Голованов - айный язык птиц

– Думаю, да.

– А я не пойму, пока не услышу… – признается Николай Иванович.

– Услышите.

– Но гармония мира?

– Она офигительна.

– Тогда я скажу: на самом деле эта буровая не должна торчать здесь! Она все портит! Вы согласны? Такой вид не стоило бы портить и за миллион долларов. В конце концов, нефти много – а такая картинка, – он обводит рукой горизонт, – одна. И Волга одна.

– Можно и так подумать обо всем этом, – соглашается Брайан.

Некоторое время все топчутся на косе.

– Ну, палатку мы здесь поставим, – говорит Алексей. – А вот дров на костер не наберем. Если только вон то, – показывает белое, как кость, давно прибитое к берегу дерево, – не распилим. Я топор взял, а пилу – нет.

– А зачем пила? – аккуратно интересуется Николай Иванович.

– Да вон какой ствол лежит – а распилить нечем.

– Вы знаете, Алексей…- говорит Николай Иванович. – Здесь каждое дерево обычно облюбовано какой-нибудь птицей. Тут ваш знакомый, Белохвостый Орлан, любит сидеть. Мы его спугнули – но вон видите помет? Это его место…

– Ну а обед мы как будем готовить? – смеется Алексей.

– Я примус взял. – Тоже смеется. – Опыт, знаете… Я еще маленьким с отцом, с матерью по нескольку дней так же вот, в лодке, путешествовал… Никаких моторов – на веслах, на шестах. Иногда прямо в лодке и ночевали. И вот – вечером примус раскочегаришь – и слушаешь отца…

– На шестах? – с видимым изумлением спрашивает Андрей.

– Ну да… Тут же мелко почти везде… Так и плавали… Семечки лотоса ели, чилим [1], хлеб. Арбуз еще с собой прихватишь – роскошь…

«Министр внутренних дел» показывается на подержанной, но достаточно приличной «тойоте-королле» на пыльных улицах поселка, в глубине которого, в конце улицы, виден офис нефтяной Компании. В этот час аул замер в пыльном жаре самана: из самана сложены стены одноэтажных беленых, а то и просто ровно обмазанных перемешанной с навозом глиной домов, заборы… По краю улицы бегут короткие синие тени. Ветерок крутит солому и пыль на дороге. В этот час здесь ничего не шевелится, даже белье не сушится, сушатся разложенные на земле плюхи коровьего помета; высохшие сложены в остроконечные кучи, несколько мух на более свежих; только в плотной, надежной тени сарая две женщины разжигают во дворе печь лепешками кизяка. Рядом крутятся круглоголовые малыши… Подняв клубы пыли, так что женщины у печки, не успев закрыть лица платками, начинают чихать и отплевываться, он подруливает к зданию конторы, выключает кондиционер, глушит машину, вытаскивает ключи из замка и выходит.

Синяя тень на желтом песке.

Не спеша «министр» подходит к воротам и нажимает кнопку возле маленькой двери. Через пару-тройку секунд дверь бесшумно отворяется.

Охранник поднимается со своего места, почтительно склоняясь:

– Добро пожаловать, Олег Рахимович…

– И тебе добро, дружочек…

Обед, стол, вино. Шеф берет рюмку, приветственно поднимает и вытягивает одним глотком. «Министр» тоже пьет. Губы, кадык. Как будто что-то перекатывает во рту языком. Старается расчувствовать вкус. Выпив, причмокивает. Ставит бокал на стол.

– Что ж, верно: вино недурное… – Держит паузу. Шеф тоже молчит. – Но… вы же не просто так пригласили меня сюда?

– Мне интересно, – вдруг, подхватив бутылку и начиная разглядывать этикетку с родословной вина, говорит шеф, как бы и не слыша собеседника. – Каким образом они подыскивают слова, чтобы передать вкус… Не так уж богат русский язык тем, что касается вкусовых ощущений. Нам невольно приходится говорить метафорами (читает с этикетки): «Теплый, глубокий вкус насыщенной красной палитры…» Поэзия! Но по сути – бессмысленный набор слов…

Он поднимает глаза на «министра» и весело вскрикивает:

– Не обращайте на меня внимания, дорогой Олег! Мы так стосковались по общению в этом гараже, что стоит появиться кому угодно, как у меня начинается приступ словоизвержения…

«Министр» смотрит на него с неявным удивлением.

– И пока, извиняюсь, не проблюешься – решительно ничего нельзя поделать. В этом, собственно, весь ужас и комизм ситуации, – обезоруживающе улыбается шеф. – В Москве я знавал одного писателя этих рецензий. Это был самый аморальный человек, которого я встречал в жизни. Но как-то удивительно умел передавать запахи… Но теперь он уже не пишет, и, значит, мечта его сбылась…

– В каком смысле «мечта»? – раздается чуть нетерпеливый, жестковатый голос «министра».

– Ну, все мы, – или большинство – продолжаем заниматься своим делом, пока у нас нет возможности послать все к черту и поселиться в своей мечте. На мечту нужны деньги, а что до моего знакомого, то, я думаю, он их скопил и поэтому больше не пишет…

«Министр» хочет что-то сказать, но шеф успевает предупредить его:

– Вот у вас есть мечта?

– М-м…

– Постойте! Не говорите! Я угадаю сам: домик из каталога «Honka» в экологически чистом районе дельты, подальше от населенных пунктов, рыбалка, лодка с японским мотором и внедорожник «тойота»… Что, я угадал?

– В общем – да… – выдавливает из себя «министр». И вдруг широко, ясно так смеется. – А у вас, – не переставая улыбаться и потирая колени ладонями, словно от смущения, что его так легко раскусили, в свою очередь спрашивает «министр», – у вас есть мечта?

– Ну разумеется… Мечта! Какой высокоразвитый человек без мечты! – смеется шеф. – Еще бокал?

– Валяйте. Но мечта?

– О-о, до приезда сюда я твердо знал, чего хочу: быть подальше ОТСЮДА. Так вот, мечтой был остров. В Средиземном море. Небольшой. Не слишком заселенный. Растительность сухих субтропиков. Аромат итальянской сосны. Пинии – представляете? Ну и море – восхитительно голубое, прекрасное море. И домик на берегу. Никого рядом. Может быть – поселок за мысом. Причал, рыбный базарчик по утрам… Но эта мечта здесь умерла. Я не мечтаю больше об одиночестве…

– И предпочитаете?…

– Людное лондонское предместье. Знаете: пабы, люди всех цветов кожи, дети в скверах, музыканты, женщины, торговцы, темные делишки, хороший гашиш… Или другой вариант: Южная Англия. Маленькое поместье где-нибудь в Девоншире… Там прекрасный климат, знаете? Почти субтропики. Вы даже не представляете. Пальмы растут. Из-за Гольфстрима… Так вот: поместье, лошади, овцы, рыжая жена-англичанка, четверо детей…

Лита вздрагивает. Она очень задета этими словами, но может позволить себе лишь шуточный гнев. Она взлохмачивает волосы на голове шефа и укоризненно восклицает:

– Так вот о чем ты мечтаешь!

– Да, детка, – хлопает он ее по спине, – предыдущую мечту я изжил, глядя вон туда! – Широкий жест в сторону дверей, распахнутых на бассейн, пустыню и верблюдов вдали.

Опрокидывает содержимое бокала одним глотком и обращается со следующей фразой уже к «министру»:

– Здесь удивительное место, правда. В каких-нибудь ста метрах – полторы тысячи людей, сознание которых почти не затронуто цивилизацией. Я люблю их. Они строят дома из самана, вяжут маты из тростника, отапливаются высушенным кизяком и практически не имеют понятия о деньгах. Им незачем никуда убегать. Если бы я был любознательнее, я бы давно спросил у них – о чем они мечтают? О детях, о внуках, наверное? Счастливцы!

«Министр внутренних дел» начинает ерзать от нетерпения на своем диване.

Шеф замечает это и едва не хохочет:

– Олег, я знаю, это невыносимо, но сейчас – прямо к делу. Знаете, со времен моей мятежной юности, всяких там «маршей несогласных», я понял… – И тут он как будто взнуздывает свою речь. Она становится тверже, конкретнее. – В этой стране пролетариат более не существует как сколько-нибудь значимая проблема. К сожалению, нефтепромысел не может совсем обойтись без этого фермента. Поэтому завтра… Что делать? – Спокойно: – Промысел должен продолжаться. Иначе деньги перестанут совершать свой оборот и наши мечты – никогда не сбудутся… Вот, – протягивает он «министру» распечатку почтового сообщения, полученного из Москвы. – Взгляните.

«Министр» берет бумагу и внимательно прочитывает ее. Поднимает глаза на шефа.

Шеф наливает себе и «министру» еще вина, бутылка пустеет.

– Завтра, после окончания смены, этот фермент должен дать легкое вспенивание обстановки. Неизбежно. В конце концов, нам практически предлагают локаут. По опыту моей юношеской политической жизни скажу, что, прежде чем первый камень будет брошен в эту дверь, – и он указывает в сторону, откуда появился «министр», – всякая мысль о противлении должна быть рассеяна. Жертвы исключены. Но нужно что-то броское. Шлемы. Пластиковые щиты. Бронежилеты. Дубинки. Оружие. Один залп поверх голов. Обязательно. После этого я скажу речь. – И – переведя дух: – Все.

«Министр» делает движение на своем диване.

– Резиновые пули или боевые?

– Никаких пуль вообще. Вы должны подавить их психически, как если бы они у вас были. Но если не уверены – прихватите газ.