания». Некогда табуированные слова — такие как «шорле»[2] — он просто вынужден был использовать, чтобы не умереть от жажды. Со временем австрийские идиомы вполне удачно пополнились многими берлинскими и немецкими оборотами речи. Фред успешно преодолел свое антипифковское воспитание. Во время крупных футбольных турниров он, например, болел за немцев, если австрийцы выбывали.

Частенько ему приходилось болеть за немцев.

И чего ради он и впрямь отправился к этой хижине? Должно быть, это решение было принято в состоянии короткого замыкания. Как и многие другие решения в его жизни. После того как Сюзанна дала все клятвы и принесла все присяги, что знать не знает докторшу из университетской клиники «Шарите», Фред с сомнением заинтересовался планом насчет хижины. Вернувшись из больницы, он чувствовал себя в своей квартире еще хуже, чем раньше. Ему хотелось вырваться оттуда. Инстинктивно он чувствовал, что, если останется в Берлине в своих четырех стенах, все снова вернется в ту же мрачную колею — со странной паникой, с отчаянием из-за паники, с истерикой из-за отчаяния. Диагноз, который поставили ему врачи: «органически совершенно здоров», — зарядил его новой энергией, и он должен был использовать эту энергию, чтобы вырваться из темницы дурных привычек — пьянствовать, бояться, сомневаться, отчаиваться. Ему необходимо было вырваться. Но куда-нибудь туда, где он мог бы оградить себя. Где он мог быть один. Он рассматривал вариант снять домик у моря. У Балтийского моря. Секретарша издательства обшарила Интернет в поисках имеющихся предложений. Как и следовало ожидать, в конце июня найти жилье у моря, доступное по цене, оказалось невозможно.

Сюзанна Бекман показала ему на карте, где находится хижина. Грюнбах-на-Эльбзее. Фреду уже приходилось слышать об этом месте. Долина Эльбталь находилась на северном краю Альп. Там было Большое Эльбзее — озеро, где брал начало один из истоков реки Эльбы, а дальше в горах — еще и Малое Эльбзее. На берегу которого и стояла хижина, построенная из лиственницы.

— Там настоящая идиллия, — сказала Сюзанна.

— Идиллии не бывает, — возразил Фред. — Идиллия держится лишь до тех пор, пока не начнешь присматриваться.

— Вы можете привезти мне еще и томик афоризмов, — сказала Сюзанна. И тут же оговорилась: — Но вы ничего не должны, Фред. Чувствуйте себя свободным от любых обязательств. Просто наслаждайтесь свободным временем. Не думайте о письме. Возьмите отпуск. Отдышитесь.

Как опытная издательница, она знала: лучше всего не давить на автора. Это единственное, что действительно оказывает на них давление.

Сюзанна объяснила ему, где найти воду и дрова.

— Ключ лежит у Алоиза в трактире «У серны». Там, где дорога сворачивает к Малому Эльбзее. Передайте Алоизу сердечный привет. Приятного отдыха! Чусс!

Приближаясь к предгорьям Альп, Фред чувствовал усталость. Дождь все лил, и темп в 80 километров в час не мог раздражать медлительностью. Останавливаться Фред не любил. Он вообще избегал автостоянок на трассе. Там у него всегда кружилась голова. Гораздо увереннее он чувствовал себя в своем «бенце».