Сабир Мартышев - Дурная кровь (редакция 2003 г)

Это уже заинтересовало Веру.

– И чем все закончилось? – спросила она.

– Так как виноваты были мы, иномарку пришлось ремонтировать на свои деньги, а дачу и машину продать.

– Неужели ничего нельзя было придумать?

– Нельзя. О разборках и подкупе ГАИ только в книжках пишут. А мы люди простые, но честные – сами разбили, сами заплатили.

Вера разочарованно хмыкнула.

– Ладно, оставим семью в покое. Что-нибудь лично связанное с тобой расскажи.

– Со мной? Ну…. к примеру… в восьмом классе мы ходили параллелью в театр, а на обратном пути, поздно вечером, ко мне с другом прицепились гопники. Забрали у нас все деньги и другу зуб выбили.

– За что?

– А он пытался возражать.

– Интересные у тебя друзья, – усмехнулась Вера, хотя ничего смешного в своих словах я не услышал. – Может, как-нибудь в театр сходим?

– Театр я не очень люблю, но бояться его из-за гопников я не стал. Если ты об этом.

– Ладно, – сказала она, – можно тогда нам по набережной прогуляться… вечерком.

Она всерьез или просто издевается? Странная какая-то.

Вера смотрела на меня и терпеливо ждала ответа.

– Почему бы и нет, – сказал я.

– Или залезть на крышу, выпить вина, почитать стихи... как ты на это смотришь? – полушутя спросила она, поправляя взъерошенную ветром прическу.

Интересно, Толик ее тоже на крыше выгуливал? Впрочем, что-то заманчивое в ее предложении было, подумал я. Вино, звездное небо – романтика. И главное… секс. Нет, на самом деле, кого она хочет одурачить? Такие как она за стихами на крышу не лазают.

– Надо подумать, – неуверенно произнес я, так как помимо секса на крыше, легко представил последующую закономерную встречу с Толиком, а затем недолгую, но весьма зрелищную драку с ним же.

Проснись, одернул я себя, у тебя нет ни сотового, ни машины. Почему тогда Вера выбрала тебя? Нет, здесь точно какая-то собака зарыта.

Я осмотрелся вокруг. Парк пустовал, хотя погода была лучше некуда. Где-то вдалеке, на проспекте, гудели машины, стоящие рядом березы тихо шелестели листвой. Вера, прищурившись, уставилась вдаль и придвинулась чуть ближе ко мне. Что-то скрывалось за ее непринужденностью. Я выбросил сигарету за скамейку и сделал равнодушное лицо.

– Ты можешь обнять меня, – тихо сказала Вера. – Я не кусаюсь.

Как-то слишком быстро все развивается. Не то чтобы мне не нравятся активные девушки, но не настолько же.

– Постараюсь запомнить это.

Не знаю, задело ли Веру мое бездействие или мои слова, но она промолчала. Чтобы как-то сгладить свой отказ я спросил:

– А как ты встретила Толика?

Вера скорчила недовольную гримасу, и я понял, что о Толике лучше не спрашивать – она, наверное, уже забыла о моем незадачливом товарище. Взяв в руки сумочку и вытянув ноги на лавке, Вера улеглась. Ее голова расположилась у меня на коленях. Даже не совсем на коленях, а немного ближе к месту, которое принято называть причинным. Она посмотрела на меня снизу-вверх, и я невольно испугался, что выдам себя творившимися телесными изменениями в этом самом месте.

– Неужели, вы были друзьями в школе?

Значит, не забыла. Век живи, Паша, век учись.

– Нет, конечно. У нас даже общего ничего нет – просто одноклассники. Ты знаешь, как это бывает. Учились вместе, иногда отмечали что-нибудь всем классом, но ближе мы не сходились. Он уже тогда был гопником будь здоров, его никто особо в классе не любил.

– А ты?

– Что я?

– Ты тоже был гопником?

Она что, издевается?

– А я нет.

– Значит, тебя все очень любили?

– Не очень.

– Почему?

– Вот уж не знаю, спроси у Толика, – не выдержав, огрызнулся я.

Вера ненадолго замолчала.

– Ты сказал, что у тебя был друг в восьмом классе. Из театра вы возвращались вдвоем. Но почему не компанией? Получается, больше друзей у тебя не было?

Я вздохнул.

– Были, но мало. Класс у нас не очень дружный был.

– Бедолага, – тихо произнесла она, – наверное, у тебя и с девушками не очень ладилось.

Отвернувшись в сторону, я сделал вид, что не расслышал ее слова. Вот еще! Стану я тут перед ней исповедоваться! Вера заерзала и перевернулась на бок. Как бы невзначай, она коснулась моей руки и стала ее тихонько поглаживать.

– Наверное, плохо быть одному?

Ее прикосновения мне были очень приятны, чего не скажешь о допросе.

– С чего ты взяла, что я один? Мне всегда есть с кем пообщаться.

Например, с телевизором…

– Появились друзья-одногрупники?

– Да нет, просто дел стало больше.

– Похвально, – сказала она, сжав мою руку. – То есть, ты постоянно кому-то нужен?

– Бывает. Но сотовый пока покупать не собираюсь, – вяло пошутил я и подумал, что бью в свои ворота.

Вера опять легла на спину. Не знаю, ерзала она нарочно или нет, но это было не менее приятно, чем ее поглаживания. Раздражение от того наплыва вопросов, которые она мне задавала, улетучивалось на глазах.

– У тебя есть любимое занятие? Может, ты стихи пишешь, на гитаре играешь или рисуешь?

Ага, еще танцую польку и плету макраме!

– Нет, но я частенько слушаю музыку.

– Какую?

– Всё помаленьку.

– Так уж и всё? Неужели нет такой, которую любишь больше? Или хотя бы определенного стиля, жанра?

У-у-у, она, наверное, их тех, кто слушает определенную музыку или, того хуже, несколько избранных групп, отворачиваясь от всего остального. Не понимаю таких. Сегодня на слуху одно, а завтра появляется что-то новое. Но они цепляются за свои забытые и никому ненужные записи, словно те кому-то интересны, кроме них самих и им подобных. Шизики, одним словом. Мне же нравится то, что на слуху в данный момент. Ведь не зря эти вещи популярны и их крутят по радио.

Я так и сказал Вере.

– Ну, с музыкой понятно, – ответила она. – А что насчет фильмов, книг?

Книги я читал редко. В детстве, как и многие другие, увлекался фантастикой, потом перешел на детективы. Сейчас и вовсе стал читать лишь по необходимости, конспекты и учебники. Фильмы смотрел немного чаще. Листая программы в поисках чего-нибудь интересного, я мог остановиться, увидев знакомого актера или заинтересовавшись происходящим на экране, и, не отрываясь, досмотреть до конца. Правда, именно поэтому большинство фильмов я видел лишь с середины. Вера не одобрила такое отношение к кинематографу, хотя ничего толкового в свою очередь не сказала. Было видно, что и она не дока в этом вопросе.

– Раз ты такой деловой, как говоришь, любишь ли ты составлять расписание на день? – внезапно перескочила она на другую тему, будто ощупывала меня со всех сторон.

Я невольно фыркнул, когда попытался представить себе нечто подобное:

«12:00 – 12:30 – Подъем.

12:45 – пока не надоест – Смотреть телик.

… день-полный-забот…

01:00 – Отбой».

– Нет, предпочитаю жить спонтанно и непринужденно, – ответил я немного громче, чем следовало. Мне надоело отвечать на ее дурацкие вопросы. Хотелось сказать что-нибудь вроде: «Кончай болтать, ты мне и так нравишься» и поцеловать. Будь на ее месте девушка попроще, я бы, наверное, так и сделал. Но с ней…

Вера дружелюбно усмехнулась. Она как будто уловила мои мысли и поманила пальчиком, чтобы я наклонился к ней. Я не ожидал такого поворота событий, ведь первый поцелуй в моих представлениях выглядел несколько иначе, и растеряно потянулся к ее губам. Когда я был уже готов к сближению, Вера повернулась так, что ее губы оказались у самого моего уха, и прошептала:

– А ты забавный.

Что она хочет этим сказать? Ты смешон, ты интересен, или «я вижу тебя насквозь»?

Поцелуй, разумеется, не удался.

Мы делали третий круг по парку, и Вера продолжала меня расспрашивать. Люблю ли я шумные компании? Какие у меня отношения с родителями? Легко ли вывести меня из себя? Могу ли я заниматься рутинной работой ежедневно, если это потребуется? Мое отношение к начальникам, старушкам, хамам, детям? Патриотичен ли я?

Вера зачастую не дожидалась, пока я закончу мысль, и тут же перескакивала к другим вопросам. Все они были какие-то странные и, к тому же, неожиданные – она порхала от темы к теме словно бабочка и спрашивала так, чтобы я не успевал обдумать ответ или соврать на крайний случай. Найти истинный смысл во всех этих вопросах я смог лишь гораздо позже.

– Уфф, ну и жара. Может, пойдем на набережную и купим пива? – вдруг сказала она. Полуденное солнце действительно начинало припекать.

– Пойдем, – устало ответил я, подумав, что неплохо было бы искупаться.

Мы зашли в магазин, и Вера попросила «Миллер». Я было возмутился столь дорогому выбору, но она стояла на своем – «Миллер», только «Миллер» и ничего кроме «Миллера». Красиво жить не запретишь, черт бы тебя побрал, Толик. Сдерживая праведное негодование, я не стал спорить, расплатился и успокоил себя тем, что на жаре алкоголь все-таки может значительно нас сблизить.

До набережной мы добирались пешком. Наш путь пролегал по центральной улице мимо мэрии, многочисленных пестрых вывесок магазинов, огромного здания нефтяной компании, и заканчивался возле Театра Драмы, стоявшего почти на берегу реки. Я предложил спуститься к воде именно там, а потом пойти вниз по течению до неказистого, зато абсолютно безлюдного места с удобным для купания берегом. При выходе из парка Вера снова предложила мне обнять ее, и на этот раз я беспрекословно подчинился. Тем более что на ощупь она была весьма приятной.