Елизавета Ланская - Принцесса из собачьей будки

— Что, интересен старухин чулан?

— Ага, очень. Ты знаешь, что там может быть? — глаза Оксаны загорелись огоньком озорства так, что она стала похожа на маленького ангелочка, который только и знает что целыми днями придумывать хитроумные игры. Костю забавлял вид сестренки. Он-то успел забыть, что она — вовсе не Сонька-Золотая Ручка, а просто маленькая девочка. Порыскав в карманах брюк, мальчик извлек тоненькую металлическую проволочку с крючочком на конце. Просунув сие чудо в замочную скважину, он как-то особенно повертел-покрутил и, вуаля, дверь отворилась, словно в сказке! Оксана от радости даже в ладошки захлопала. А Костик успел подумать, что это очень приятно — дарить радость людям, особенно — близким. Вместе они вошли в пространство чулана, где, наверное, тысячу лет уже правила старость, смахивая с жилистых рук пылинки времени. Детские шаги растревожили застоявшуюся тишину, пол заскрипел, а дверь словно охнула, когда ее открывали.

У Оксаны даже глаза разбежались от разнообразия вещей, которые здесь жили, — старинные часы с кукушкой, раскладушка, патефон, тазы с дырами и без, доски гладильные и для продуктов, утюг старинный и тяжелый, какая-то картина с тетенькой, жующей шоколад, от которого рот даже испачкался, — так она старалась. Изображение развеселило Оксану, ей тоже захотелось шоколада. Однако мысли о сладостях улетучились, когда среди вещей нашлось действительно нечто особенное.

— Костик, посмотри, а это чего такое?

Мальчик подошел ближе к предмету, на который указывала сестренка. Изучив его с видом знатока, подойдя справа и слева, и так, и эдак примерившись, он в итоге заключил, что перед ними — швейная машинка старого образца. На Оксанин вопрос, для чего она предназначена и как работает, Костя терпеливо принялся объяснять, что хоть и старинная это техника, но если заменить в ней некоторые детали, смазать маслом для ровного хода и найти ниток, то научится сестричка шить и будет мастерить себе одежду. От такого открытия сердце Оксаны запело. Будет теперь у нее не то что игра какая-то, а настоящее дело — совсем как у взрослой. Какая же красота! Даже неприятности недавнего времени отступили на задний план и она о них разом забыла. Перед ее мысленным взором замаячили картины счастливого будущего.

Довольные находкой, дети осторожно подняли машинку. Она оказалась такой тяжелой, что Оксана чуть не уронила эту бандуру себе на ноги. Тогда Костя предложил подстелить под машинку ткань и тащить волоком. Мишку звать не стали, потому как он принялся бы умничать, задвигать теорию о том, что шить сложно, что нитки купить не на что и так далее. Теории развивать он умел! Когда машинка оказалась у самого порога чердака, можно было спускать ее, на лестнице послышались шаги. Дети замерли в ожидании. Только замирать было поздно, а прятаться — негде. Ключ в замке собирался по-хозяйски повернуться, но дверь вдруг сама собой открылась. Алевтина Викторовна с изумленным и разгневанным видом стояла на пороге и выпячивала глаза на Костю с Оксаной. Девочке показалось, что если она продолжит так смотреть, то глаза ее прямо вывалятся из головы, покатятся по полу и непременно упадут в трещину в полу.

— Ну и что вы здесь забыли, уроды? — не стесняясь в выражениях, заголосила женщина. — Добро мое стащить задумали, гаденыши?! Только через мой труп, поняли?! Вот вам, на куси-выкуси!

Кукиш, сложенный из костлявых пальцев бабушки, уперся Оксане и Косте в лицо, будто страшнейшая угроза на земле. Тут же, сориентировавшись на удивление быстро для своих 75-ти лет, Алевтина Викторовна потянула покрывало с машиной на себя. Но и Костя не растерялся, принялся перетягивать ткань на свою сторону. Оксана стояла между ними, не зная как быть. Слезы подступали к горлу, начинали душить. Малышка давно заметила, что если плачешь очень сильно, то говорить становится сложно, слов — не разобрать, но молчать она просто не могла, должна была сказать. Стараясь говорить, а вернее — кричать как можно громче, Оксана встала ногами на подстилку лицом к бабушке. Ручки сложила в просительном жесте, надеясь хоть чем-то разжалобить женщину.

— Бабулечка, дорогая, разреши мне взять себе машинку! Она ведь все равно стоит здесь без дела, портится, а я бы шить научилась. Платье сшила бы для тебя красивое или платочек. Бабулечка, пожалуйста! — в порыве эмоций Оксана даже упала на колени, вцепившись в грязный подол платья Алевтины Викторовны.

— Что ты мне тут мелодраму корчишь?! Ишь, нашлась артистка из погорелого театра! Не дам ничего! Сначала заслужи, а потом и просить смей. Ты и на хлеб-то не заработала!

— Не смей мелкую обижать, что она сделала тебе? — Костик встал на защиту сестренки, словно маленькая скала, заслонив ее своей спиной.

— И ты лезешь? Да скажи спасибо, что кормлю вас еще, пою, крышей над головой обеспечила! Отправляйтесь к матери своей, а машинку мою в покое оставьте!

Алевтина Викторовна наклонилась и потянула ткань на себя, но так как дети тоже стояли на ткани, придавая веса грузу, сдвинуть ее не удалось. Однако женщина не хотела униматься. Жадность застилала ей глаза не хуже алкоголя. Собралась с силами. Дернула что есть мочи до хруста в суставах и… ткань затрещала, разрываясь. Женщина, так и не переступившая порог и стоявшая на самом его краю, потеряла равновесие. Тяжелым мешком скатилось ее старческое тело с лестницы и с размаху бухнулось на пол.

Некоторое время дети прислушивались, не раздастся ли бабушкин отборный мат в звенящей тишине, как говорил Гоголь. Но все было тихо. Выглянули вниз. Там, словно сломанная кукла, в неестественной позе, лежала Алевтина Викторовна. Осторожно спустились. Подходить не решились, но тут как раз вернулся Мишка с улицы. Он-то и проверил пульс. «Сдохла», — короткой грубостью отозвался мальчик, перешагнул через тело и присел на ступеньку рядом с Костей и Оксаной.

— Ну, все, ждите органов опеки. Тетка Тамара теперь не отстанет. И так как пиявка, а теперь заголосит, мол, жить с родителями положено. А какие это родители? Им давно водка — дочь, а приятели-собутыльники что сыновья.

— Не ной, Миша. Будем жить, как жили и Оксанку в обиду не дадим. — Костя от злости сжал кулаки. Просто так он сдаваться не станет и поборется хоть с органами опеки, хоть с пиявками, хоть с алкашами. Бабушкин труп уволокли кое-как втроем в подвал. Не знали дети, как и кому сказать о том, что Алевтина Викторовна с лестницы упала и разбилась. Вдруг не поверят?.. Скажут: вы, малолетние преступники, сами толкнули и девочку подговорили? Страшно. Пусть пока полежит, а там может само все образуется как-нибудь, — рассудили дети.

Но не образовалось, а стало только хуже. Осенью этой дожди как нарочно сильные пошли. Несколько недель так лили, что дороги в месиво грязи превратили, а подвалы затопило. Надо было воду вычерпывать, а Костя с Мишей по незнанию не сделали этого. Полы в доме вспучились, а в спальне — так вовсе провалились и прямо в подвал. И случилось это не просто так, а как раз в тот момент, когда Тамара Николаевна пришла с очередной проверкой.

Приспичило же ей пройтись по дому, посмотреть обстановку! Ходит-ходит она значит себе везде, добирается до спальни, причитает, что ремонт сделать бы не помешало, может, подыщет она к весне рабочих хороших, и тут — бац — полный провал! Ушла Тамара Николаевна в подполье, как говорится, по-английски, а потом снизу и кричит, чтобы вытащили ее оттуда. Честно сказать, братья с удовольствием бы там оставили ее, чтобы жить не мешала, и бабуле «не скучно» чтобы было — «для компании», но это только в шутках с черным юмором так бывает — в сочинения Даниила Хармса, а здесь — жизнь со всеми ее ударами под дых и ниже пояса.

В реальности, конечно, лестницу опустили, Тамару Николаевну извлекли, успокоили. И только вроде женщина отходить от шока начала, как дернула ее нелегкая на юбку свою глянуть, а там — бабушкина челюсть вставная повисла. Уж как так совпало — не понятно, да только совсем чуть рассудка не лишилась гостья. Ребята потом про себя шутили, мол, бабушка до того была зубаста, что даже с того света укусить норовила. Конечно, труп отыскали, захоронили, как положено.

Вера Павловна, мама детей, особенно причитала, что покинула их кормилица-матушка, неизвестно на кого оставила и далее по известному сценарию, хотя на самом деле свекровь не переваривала просто до желудочной язвы. В радость было, что дом теперь им с Сергеем достанется, хоть какой-то прок от мужа окаянного. К тому же, за квартплату долги накопились, а тут мало того что свой дом, так еще и на земле, со своим огородиком. Считай, что закуска теперь всегда под рукой будет! Одной проблемой меньше!

По просьбе слезной и поклону нижайшему Тамары Николаевны мальчиков судить не стали. Поверили на слово, а потом в протоколе зафиксировали историю с падением. Мальчики, правда, умолчали, и Оксане наказали не говорить, что бабушку они сами в подвал спустили. Изложили все так, будто сама она во время падения телом пол прошибла. Поверили и в это, так как опытов никто не проводил и не установил, действительно ли 75 килограмм живого веса способны протаранить пол насквозь. В общем, пол посчитали хлипким, а мальчиков — сиротками. Дорога им теперь была в дом-интернат. Когда прощались, Оксана повисла на Костиной шее, плакала, не хотела отпускать. Мишу она не так любила, но и его отпускать было больно.