Анатолий Тосс - Фантазии мужчины средних лет

– Чего? – До меня снова не дошло. Ладно, пчелка – это понятно, суетится, наверное, много, заботится, есть такой тип женщин. А вот рудимент при чем?

– Рудиментик? – переспросил я.

– Ну да, рудик. Подруга рассказывала, что он ее совсем измотал.

– Имя, что ли, такое? – наконец дошло до меня. – От Рудольфа или Родиона?

Теперь Аркадия пожала плечами.

– Вроде того. Мы его называли так.

– Ясно, – кивнул я. – Ладно, давайте о наших делах.

– Конечно. – Аркадия кивнула, отхлебнула из чашки кофейку, закусила деликатным пирожным. Взглянула на меня, взгляд снова пеленал, окутывал влажной, холодящей пленкой. – Значит, шантаж ради выкупа отметаем в сторону. Идем дальше. Если вы никому особенно насолить не успели и если не занимаетесь политикой, то остается только одно… – она выдержала паузу, развела руками: – …любовь!

– Какая там любовь. – Я усмехнулся. – Я же говорю, я последнее время из дома носу не высовывал. Никаких новых знакомств, никаких женщин. То есть, если честно, одна ко мне забегала иногда, но она уже давно, года два. Я с ней…

– А вы что, только с женщинами? – перебила меня Аркадия, удивленно приподняв брови. И сразу ее лицо преобразилось, прохлада пленки испарилась из взгляда, влага подсохла.

– А с кем еще? Я что, на голубого похож? – Нет, я не обиделся, даже смешно немного стало.

– Нет, не похожи. – Она взглянула на меня внимательно, по-прежнему удивленно. – Никакой голубизны я в вас не вижу. Вы вообще светленький, пепельный немного. – Ее голос звучал искренне, непосредственно, я даже улыбнулся. Она улыбнулась мне в ответ. – А вас что, только механический секс привлекает?

– Почему только механический? – ответил я не совсем уверенно. – Хорошо, чтобы еще чувства были подмешены. Без чувств как-то упрощенно выходит, когда все на одной механике держится, когда голова не кружится.

– А у вас кружится?

– Бывает, – признался я. Я почувствовал, что краснею, все-таки мы были едва знакомы.

– Надо же… столько слышала про настоящих мужиков, а вот надо же… – Аркадия покачала головой и так и не закончила фразу.

– Что? – Мне стало любопытно, что она имела в виду.

– Нет, ничего. – Она снова улыбнулась, но теперь и в улыбке проскользнуло нечто непривычное, будто улыбка через пленку, будто на губы натянута пленка и оттого они чуть сместились, создав асимметрию. – Значит, вы думаете, что с любовью это тоже не связано?

Я не сразу понял, о чем она:

– Что, секс?

– Да нет, я про тех, кто гнался за вами. Слежка, значит, с любовью не связана?

– Не думаю, не похоже.

Мы помолчали. Аркадия снова сделала глоток из кофейного стаканчика, гибкая, длинная рука, описав изящный полукруг, потянулась к пирожному, утащила очередной кусок в утробную норку рта, по-прежнему подернутому асимметричной улыбкой.

– Похоже, мы сейчас, с ходу, не разберемся, что происходит. Ясно одно, вам дома появляться нельзя. До тех пор, пока мы не разберемся, пока не убедимся, что там безопасно.

Как ни странно, только в данную секунду, после этих слов Аркадии я до конца осознал, в какой неприятной ситуации нахожусь. Действительно, куда мне деваться? Ну, хорошо, поброжу часа три-четыре по городу, а что потом?

– Да, дела, – задумчиво проговорил я. – Если они про меня на самом деле навели справки, то сейчас везде поджидают. Близких людей всего-то два-три человека.

– А всякие секретные квартиры? Конспиративные? О которых никто не знает? Случаем, не заготавливали?

Я развел руками:

– Я революционной борьбой никогда не занимался. Она подхватила вилочкой кокетливую вишенку, венчающую вершину пирожного, долго, с явным удовольствием раскусывала ее.

– С конспиративной квартирой проблем нет, – наконец проговорила Аркадия. – Можете остановиться у меня. Если хотите, конечно.

В принципе для меня это был наилучший из всех возможных вариантов. Во-первых, у нее, конечно, меня никто не найдет. А во-вторых, что тоже немаловажно, она мне нравилась. Ее влажный, пленочный взгляд, гибкие, позвонковые руки, чуть асимметричная усмешка – все как-то неожиданно возбуждало, будто внутри меня закручивался часовой пружинный механизм. Был ли он присоединен к взрывному устройству? Этого я пока не знал.

– А это удобно? – на всякий случай переспросил я.

– Вполне. Никаких проблем. Вы, Вань, даже не думайте. Поживете у меня, пока не разберетесь, что к чему. Я одна живу. Тут недалеко, на Баррикадной. Квартира большая, удобная, я вас стеснять не буду. Днем я вообще на работе, да и вечером тоже.

– А чем вы занимаетесь, где работаете? – скорее для приличия поинтересовался я.

– Я в театре служу. Актрисой. Вы, может быть, слышали, Аркадия Аркадьева, это мои имя и фамилия. Сценические, конечно.

Я пожал плечами:

– Увы, я не часто в театре бываю, даже телевизор не включаю, – развел я руками. – Я уединенный по сути своей человек. Знаете, мое ремесло уединения требует, я ведь миры создаю, вот в них находиться и должен, жить в них. Такое требование ремесла. Поэтому из этого, окружающего нас мира многое упускаю. Похоже, и театр упустил, – постарался сгладить я свою неосведомленность.

– Не грустите, не самое большое упущение, – улыбнулась она, промокнула свои искаженные губки салфеткой, поднялась со стула. – Ну что, поехали?

Я кивнул и поднялся вслед за ней.

Квартира на самом деле оказалась большой и просторной в современной VIP-шной многоэтажке. Аркадия жила на шестнадцатом этаже, из широкого во всю стену окна бесконечная Москва застилала взгляд до горизонта. На выкрашенной светло-серой стене висели часы, я посмотрел, они показывали около двух пополудни.

– Вот, располагайтесь. – Аркадия развела гибкими руками в гостеприимном жесте. – Еда в холодильнике, захотите выпить, там много всего, на кухне. Если будете принимать душ, полотенца в ванной, в шкафчике. Вы увидите.

Я кивнул.

– А вы что, собрались куда-то? – удивился я.

Она подошла, губы снова сдвинулись в чуть скошенной улыбке, ивовый прут выгнулся в мою сторону, скользнул по лицу, задержался на щеке, я почувствовал прохладу, приятную, успокаивающую. Будто в жаркий, изнуряющий день лицо накрыли тонким, пропитанным холодной влагой полотном.

– Не все же писатели. Не все в своих мирах живут. Кому-то надо и на службу ходить, – ответила она и отняла ладонь от моей щеки.

– Так вы в театр? – задал я ненужный вопрос.

Она кивнула, ничего не ответила. И добавила только из коридора:

– Не скучайте. У меня сейчас репетиция, но вечером я дома, я сегодня в спектакле не участвую. Постараюсь вернуться пораньше.

Я хотел было ей ответить, но дверь уже захлопнулась. И тут же резкий поворот ключа в замке. Похоже, мне теперь отсюда не выбраться, из этой квартиры, даже если бы я и хотел.

Если честно, я был рад, что остался один. Нужно было переварить впечатления, собраться с мыслями – слишком много неожиданного произошло за последние несколько часов. Снова постараться понять: кто преследует меня, для чего, с какой целью?

Часы на стене уже показывали полпятого, но я ничего не придумал. Хотел позвонить друзьям, попросить подойти к дому, проверить, не дежурит ли кто-нибудь у подъезда, но передумал. Во-первых, глупо распускать слухи, даже не распускать, а самому создавать их. Пугать друзей, посвящать их в свою детективную историю, вовлекать в нее – тоже глупо. Но главное, я побоялся того, что телефоны друзей могли прослушиваться. Тогда мои преследователи запросто запеленгуют этот номер и без труда найдут меня в квартире на Баррикадной.

Так ничего и не придумав, я растянулся на диване, положив ступни на валик, уставился остановившимся взглядом на московский урбанистический пейзаж за окном. А потом, по-видимому, задремал.

Когда я открыл глаза, лицо Аркадии находилось близко-близко, в каких-нибудь нескольких несущественных сантиметрах. Она молчала и вот так, молча, глядела на меня. Словно изучала.

Скорее инстинктивно, на одном полусонном рефлексе я протянул руку, положил ладонь на ее шею и, словно так и полагалось, пригнул к себе. Она легко поддалась, несчастные сантиметры растворились, ее губы оказались сверху над моими, я сдавил, смял их, язык попытался пробиться внутрь, но наткнулся на бастион плотно сжатых зубов.

– Ты чего? – Она отпрянула, ошарашенная, удивленная.

Я ничего не понял.

– А что?

– Ты зачем это в рот?

– Я поцеловать тебя хотел. – Я не оправдывался, но, наверное, мой лепет выглядел со стороны как оправдание.

– Чего? Зачем? – бормотала она.

– Не знаю. Мне показалось, ты хочешь. Она задумалась.

– Ну да, ты же мужик. У вас, наверное, так полагается. Хорошо, пойдем в спальню.

Я не стал возражать.

Одежда слетела в секунды, ее – даже быстрее, чем моя. Она осталась лишь в трусиках, я подумал: раздеться ли мне полностью, и решил, что лучше не форсировать. Хотя, если честно, были на мне трусы или нет, это уже большого значения не имело.