Наталья Шумак - Маша для медведя

-Ванечка, ты в зеркало смотрелся? Хоть раз? Какой из тебя еврей?

Укоризненно спросила Маша. Одноклассник и верный друг отшутился.

-Впускают не по роже, а по паспорту. Отращу пейсы, пришлю фотку. Упадешь от зависти.

-Скорее от ужаса!

Ванечка спросил быстро и глухо.

-Я тебе нравлюсь? Хоть немножко?

Большие синие глаза стали грустными, точно у щенка в мультфильме. Маша ответила не сразу.

-Как друг очень. В ином смысле - нет.

-А по другому тебе вообще никто пока не нравится.

Оба вспомнили новый год и покраснели. Маша стукала дипломатом по коленке. Старательно смотрела в пол.

-Я же знаю, что ... с Юркой... это так... Ерунда.

-Эх, Царевич! Не будем говорить об этом. Ладно?

-Конечно.

Немедленно согласился он. И попросил.

-Отвечай на мои письма. Пожалуйста.

Торопливо, неловко сунул Маше лист бумаги, сложенный в четыре раза, Зарделся, щеки заполыхали точно советский флаг. Не оглядываясь, заспешил по коридору. Что за ерунда? Очередное признание в любви? Полежаева, не чинясь, развернула послание. Прочла первый раз, не умея вникнуть в смысл.

-Эх, и наворотил!

Потом второй. Помедленнее. Проговаривая строчки вслух, четким шепотом. Стараясь пробиться сквозь нелюбимые рифмы и ритм к смыслу. На тот случай, если оный в подарке присутствовал.

- Мне бы себя продать...

За персик, не съеденный в детстве.

Сдачу не потерять.

Тебе завещать в наследство.

Всех обмануть, сбежать,

В сумрак, нырнув, растаять.

Мне бы себя продать...

Даром возьмешь, на память?

Галопом несущаяся мимо кавалькада одноклассниц притормозила. Девчонки заныли на три голоса.

-Чего это ты, Полежаева?

-Ой, что это у тебя?

-Дай посмотреть!

Маша жестко обрубила поползновения любопытных подружек.

-Фиг вам. Народная индейская изба.

Пихнула листик в сумку, точно и в самом деле было, что от девчонок прятать. Подумаешь, стих. Ни словечка о любви.

В начале февраля Маша осталась совсем одна. Тут очередной сюрприз подоспел. Мама, сильно стесняясь, сообщила "удивительную" новость.

-Возможно, у тебя скоро появится брат. Или сестра.

-Нормально. Ты же молодая. Почему нет?

-Стыдно немножко.

Мама покраснела точно флаг Советского Союза. Можно подумать Машке пять лет, и она не догадалась сама, что означают постоянные приступы утренней тошноты, плюс, намечающийся животик.

Таинственный поклонник впервые воспользовался услугами почтовой службы. Вложил открытку в конверт, да и отправил. При чем, вот невезение, первым в ящик за корреспонденцией полез отчим! Распечатал послание еще в подъезде. Ворвался в квартиру злой-презлой. Швырнул вскрытый конверт, а следом открытку прямо в лицо падчерице.

-Шалава! Поганая шалава!

-Что ты такое говоришь?

Забормотала мама, забегала вокруг мужа, потом обернулась к дочери.

-Маруся, что там? Почему вы ругаетесь?

-Мы не ругаемся.

Ответила Маша, поднимая с пола конверт и открытку. Добавила громко, уже лично для Геночки.

-Читать чужие письма - подло.

Мамин муж запальчиво крикнул.

-Родители должны знать, чем занята детская голова. Знать, чтобы пресечь!

-Вы мне не отец.

Какая дурь! Какая тоска... Геночка бушевал перед женой..

-Хахали, у твоей скромной девочки есть хахали! Это до добра не доведет! Помяни мои слова! Ее надо выпороть и никуда не пускать!

Маша поинтересовалась.

-Пороть сами будете? Лично?

Геночка взвился, замахнулся и через голову невысокой жены неловко, кончиками пальцев смазал Машу по лицу.

-Дрянь! Дрянь какая!

Она отпрянула, взялась за щеку. Никто и никогда ее не бил. Ни разу в жизни. Мама изредка ставила в угол. Вот и все наказание. Других не водилось.

Больно было самую капельку. Но от бешенства перехватило дыхание. Губы задергались. Маша не могла говорить, движения получались неловкими, точно у пьяной. Старательно смяла конверт, согнула пополам открытку, пихнула все в карман джинсов. Не глядя, потянула с вешалки куртку. Геночка вырвал ее из рук.

-Куда собралась? К любовнику? Лена, твоя дочь бежит к мужику!

Мама, прижимая руки к животу, попросила.

-Перестаньте. Ну, перестаньте же. Маруся! Пожалуйста!

Геночка загородил дверь. Маша посмотрела ему в глаза.

-Если не пустите - прыгну в окно.

-Геночка.

Закричала мама.

-Вы что, с ума оба сошли? Прекратите!

Вцепилась в мужа. Теперь дорогу загораживали уже вдвоем.

-Маруся!

Заплакала мама.

-Маруся! Ну что случилось!

Слова прозвучали детской жалобой. Маша пыталась говорить спокойно, но голос дрожал хуже овечьего хвостика.

-Геннадий прочитал мое письмо. Вскрыл и прочитал. Без спроса.

-О, Боже. Вы оба спятили. Оба!

Мама выпустила рукав мужа. Съежилась, заплакала, ушла в зал. Геночка не двинулся с места.

-Пропустите.

Повторила Маша с нажимом. Понимая, что мучает маму но, не имея сил остановиться, прокричала на максимальной громкости.

-ЕСЛИ ОН НЕ ОТОЙДЕТ ОТ ДВЕРИ, Я ВЫПРЫГНУ В ОКНО!!! ЧЕСТНОЕ СЛОВО!!!

-Гена.

Слабо позвал голос из зала.

-Гена, пожалуйста. Будь взрослым человеком. Пусти ее. Пусть идет. Куда хочет.

Отчим мстительно подхватил с полки шапку, с пола единственные сапожки, процедил, глядя Маше в глаза.

-Давай, давай. Иди к своему...

Гадко ухмыляясь, отступил с дороги. На что надеялся, интересно? Маша вылетела в подъезд как была, в комнатных тапочках, джинсах и футболке. Немного постояла на первом этаже. Не назад же возвращаться? Рванула через двор, в дом напротив, к подружке Светке - которой, разумеется не оказалось на месте. По вселенскому закону подлости.

-Баскетбол?

Маше стало противно от вялых и скользких ноток собственного голоса. У, дохнущая рыба. Интересно, что о ней подумала тетя Оля. Подружкина мама появилась в дверях с полотенцем на сгибе локтя, половником в руке. Фартук щедро обсыпан мукой. Классическая домохозяйка. Большая, теплая женщина. Во взгляде ирония.

- Да. Баскетбол. Делать ей нечего больше.

-Баскетбол.

Глупо повторила растерянная Маша.

-Нет, чтоб матери помочь. В мячик играет.

-Сегодня тоже? Вчера же была тренировка, вроде.

-Это ты у меня спрашиваешь? Чья она подружка? Кто с кем секретами делится? Думаешь, она маме что-нибудь рассказывает? Зря. Я не знаю ничего. Сама. Поняла? Я догадываюсь. Ну, иногда мне сообщают, куда именно идут. Или просят, что именно им голодным нужно приготовить на ужин, когда они явятся, собственной персоной.

-Простите.

-Кстати, почему ты полуголая? На дворе не лето. Надо одеваться! Голова у тебя есть на плечах?

Выбранила тетя Оля. Замахала половником.

-Разве так можно? Простынешь!

-Ладно. Пойду.

Подружкина мама, игнорируя возражения, ухватила Полежаеву за плечо, втянула в квартиру.

-Подожди. Набрось хоть мою ветровку, что ли? Вот эту.

-Не надо.

-Набрось! Я сказала! Потом занесешь. Господи! Ты еще и не обулась? Откуда берутся такие дети? Сначала они сами себя заморозят, потом их приходится долго лечить, а о маминых нервах ни одна красавица не подумает! Еще чего не хватало.

В сердито-укоризненных выкриках не было ничего обидного. Шумно, но с искренней заботой.

-Все в порядке, тетя Оля.

Развернулась, направилась обратно. Двор был пуст. Это летом все на улице толкутся. Бабушки на скамеечках, мамочки с детьми на качелях, и вокруг песочницы.

-Рыжая!

-Эй, Рыжая!

В дверях своего углового подъезда маячили братья Федотовы.

-Зайдешь к нам? Потискаемся малость. Втроем. А?

-...

-Ваще ополоумела!

Теперь Маша изволила ответить.

-Да.

-Минус двадцать, между прочим.

Снова не стала спорить.

-Знаю.

-Светки нет? Не повезло? А ты к нам. Мы согреем! В два счета!

-Ага.

-Машка, не беги мимо!

-Рыжая.

-Машка!

Братья смеялись. Подталкивая друг друга локтями. Юрка крутил пальцем у виска. Чем ему отвечал Павел, Маша уже не видела. Обжигая пальцы о металлическую дверную ручку, нырнула в подъезд. Поправила сползающую с плеч ветровку - тетя Оля была особой весьма крупной комплекции. Ростом как Маша, а объемами, с порядочную снежную бабу. Настоящая кустодиевская купчиха. Так что, силой врученная ветровка была девочке не по размеру. Запросто пару Маш впихнуть можно. Полежаева взобралась на третий этаж. Постояла у родной двери. Отвернулась. Спустилась на площадку. Шлепнулась на подоконник. Сил нести домой повинную голову не было.

-Маша, ты разве куришь?

Удивилась соседка с четвертого, поднимаясь к себе мимо девушки.

-Нет.

Бабуся не поверила. Продолжая карабкаться дальше, покачивая головой, забубнила.

-Вот молодежь пошла. Дымят, дымят точно паровозы. Дымят. Весь подъезд дымом провонял, им хоть бы хны. И девки за парнями тянутся. Никакого стыда.

Маша отчаянно мерзла, посматривала в окно, не появится ли Света, наконец? Сколько можно тренироваться? Достала смятый конверт.