Алексей Андреев - Среднерусские истории

– Ну что же ты?.. Зачем?.. Нашел с кем… Слышишь, а?.. Как тебя?.. Больно?.. Ну не молчи ты… – бормотала она и косилась опасливо хоть и саднящим, но еще не заплывшим пока правым глазом на валявшегося неподалеку серым мешком Козленкова.

Незнакомец не стонал, не шевелился, и непонятно было вообще – жив он или нет.

Зато у Козленкова стала подергиваться нога.

Юля встала, с беспомощным видом огляделась, вновь присела, кое-как ухватила верхнюю часть незнакомца, поднатужилась, приподняла и, волоча ногами, потащила к зарослям бурьяна, обступившим площадь с нехоженых сторон.

Когда до бурьяна оставалось еще метров десять, у Козленкова стала подергиваться и другая нога, да и веки его мелко задрожали, свидетельствуя о беспорядочном движении глаз. Но Юля видеть это уже не могла – и далековато было, и силы все уходили на волочение незнакомца, и мир к этому времени, благодаря увесистому знаку внимания Василия, она могла воспринимать лишь через две узкие щелочки.

Затащив, наконец, незнакомца в бурьян, Юля обессилено упала рядом, уткнулась лицом в землю и заплакала. И не видела она, ни как очнулся и приподнялся Козленков, ни как подъехала к нему машина с высланным нарядом, ни как повезли пострадавшего от неведомых преступных элементов (а то и террористов!) сослуживца в больницу, оставив на площади сержанта Босыгина, который, едва машина скрылась, тут же на всякий случай переместился к дверям мэрии, откуда и стал охранять место преступления, готовый, если что, сразу укрыться в здании. На отчетливый след волочения, ведущий к краю площади, внимания почему-то никто не обратил. И вскоре его заретушировал поднявшийся ветер.

А когда Юля пришла немного в себя и практически на ощупь стала искать незнакомца, то и его рядом не оказалось… Исчез, будто и не было.

Конечно, потом было много всяких разговоров и предположений о том, что же такое на площади случилось и от кого именно и за что пострадал Козленков. Многообещающая версия терроризма никаких фактических подкреплений не получила: ни оружия не осталось никаких следов, ни взрывчатки, на худой момент хоть какого-нибудь топора или дубины отметин – и тех не было, да и мэр, к огорчению многих, ничуть не пострадал, хотя и считает себя с тех пор жертвой несостоявшегося покушения и без пяти минут мучеником. Версия с бандитским нападением тоже не прокатила: бандиты – публика серьезная, одним пенделем они не ограничиваются. А никаких других повреждений, кроме сотрясения, ушиба макушки и мягких частей тела в районе копчика, врачи на Козленкове не обнаружили. И кровь на месте происшествия оказалась исключительно преступной. И никаких следов сообщницы-шахидки, которую вроде как видел шофер мэра, тоже не осталось. А больше шофер толком ничего и не увидел. И потерпевший, как назло, ничего вспомнить не мог, весь находясь в ретроградной амнезии.

Еще за несколько дней до происшествия из дурки в соседнем районе сбежал больной Гречихин, который два года назад случайно убил из ружья свою беременную жену, после чего и обезумел, – тоже возможный вариант, тем более что на убийство тогда выезжали двое, в том числе и Козленков, – да вот только больного на следующий день у своего дома нашли, где он сидел и рыдал, – а это концы хоть и обозримые, но весьма неблизкие, и больной должен был резвым конем скакать, чтобы всюду успеть.

А воссоединившиеся вновь Юля и Василий, естественно, молчали – очень им надо, чтоб их к этому делу припахивали!

И следствие, как говорится, зашло в тупик. Там мы его и оставим.

Однако странный какой-то человек с тех пор, по слухам, стал появляться в самых разных уголках нашей по-прежнему не малой страны. Кривоватый, лысый, незнамо как одетый. И где бы он ни появился – всегда почему-то в итоге оказывался бит. Чего уж он там кому показывал или говорил – неизвестно, но били его многие. Били милиционеры, на которых он действовал, как красное знамя на быка, охранники били и телохранители, откровенные бандиты и начинающие хулиганы, представители всяких молодежных группировок – начиная от скинхедов и футбольных фанатов и заканчивая новыми комсомолистами, защищающими власть непонятно от кого, но понятно – за что, развлекающиеся отморозки били и рыночные торговцы, бойкие менеджеры и спивающиеся крестьяне, вездесущие чиновники и гуляющие студенты, старослужащие разных родов войск при молчаливом одобрении, а то и участии офицеров, хозяева и хозяйчики, шоферы и врачи, бомжи и домовладельцы, решительные женщины разного достатка его поколачивали, воинственные старухи и старики, разного толка сектанты и даже трое крепких священнослужителей, которым он препятствовал погрузиться в собственный «Мерседес», чтобы отправиться на освящение не то нового торгово-развлекательного центра, не то поля для гольфа, не то казино. В общем, многим он как-то сразу становился поперек горла, многих чем-то так сильно раздражал, что они совершенно не могли с собой совладать. И всякий раз при этом вроде бы находилась добрая душа из прохожих или проезжавших, которая останавливалась, присаживалась рядом, отирала кровь, утишала боль, оттаскивала в безопасное место или помогала встать и вела к ближайшей лавочке, в больницу либо даже к себе домой. И тоже это были самые разные люди – молодые и не очень, менеджеры и крестьяне, военнослужащие и шоферы, врачи и студенты, даже милиционеры среди них встречались, правда, в цивильное на момент такого поступка одетые, без формы. Но чаще всего это были все-таки просто женщины.

И вот что еще в долетающих слухах прослеживается: били его частенько целыми группами и компаниями, а добрая душа всегда находилась одна. В крайнем случае – две. Не больше.

затеялась ровно в тот момент, когда Елена Петровна Горбоносова по прозвищу Трещотка, выйдя утром по нужде на двор, обнаружила там мужа Егора с железным ведром на голове. Муж стоял неподвижно, даже руками не шевелил. Словно его давно уже обездвижили с какими-то нехорошими целями. Естественно, Елена Петровна сразу заподозрила самое худшее.

– Караул, грабят! – прошептала она и со страхом огляделась.

Кроме нее и мужа, во дворе никого не было. Вот только дверь в сарай была подозрительно распахнута.

– Это ты, что ль? – гулко спросил из ведра Егор.

– Да я, я, – зашипела Елена Петровна, не сводя глаз с темного нутра сарая, в котором, чудилось, не то кто-то воровато движется, не то никто уже не движется, потому что ничего уже там и нет. – Кто это тебя так?

– Как? – не понял Егор.

– Ну ведром?

– Дура! – сказал Егор. – Это не ведро, это типа шлем.

– Какой такой шлем?

– Космический. – Егор выпростал наконец из емкости голову и со вздохом добавил: – М-да, неудобно…

– Чего неудобно? – догадавшись, что ведро мужу на голову нацепили никакие не разбойники, чтоб вдосталь пограбить, а, похоже, он сам, уже в голос спросила Елена Петровна.

– Да все неудобно! – в сердцах произнес Егор. – Дырки, что ли, попробовать проковырять…

– Какие дырки в новом ведре?! – воскликнула Елена Петровна, хотя уж кому-кому, а мужу ее было известно, что ведро далеко не новое, но, правда, целое. – Ты чего, рехнулся?!

– Сама ты… – привычно ответил супруг и добавил: – Проверить надо кое-что.

– Чего проверить? – начала заводиться Елена Петровна. – Влезает башка твоя идиотская или нет?

– Дура! – еще раз сказал Егор. – И о тебе ж забочусь.

– Обо мне?! – чуть не задохнулась Елена Петровна. – Ты хочешь мне ведро на башку?! И в колодец?.. Ой, люди, убивают!

– Ну все, раскудахталась, – отвернулся от нее супруг и хотел было уже направиться в сарай прорезать в ведре дырки, но тут над забором нарисовалась верхняя часть соседа – доктора Сергеева, который с полчаса назад вернулся из больницы и как раз собирался лечь поспать.

– Не рановато ли разорались? – ласково спросил он. – Я тут с дежурства, между прочим…

– А я что – это она вон разоряется, – пожал плечами Егор.

– Да он совсем уже трёхнулся! – обрадовалась свидетелю Елена Петровна. – Убить меня хочет… ведром!

– Тебя убьешь, как же, – с досадой сказал Егор.

– О, слышал, слышал? – Елена Петровна на всякий случай переместилась поближе к соседу. – Сам признался.

Но сосед драматизмом момента проникаться явно не желал. Да и вообще на ее взгляд вел себя как-то не по-соседски. Вместо того чтобы проявить интерес и сочувствие, он широко зевнул и произнес:

– Вы бы потише между собой разбирались, а?

Елена Петровна прямо закручинилась от такой черствости.

– Интересно, – обиженно сказала она, – меня здесь убивать собираются, а я, значит, и не шуми, да?

– Да надо мне тебя убивать, трещотку, – подал голос супруг. – Сама как-нибудь помрешь.

– А ты только и дожидаешься, – окончательно утвердилась в своих подозрениях Елена Петровна и пригрозила: – Да я на тебя заявление сейчас напишу!