Тома Лелю - Меня зовут Жанн Масс

Я чувствую, что настроение у меня паршивое. Как только я возвращаюсь в комнату, девушка забирается в ванну прямо с телефоном, не прерывая своего разговора, но уже со своим мудаком. По пути она стремительным движением ласкает мне спину, рисуя на ней «Пикассо». Смотрю на часы. 8:15. Значит, в 8:15 делаем Пикассо.

Я сажусь на кровать и прикуриваю воображаемую сигарету, но тут же сожалею об этом и в итоге ее гашу.

На фотографии напротив кровати чудак с голым торсом в окружении своры рыже-красных одинаковых собак. Фото красивое, и мне хочется плакать. Ищу глазами какой-нибудь проигрыватель для CD и нахожу. На верхушке стопки дисков натыкаюсь на альбом Бьорк Vespertine и ставлю его в проигрыватель. Выбираю отрывок Hidden Place и прихожу к выводу, что это лучший альбом Бьорк. Прекрасная незнакомка появляется абсолютно голая и очень взволнованная. Я смотрю на ее тело при свете дня – красиво.

– Нам пора. Ты готов? Мне нужно выйти через десять минут.

– Я тебе нравлюсь?

– Почему ты меня об этом спрашиваешь?

– Чтобы знать.

– Мне не нравится твой тип мышления.

– А…

– Одевайся, мне уже нужно бежать, Жанн!

– Мы скоро увидимся?

– Держи, вот мой номер. Позвони мне!

Она протягивает мне коробок спичек Dalloyau, на котором нацарапаны ее имя и номер телефона. Перед номером написано Лиза. Если бы мы поженились, ее стали бы звать Лиза Масс.

Уже где-то 8:30. Идет дождь, я захожу в кафе «Мистраль» и заказываю эспрессо. Сегодня утром у меня совсем нет желания идти в больницу. Как говорил Виктор Гюго: «Круши, круши, круши. Мир держится на этом». Я бы сейчас сгонял в кино.

Мне хочется посмотреть последний фильм Венсана Галло,[31] вышедший на прошлой неделе. Вроде бы там можно увидеть его пенис, – одна девчонка сказала мне, что ее подружка говорила, будто там есть на что посмотреть.

Я же думаю, что у него меньше, чем у Жана Габена.[32] Радио крутит военные новости, а о какой войне идет речь? Сегодня вечером на канале Arte будет цикл Даниэля Отея[33] – я обязательно должен посмотреть. Обожаю Даниэля Отея. К тому же мы с ним часто пересекаемся в «Кокосе». Он чертовски обаятелен, но слишком много курит.

Заказываю второй кофе и прошу официанта одолжить мне ручку и бумагу – я переполнен фразами, они все крутятся в голове, и их срочно нужно разложить по полочкам.

Высокая рыжая девушка зовет Бамби, который целится пальцем в собаку, писающую на покрышку «мазды», – она проезжает на красный свет многоразового использования. Водители тачек говорят о футболе. Багз Банни сливает масло. Ключи – трубы. Ключи – звезды. Это радиоконтроль. But the one чистит, I pretend на то, чтобы не умереть в only трусах на глазах у всего мира, быстрого мира, сотканного из энергии и кальция, мира, в котором маленькие дети и львята воюют, а также пилят дрова и носят кепки.

Путешествия – это иллюстрированные журналы – учебники, аплодирующие блондинкам и цветным в полоску, которые улыбаются людям постарше, с цветами. Вдалеке слышны сигналы автомобилей, которые обгоняют, дыша в затылок, прямо по всем утопленным свечам. Длинные волосы, рука, поднятая, чтобы сопровождать фары разъяренного бородача, держащего флаг, и вообще кровь, которая пачкает землю, как вино, – technology в дизайне из преступного вездесущего бетона с выбритым черепом, рисунками, черными архивами, зеленого декоративного растения stachemous.

Дверь захлопнется наверняка. А в пакетиках, наполненных сигаретным дымом раздавленных сигарет, если припарковаться и открыть дверь, надеть кожаные перчатки, пострелять в азиатов, и бежать, бежать в кимоно на глубине шести футов под землей по кухням и по жилищам кристиан клавьеров, появляются доисторические люди с руками в карманах.

Еще немного, и они станут людьми. Как узнать, перемещаются ли в пространстве наши жилища, когда мы путешествуем, не выходя из дому?

Вот мы снимаем свою одежду на пределе подозрительности, мы преисполнены холодности к любимому лицу… С такой физиономией, например, как будто находимся на панорамном просмотре, садимся, просто чтобы следить за событиями. Но мы также испытываем облегчение в компании с его дочкой, купленной в силу молодости. Отсутствие ее матери как нельзя лучше доказывает это однажды летним вечером после всего времени, потраченного впустую.

Что не мешает сожалеть о двух пулях в живот, о пределах совместимости при полном слиянии с информацией. В свою очередь вы переворачиваете образы мышления вашей страны. Вы приводите в равновесие отражение стола.

У Несс матовая кожа, и она любит непредсказуемость.

Милен Фармер вот-вот вышвырнет ее новый хозяин. Ему изменяет жена, и в довершение всего ее саму искусал какой-то придурок.

Брэд Питт работает в издательском доме. Он грозится уволиться.

А площадь Шатле окрасилась в розовый цвет, как фруктовая карамелька. Здесь много деревьев, больших податливых деревьев, и влажная земля, покрытая рокфором. Лица прохожих спрятаны, словно зачеркнуты, за черными прямоугольными рамками. Войны сегодня не будет, я это чувствую. Мне в голову приходит случайная мысль (закономерные мысли – это пошло): мне надо было стать певцом, певцом прекрасного. Я подписываю страницу и тут же ее рву. Обрывки протягиваю человеку, наблюдающему за мной с самого начала книги, и спрашиваю его:

– Ты не пострадал?

– Все кончено, дорогой, ты свободен, – отвечает мне он.

Мои ноги погружаются во что-то наподобие болотной тины – ею покрыты тротуары. И я вижу, что это густой фиолетовый дым, окрасивший экран.

Не надо было пить восемь чашек кофе – теперь слишком сильно бьется сердце. Это неудачный день для смерти, Джимми. Не хочу я вот так взять и подохнуть. Не сейчас. Я пробую дозвониться до Деррика. Пусть рано. Ну и что? Он берет трубку:

– Алло?

– Мне паршиво.

– Ты смотрел на часы?

– Не хочешь сходить на последний фильм Венсана Галло?

– Что еще с тобой стряслось?

– Я чувствую себя одиноко. У меня нет друзей, кроме тебя. Мне кажется, жизнь моя не имеет смысла.

– Добро пожаловать в наш дурдом.

– Ну пожалуйста, ты ведь уже выспался. Много спать вредно.

– Вредно задавать себе столько вопросов.

– Мне хреново.

– Мне тоже.

– Ты не настоящий друг, Деррик, ты, как и все остальные, оппортунист.

– Ты меня достал, Жанн!

– Залезай под душ и тащись сюда. Будем оттягиваться.

– Да я как раз свожу дебет с кредитом.

– Ну так брось.

…

– Где встречаемся?

– Фильм идет в «Мк2 Одеон».

– Ладно, возле «Мк2» через неделю.

– Супер!

– До скорого!

Я решаю позвонить Джефу в «Кокос»:

– Алло, мисс Франция?

– Да.

– Что нового?

– Флики обшарили хату нашего босса и сейчас расспрашивают работников. Должен тебе сказать, что вчера вечером никто не видел здоровенных розовых медведей. Только ты.

– А…

– Звонил инспектор Кольмар, он не встретился с тобой в комиссариате, как вы договаривались.

– Подожди, у меня второй телефон.

– Алло, это Маню. Слушай, я хочу, чтобы ты был на следующем «Тэке». И еще: как тебе идея попозировать для газеты, ты же в принципе симпатяга?

…

– Why not?

– А еще shooting[34] сегодня в студии One Day.

– Блин! Я хотел пойти в кино.

– Ну, слушай, тебе решать. Shooting как-никак делает сам Жан-Батист Модиано.

– Не знаю такого. Подожди две секунды. Я тут на проводе с чуваком, который играл с Филом Коллинзом.

– Джеф, я не могу больше говорить. Я наберу тебя завтра.

Я возвращаюсь к Маню.

– В котором часу?

– Через час тебе подходит?

– Супер.

– Все это, конечно, наспех – speed,[35] так сказать, мы сымпровизировали в последний момент. Как всег…

– Не колотись, в шоу-бизе только так и бывает. В одиннадцать в клубе «Однин день». Я тебя kiss, baby.

Я перезваниваю Деррику:

– Эй, босс.

– Ну что еще?

– Изменения в программе. Я должен быть в одиннадцать в «Одном дне». Вопрос жизни и смерти.

– Я могу прийти, как думаешь?

– Да, конечно.

– А я могу прийти в шубе?

– Да, почему нет? Дуй ко мне на площадь Шатле. У фонтана. Поедем на метро.

– Хорошо, еду.

Тут я вспоминаю, что еще ничего не ел, – от этого, наверное, и головокружение. Мне на глаза попадается булочная, куда я и направляюсь, на входе меня сшибает с ног запах завонявшегося масла и несвежей пиццы, но я все равно остаюсь, потому что голод у меня зверский. Смотрю, что есть, пробегаю глазами ряды круассанов и булочек с изюмом – оказывается, существуют даже ватрушки с фисташками. Есть также шоколадные пирожные с фисташками, такое впечатление, что здесь все с фисташками, и эта перспектива мне не по душе.

Кто может позасовывать фисташки во все булочки? Разве что какой-нибудь ниндзя. В ту минуту, когда я стою, предаваясь таким мыслям, мой взгляд падает на пространство между гамбургером с овощами и курицей и гамбургером с овощами и сыром, я обнаруживаю там животное цвета меди, которое лихорадочно шевелит антеннами. Прусак! Блин! Прусак в бутербродах и пирожных. Я разворачиваю пятки и выхожу, воздевая руки к небу.