Сью Таунсенд - Женщина, которая легла в постель на год

– Просто сидели и молчали, – ответила Ева. – Иногда поворачивались и смотрели друг на друга. Если я пыталась вытащить их из коробки, они кусались и царапались. Малыши хотели быть вместе в своем картонном мирке.

– Они одаренные дети.

– Но счастливы ли они, Брайан? Не решусь утверждать. Я слишком их люблю – это ослепляет.

Муж подошел к двери и немного задержался, словно собирался сказать что-то еще. Ева надеялась, что он обойдется без театральных заявлений. Она уже обессилела от эмоционально тяжелого дня. Брайан открыл рот, но затем, очевидно, передумал, так как молча вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

Ева села в постели, откинула одеяло и потрясенно заметила, что до сих пор не сняла черные туфли на шпильках. Она бросила взгляд на прикроватную тумбочку, заставленную почти одинаковыми тюбиками и баночками с увлажняющим кремом.

«Мне достаточно одного», – подумала она. Выбрала «Шанель» и по очереди принялась метать остальные склянки в мусорное ведро у дальней стены. Бросала она метко. Давным-давно она представляла Лестерскую школу для девочек в соревновании по метанию копья на Играх Графства.

Поздравляя ее с установлением нового школьного рекорда, преподаватель античной литературы негромко сказал:

– Вы настоящая Афина, мисс Сорокинс. И божественно выглядите.

А сейчас Еве понадобилось в туалет. Она порадовалась, что заставила Брайана пробить стену кладовки и снабдить спальню собственным санузлом. На их улице эдвардианской застройки они были последними, кто так поступил.

Дом Боберов был построен аж в 1908 году. Так было написано под венчающим его фасад карнизом. Номера эдвардианских домов обрамляли выгравированные в камне стилизованные плющ и жимолость. Существует немного покупателей, выбирающих недвижимость из чисто романтических соображений, и Ева принадлежала к числу таких чудиков. Ее отец курил сигареты «Жимолость», и зеленая пачка с узором из дикой жимолости была неотъемлемой частью детства Евы. К счастью, до Боберов в доме жил современный образчик диккенсовского скупердяя Эбенезера Скруджа, не поддавшийся модернизационной истерии шестидесятых. Дом остался невредимым, с просторными комнатами, высокими потолками, лепниной, каминами и крепкими дубовыми дверями и полами.

Брайан его ненавидел. Муж хотел комфортную «машину для жизни». Он представлял себя в стерильно-белой кухне у кофемашины в ожидании утреннего кофе. Что за радость жить в миле от центра города? Он мечтал о коробке из стекла и стали в духе Ле Корбюзье с видом на природу и чистое небо. Он объяснил агенту по недвижимости, что по специальности астроном и его телескопы не справятся с загрязненным городским воздухом. Агент посмотрел на Брайана и Еву и задался вопросом, как две такие полные противоположности в характерах и предпочтениях вообще умудрились пожениться.

В конце концов Ева поставила Брайана перед фактом, что не сможет прозябать в минималистской модульной постройке вдалеке от уличного освещения и что она должна жить в настоящем доме. Брайан возразил, что не желает задыхаться в древней рухляди с клопами, блохами, крысами и мышами, где умирали люди. Впервые увидев эдвардианский дом, муж пожаловался, что прямо-таки чувствует, как «легкие заполняются вековой пылью».

Еве же понравилось, что дом расположен на перекрестке. Из симпатичных больших окон виднелись высотные здания центра города, а за ними – лес и сельский ландшафт с холмами вдалеке.

Наконец, за неимением на рынке жилья в сельской местности Лестершира дома в модернистском стиле, супруги купили стоящую особняком эдвардианскую виллу номер пятнадцать по Боулинг-Грин-роуд за сорок шесть тысяч девятьсот девяносто девять фунтов. Брайан и Ева переехали в собственный дом в апреле восемьдесят шестого, после трех лет совместного проживания с матерью Брайана Ивонн. Ева ни разу не пожалела, что устояла против Брайана и свекрови в вопросе покупки жилья. Дом стоил трех пережитых впоследствии недель угрюмости.

Включив в ванной свет, Ева столкнулась с множеством своих отражений. Худая женщина средних лет со стрижеными светлыми волосами, высокими скулами и по-французски серыми глазами. По ее указанию – Ева полагала, что так комната будет казаться больше, – строитель разместил на трех стенах ванной большие зеркала. Почти сразу же Ева захотела избавиться от большей части зеркал, но не осмелилась попросить мастера. И поэтому каждый раз, садясь на унитаз, видела бесконечное множество Ев.

Она разделась и залезла в душ, избегая глядеть в зеркала.

Недавно мать сказала ей:

– Неудивительно, что у тебя совсем нет мяса на костях: ты же постоянно на ногах. Даже ужинаешь стоя.

И это правда. Подав ужин мужу и близнецам, Ева возвращалась к плите и проверяла, как там мясо и овощи, томящиеся в кастрюлях и сотейниках. Заботы о приготовлении пищи, своевременной смене блюд и возможном остывании и надежды, что разговор за столом не перерастет в спор, казалось, стимулировали выработку в желудке Евы кислоты, делавшей еду пресной и безвкусной.

На решетчатых полках в углу душевой кабины теснились шампуни, бальзамы для волос и гели для душа. За несколько секунд Ева отобрала свои любимые, а все остальные выбросила в ведро под раковиной. Затем быстро оделась и сунула ноги в выходные туфли на высоких каблуках. Шпильки добавляли ей девять сантиметров роста, а этой ночью она хотела чувствовать себя на высоте. Ева прошлась по комнате, мысленно репетируя, что скажет Брайану, если тот вернется и попытается лечь в супружескую постель.

Придется действовать быстро, пока не сковала робость.

Она вспомнит, как муж подводил ее на людях. Как представлял ее друзьям, говоря: «А это Клингон[4]». Как купил ей на последний день рождения лотерейных билетов на двадцать пять фунтов.

Но потом вспомнила, как быстро сдулось высокомерие Брайана и как он опечалился, стоило попросить его лечь в другом месте. Ева несколько секунд постояла у двери спальни, обдумывая возможные последствия, и забралась в постель, оттянув начало потенциального сражения.

* * *

Она проснулась в пятнадцать минут четвертого от крика Брайана, сражающегося с одеялом. Щелкнула кнопка ночника. Когда Ева сумела сфокусировать взгляд, то увидела, что муж скачет по ковру на одной ноге, придерживая правую лодыжку.

– Судорога? – спросила она.

– Нет, не судорога! А твои гребаные шпильки! Ты продырявила мою хренову ногу!

 – Тебе стоило остаться в комнате Брайана-младшего, а не пробираться в мою.

– Твою? – переспросил муж. – Она всю жизнь была нашей.

Брайан не слишком умел справляться с болью или кровью, и вот посреди ночи он вдруг столкнулся и с тем, и с другим и завопил. Наконец окончательно проснувшись, Ева увидела, что в пострадавшей ноге действительно дыра.

– Много крови… Промой рану, – простонал он. – Нужно полить ее дистиллированной водой с йодом.

Ева не хотела вставать с постели. Вместо этого она дотянулась до стоящего на тумбочке флакона «Шанель №5». Направила распылитель на ссадину Брайана и нажала на пульверизатор. Брайан взвизгнул, запрыгал по бежевому ковру и выскочил за дверь.

«Я все сделала правильно», – удовлетворенно подумала Ева, снова проваливаясь в сон. Всем известно, что в чрезвычайной ситуации «Шанель №5» – хороший антисептик.

* * *

Около половины шестого Ева снова проснулась.

Брайан хромал по комнате, непрестанно выкрикивая:

– Больно! Больно!

Когда Ева села, он пожаловался:

– Я позвонил в неотложку. Там сплошные идиоты! Придурки! Болваны! Анацефалы! Слабоумные! Бестолочи! Кретины! Переворачиватели гамбургеров! Планктон! Да африканский знахарь соображает лучше!

– Брайан, пожалуйста, – утомленно сказала Ева. – Ты не устал бороться с миром?

– Нет, мир мне нравится все меньше.

На Еву нахлынула волна жалости к обнаженному супругу, стоящему у изножья кровати с продырявленной ногой, обмотанной белой полотняной салфеткой, и крошками от тоста в бороде. Она отвернулась.

В комнате, сейчас ставшей ее персональной спальней, он был лишним.

* * *

Брианна в который раз задавалась вопросом, сколько еще Поппи будет рыдать. За стенкой не умолкали всхлипы.

Девушка посмотрела на будильник, которым владела с детства. Барби указывала на четыре, а Кен – на единицу. Не такого она ждала от первой ночи в университете.

«Эта ужасная истеричка затащила меня в мыльную оперу "Ист-Эндеры"», – раздраженно подумала Брианна.

Около половины шестого ее беспокойный сон был прерван громким стуком в дверь. Она услышала хныканье Поппи и замерла. С шестого этажа общежития от соседки никак не убежать – да и окно открывалось всего на несколько сантиметров.

– Это я, Поппи! Впусти меня!