Джон Апдайк - Подарок от города

– Почему вы решили уехать из Северной Каролины? – спросила Лиз.

– Миссис, таким как я там ничего не светит. Я работал на хлопке за тридцать пять центов в час.

– Тридцать пять центов в час? – удивился Джеймс. – Но ведь это же незаконно!

Негр саркастически улыбнулся. На лице впервые за весь вечер появилось осмысленное выражение.

– Им там не скажешь, что законно, а что нет. Жена, мэм, она смелая женщина, – добавил он, обращаясь к Лиз. – Когда я ей сказал: «Давай уедем», она мне сразу: «Правильно, дадим себе шанс». Ну а тут человек с грузовиком, обещал посадить нас к себе в кабину.

– Вас, жену и семерых детей? – удивился Джеймс.

На этот раз негр посмотрел на него недрогнувшим взором:

– Нам не у кого было их оставить.

– У вас там нет ни друзей, ни родных? – спросила Лиз.

– У нас нет друзей… вот вы нам помогли… а я думал, мы уж никогда не найдем себе друзей.

Друзей! От возмущения Джеймс вскочил и приступил к давно задуманному действию, а именно: положил на стол возле негра две десятидолларовые купюры. Негр наклонил голову, сделав вид, будто их не замечает. Джеймс произнес заготовленную речь:

– Я не знаю цен на мебель. Жена сказала, что вам хватит десяти долларов. Вот вам двадцать. Больше у нас нет. На эти деньги вы сможете продержаться до понедельника, когда, по вашим словам, вы получите часть своей зарплаты на строительстве туннеля Линкольна. По-моему, было очень смело с вашей стороны привезти сюда семью, и мы желаем вам всяческих успехов. Я уверен, что вы и ваша жена со всем справитесь.

Покраснев от стыда, он вновь занял свой пост на жестком стуле. Дженис, прикусив губу, чтобы скрыть улыбку, глянула на Лиз, которая хранила молчание.

– А-а-а… э-э-э… мистер… не знаю, как сказать… таких прекрасных людей… – пробормотал негр и, пока остальные трое, словно угодив в капкан, неподвижно застыли, попытался выжать из себя слезу. Он тер себе переносицу, тряс головой и тонко скулил, однако когда он поднял голову, стало видно, что зернистые белки его глаз совершенно сухи. В полном несоответствии с неудачной попыткой прослезиться губы его сокрушенно скривились. Он все время потирал висок, словно в голове у него что-то гудело.

– Ух… Жена… велела… сходи… скажи спасибо этому джентльмену, – выговорил он.

Умения вовремя покинуть сцену он был лишен столь же безнадежно, сколь и всех прочих театральных навыков. Он просто сидел, мотал головой и потирал нос. Лежавшие на столе банкноты он просто игнорировал, – возможно, до тех пор, пока не будет полностью исчерпан ритуал благодарности, они для него были табу. Джеймс, которому грубость была несвойственна, качался на стуле, избегая взглядов присутствующих. По его мнению, в основе спектакля, разыгрываемого негром, лежали либо невзгоды, о которых тот рассказывал, либо невзгоды, заставившие его солгать. В обоих случаях этого человека следует терпеть. Однако самая мысль о нем была нестерпима – вся жизнь этого жалкого кретина, цеплявшегося то за один тонкий прутик благотворительности, то за другой – в лице шофера грузовика, хозяина квартиры, Лиз, торговца мебелью, бригадира на стройке, а теперь еще и Джеймса – вызывала у него тошноту и головокружение.

– Может, вам лучше вернуться к жене? – вежливо заметил он.

– И-и-и… – вздохнул негр совершенно не соответствующим случаю дискантом, словно извлекая звук из дудочки.

Джеймс с ужасом ожидал, что Лиз сейчас начнет предлагать негру одеяла и продукты – стоит лишь ему задержаться. Что тот и сделал, хныкая и перебирая пальцами поля шляпы, словно какую-то бесконечную веревку. Пока Лиз оставалась на кухне, складывая ему продукты в бумажный пакет, негр собрался с духом и поведал Джеймсу, что хочет завтра привести жену со всем семейством познакомиться с ним и с миссис и сказать им спасибо.

– Может, у вас найдется какая-нибудь работа… полы помыть… или еще что… она так счастлива… пока мы сможем отдать деньги… двадцать долларов… хе-хе-хе… – бормотал он, поднимая руку к глазам.

– Нет, нет, о нас не беспокойтесь. Считайте, что эта тридцатка (деньги счет любят) подарок от города.

– Да, да, да, иначе я бы и не взял. Вы только позвольте – пусть моя жена завтра все тут у вас приберет.

– Вам самим надо устраиваться на новом месте. А о нас не думайте.

В комнату вошла Лиз с неумело собранным бумажным пакетом в руках. Из чего Джеймс заключил, что одеял им не перепадет. Поза его жены ничего хорошего не сулила.

Как всегда провожая уходящего гостя оживленной болтовней, Джеймс между прочим спросил:

– А вы знаете, куда вам ехать? Только уж, пожалуйста, не берите такси. Садитесь на автобус, а потом на подземку. Где вы поселились?

– А-а-а… где-то там, недалеко от этой… как ее… Лексингтон-авеню…

– Где именно на Лексингтон-авеню? Какая там перпендикулярная улица?

– Простите, мистер… я не совсем понимаю… я в таком трансе…

– На углу какой улицы? Лексингтон-авеню очень длинная.

– А-а-а… кажется, сто двадцать девятой…

Когда Джеймс с наивной гордостью провинциала подробно объяснял, где лучше сесть на автобус, идущий по 14-й улице, сколько остановок до нужной ему станции метро, как вставить жетон в турникет, слова, казалось, возвращались к нему обратно, словно отскакивая от аналогичной информации, уже отложившейся в мозгу у негра.

– Только не поддавайтесь искушению поймать такси, – напоследок сказал Джеймс. – Если б вы днем застали нас дома, это обошлось бы нам в два тридцать. Знаете что, я вам дам еще денег на автобусный билет и на жетон. – Выудив из кармана пальто пригоршню серебра, он сунул в податливую ладошку десятицентовик, пятицентовик и жетон, но рука негра не шевельнулась, и тогда он сунул в нее еще два пятицентовика, подумал: «Просто чертовщина какая-то!» – и наконец высыпал все содержимое кармана – доллар с чем-то. – Ну вот, теперь я сам остался без гроша, – сказал он чернокожему.

– Спасибо вам, и миссис тоже, большое спасибо и вам, мисс.

Они пожелали ему счастливого пути. Он пожал всем руки, с трудом поднял пакет и, бормоча что-то невнятное, вышел за дверь, которую открыл перед ним Джеймс.

– Четыре квартала на север до 14-й улицы, – прокричал ему вдогонку Джеймс и нормальным голосом добавил: – Будь я проклят, если он не станет ловить такси.

– Ужасно мило с вашей стороны, – заметила Дженис, – но отдать ему все деньги – это уж слишком.

– Подумаешь, – пританцовывая, заявил Джеймс. – Деньги – прах.

Лиз сказала:

– Миленький, я удивлена, что ты дал ему две десятки.

– Удивлена? В стране сейчас инфляция. На семь надувных матрасов «Бьютирест» десяти долларов не хватит. Он проявил завидную способность транжирить деньги. Ты оглянуться не успела, как твоей десятки и след простыл. Мы до сих пор не знаем, на что он ее потратил.

По-ирландски дотошную Дженис все еще занимали моральные аспекты проблемы. Обращаясь скорее к Лиз, нежели к Джеймсу, она сказала:

– Конечно, ему нужны деньги. Вы бы послушали, что тот таксист говорил. А впрочем, даже лучше, что вы этого не слышали. Хотела бы я посмотреть на того, кому не нужны деньги. Нам с вами они тоже нужны.

– Кстати, – заметил Джеймс, глянув на электрические часы на кухне: 11.20. – По-моему, мы вернулись где-то около десяти. От семи тридцати до десяти – два с половиной часа, то есть два с половиной доллара. Вы не могли бы разменять десятку?

У Дженис вытянулась физиономия.

– Честно говоря, я вечно забываю взять с собой кошелек. Но вы можете одолжить мне до следующего раза.

– Ни за что. Вам же нужны деньги. – У Джеймса просто в голове не укладывалось, что она может взять с него лишних семь пятьдесят.

– Да, что верно, то верно, – весело подтвердила Дженис, надела пальто и взяла растрепанную книгу с крестом на черной обложке.

«Ах да, ее мамаша», – подумал Джеймс, и ему показалось, будто он слышит звуки молитвы.

– Обождите, – вмешалась Лиз. – Кажется, у меня в кошельке еще что-то осталось. Я соврала, что в доме нет ничего, кроме той десятки, что я ему дала.

Они нашли кошелек и, подсчитав монеты и бумажки, наскребли необходимую сумму.

– Надеюсь, больше он вам досаждать не будет, – в сердцах проговорила Дженис. – Нам с вами и во сне не снилось, сколько тут на нашем островке всяких артистов развелось. Некоторые самого Ларри Оливье за пояс заткнут.[4]

– Я просто не представляю, как он справится с такой тяжелой работой, – сказала Лиз, тактично изобразив согласие. – Даже мой маленький пакетик и то чуть с ног его не свалил. – А когда Дженис ушла, спросила Джеймса: – Ты думаешь, она надеялась получить от нас за те лишние полтора часа, что торчала здесь, не спуская глаз с этого негра?

– А бог ее знает. У меня такое ощущение, словно я с головы до ног вывалялся в грязи.

– Почему? Ты вел себя ужасно, ужасно благородно.

Лиз торопливо чмокнула мужа в щеку, из чего он не без удовольствия заключил, что она и в самом деле так думает.