Александра Яки - Грусть улыбается искренне

— Слушайте, у меня много вопросов! — возмущённо выпалил ему Витька, нетерпеливо выдернув руку из ладошки Тамары Ивановны. — Сколько я буду тут торчать и… и вообще!

Доктор, снова приподняв усы в спокойной улыбке, молча приоткрыл одну из дверей и пригласил Виктора. Тот вошёл в маленькую, хоть и пустую, но тесноватую комнатушку с кроватью и тумбой. Стены, как и везде, противно зеленели. Из окна виднелись уже знакомые многоэтажки, окрашенные солнцем. Куцая шторка не давала лучам пробиваться к постели, отчего простыни выглядели ещё более серыми и застиранными на фоне цветного рассвета. Витя сел, взгромоздив пакет с вещами рядом с собой.

— Я что, один лежать буду? — спросил он безнадёжно.

— Но это ж хорошо, — пожала плечами сестричка. — За месяц тебе бы все надоели.

Взгляд Виктора почему-то зацепился за её кучерявую, как у овцы, шевелюру, и в голове жутким эхом пронеслись слова: «за месяц»…

— Я тут буду торчать месяц?! — голос сам сорвался на крик, и мальчишка почувствовал, как от неожиданности и глупого испуга вдруг хочет разреветься, точно годовалый карапуз.

— Посмотрим, — опустил глаза врач. Он оставался всё так же невозмутим и спокоен — видимо, опыт работы с подростками давал о себе знать. — Твоя мама передала, что чуть позже к тебе заедет отец. Позвони ему, попроси всё, что тебе нужно. А лучше вспомни, где ты мог контактировать с кровью, если утверждаешь, что не кололся.

— Я не кололся! — Витька прокричал, не сознавая собственных действий. Почему его вдруг записали в наркоманы, захотели всего лишить, посадили сюда и грозятся заточить на месяц?!

— Меня зовут Станислав Юрьевич. Если что путное надумаешь — зови, — напоследок всё тем же нерушимым тоном сказал врач и они с сестричкой, не оборачиваясь, вышли из бокса. Как-то бездушно и нечестно это было. «Подло, — подумал Виктор и крикнул вдогонку: — Я не наркоман!

— Он с силой стукнул кулаком о подушку: — Не наркоман!»

Все ушли. Мама накричала и смылась, врач, медсестра — все только наговорили непонятностей, напугали и бросили! А он что должен думать?.. Витька обернулся, и от всего этого больничного оформления ему стало ещё противнее, захотелось взвыть, вскрикнуть, исчезнуть, раствориться. Крышка новым джинсам… Витя ещё раз стукнул рукой по подушке. Да какое там! — Хана дискотеке. Лика пойдёт одна, а потом… он ведь и потом будет сидеть здесь, когда все живут, живут на полную катушку! Лика, Лёшка, Владёня — им будет весело, но без него. А как же, как же он?!

Парень уткнулся в подушку, крепко-крепко зажал наволочку меж пальцев и зарыдал, пытаясь душить всхлипывания в перьях, содрогаясь всем телом и безнадёжно стуча кулаком.

Как на месяц?! Все планы, всё, что он собирался сделать, всё, чем жил в последнее время, — всё покатилось к чёрту! Всё!..

Витя, продолжая нервно подрагивать, бездумно ухватился за телефон и набрал отцовский номер. В трубке заунывно промычали гудки.

— Пап! — в предчувствии сложного разговора ему ещё больше захотелось плакать от чувства собственной беспомощности и ничтожности. — Что происходит? Почему мне ничего не объясняют? Только орут. Ты приедешь?.. Я жду.

Он, не договорив, бросил трубку, потому что не хотел показывать родителю слёзы, не по-мужски всё-таки. Кинул сотовый на тумбочку и заглянул в пакет, сквозь слёзы пытаясь разглядеть вещи, — нужно же было располагаться и… обустраиваться.

Мысли, хаотично сменяя одна другую, лезли в голову.

Хана дискотеке… А как он собирался подсунуть физичке ручку с электрошоком! Или как планировали размалевать маркером двери учительской. А как хотели нарисовать на школьном заборе граффити. У Витьки был даже подготовлен большой трафарет для этого!.. Теперь все приключения пройдут без него, мимо, потому что за пару часов кто то вот так запросто выдрал из юности целый насыщенный кусок.

Вытирая намокшие и покрасневшие глаза, он злобно распахнул тумбочку и стал закидывать туда мыльницу, зубную щётку, позорное полотенце с цветочками, которое вчера притащила мама. Он ведь всего несколько часов назад думал, что отравление пройдёт, забудется и удалится даже из самых глубоких уголков памяти. Но нашли гепатит. И всё.

Где он с кровью возился? Как подхватил вирус? Наверное, неважно уже как. Важно, что теперь будет. Неужели больница на целый месяц?

Телефон задрожал и пополз по поверхности тумбочки.

«Ликуся» — светилось на экране.

«Что ей говорить?» — промелькнуло в голове у Витьки, и он трясущейся рукой взял трубку.

— Ну что, болезный?! — весело смеялась девушка. — Когда домой собираешься?

«Боже, она же ничего не знает», — со страхом подумал Виктор и сказал уже вслух: — Не собираюсь.

— Ну и сиди там! — шутливо хихикнула Лика. — Только дискач тогда мимо тебя пролетит!

— Я знаю, — к горлу подступил плач, но мальчишка подавил его ровным серьёзным голосом.

— Ты чё? — Лика перестала смеяться. Что-то в тоне парня, видимо, насторожило её.

Витя вздохнул, сделав небольшую паузу. Руки и ноги враз ослабли, захотелось провалиться сквозь землю.

— Я заболел.

— Я знаю!

— Нет, сильно заболел, — выговорил наконец Виктор, — надолго. Я никуда не пойду.

— Что? — теперь паузу сделала девушка. — Тебя положат в стационар, что ли?

— Да. Лика, я сам не знаю. Но на месяц слёг точно.

Я потом позвоню, — Витька прервал разговор и крепко сжал телефон в ладони. Хоть бы она не перезванивала!

Ничего не хотелось объяснять, оправдываться, ведь как только он начинал думать о грядущем заточении, глупые, ребяческие слёзы независимо от воли выкатывались сами собой.

Виктор выложил оставшиеся вещи в тумбочку, скомкал пакет и нехотя поплёлся к умывальнику, думая, что следует ополоснуть раскрасневшиеся глаза, пока кто-то не увидел его в таком унизительном состоянии.

Он покинул одноместный бокс. Коридор к этому времени уже успел пропитаться «ароматами» завтрака: в ноздри въедался резкий запах подгоревшего молока и манной каши. Витьку в последний раз заставляли есть кашку, когда ему было лет пять, да и то с барабанным боем. Теперь же она могла войти в обычный рацион.

В ужасе парень проследовал к скрипучей двери, ведущей из отделения. За ней протягивался широкий холл. Там не несло манкой и, главное, кругом зияли окна — глаза в мир, — куда солнце, не видя преград, с мальчишеским озорством запускало утренние лучи. Виктор встал в дверном проёме у лестницы, чтобы подкараулить отца. Снизу доносился неясный шёпот, и меж этажами подымался лёгкий сигаретный дымок. Вероятно, кто-то втихаря от врачей «бросал курить».

Витя уставился в замызганное западное окно. Взгляд почти сразу врезался в угрюмое, сырое здание напротив — поликлинику. Тем, чьи палаты выходят на эту «красоту», явно не повезло, если, конечно, можно назвать кого-то из больных везунчиками.

— Извините, можно пройти? — прямо возле уха у парня раздался ровный голос. Девчонка, одетая в чёрный спортивный костюм, ожидала, пока Виктор соизволит уйти с прохода. Парня почему-то её появление не обрадовало — сбила с мысли! Он только сбежал от прочих глаз и вони подгоревшего молока, как и тут нарисовались зеваки.

— Мля, подождёшь! — гаркнул он и назло подбоченился, чтобы окончательно перекрыть дорогу.

Девочка, на Витькино удивление, послушно остановилась, вовсе не пытаясь скандалить. Он даже расстроился: ведь так хотелось на кого-нибудь вылить скопившуюся злобу, оторваться, обвинить во всех бедах. Душевный оркестр Виктора бренчал трагическую мелодию, и говорить нормальным тоном у парня просто не было сил. А когда девушка ещё и посмела повести себя столь безукоризненно, Витёк разозлился втройне, возмущённо буркнув: «Ладно, прись! Всякие тут с утра пораньше шастают…»

С лёгким испугом и непониманием она осторожно прошла мимо.

— Зачем валяешь дурака, вид психопата тебе не идёт, — девушка пристально посмотрела на Витю. Его даже слегка передёрнуло от такого холоднющего синего взгляда, и парень не придумал ничего лучше, чем скорчить рожу.

Не отреагировав на грубость, девчонка мотнула молочно-белыми волосами и пошагала в отделение.

— Да она того, — к нему вдруг обратился парень, энергично поднимавшийся по лестнице. Подросток старательно закидывал в рот жвачку за жвачкой, наверняка желая перебить сигаретный запах. Он-то, видать, и курил втихую этажом ниже.

Витька ничего не ответил. Говорить просто не хотелось, не до того. На девчонке уже сорвался, так тут ещё один собеседник явился.

— Та ладно, я всё понимаю, ты новенький… Всё не свыкнешься с мыслью, что влип по самые уши, да? — юный курильщик поровнялся с Витей и, опёршись на перила, продолжил: — Я из хирургии. Соседи мы с вами. Ты это… как успокоишься, так заходи в гости, побазарим.