Сара Дессен - Страна грез (ЛП)

Доктор Маршалл кивнула, изучая свои руки, сцепленные в замок.

— Но, чего я опасаюсь больше всего, — добавила я, — вдруг она думает, что…

— Что…? — доктор Маршалл подбодрила меня взглядом.

Я подтянула колени к груди и обхватила их.

— Понимаете, из нас двоих я всегда была слабее. Как бы на втором месте. Не такая умная, не такая талантливая, не такая сильная. И сейчас я это, вроде как, доказала. И ей, и всем остальным.

— Кейтлин, — доктор Маршалл внимательно посмотрела на меня. — мы ведь обсуждали недавно, что то, что ты оказалась жертвой, не делает тебя слабой.

— Знаю. — Это было сложно запомнить, на самом деле.

— И из того, что ты рассказала мне о своей сестре, — продолжала доктор, — я могу сделать вывод, что она не тот человек, который стал бы осуждать тебя.

— Конечно же, нет! — воскликнула я. — Она никого бы не стала осуждать. Она вообще никогда не делает ничего неправильного. Кэсс — идеальная во всех отношениях.

Доктор Маршалл выслушала мою пламенную тираду, вежливо приподняв брови, затем тоже взяла леденец из вазочки, развернула его и положила конфетку в рот.

— Идеальные во всех отношениях люди, — произнесла она, наконец, — живут в домах с аккуратно подстриженными газонами и ровными заборчиками, выгуливают золотых ретриверов и играют со своими прекрасными детишками. Они пахнут свежими цветами, никогда не вступают в собачье дерьмо на тротуарах и не плачут.

Я вытаращила глаза на нее, едва не выронив изо рта конфету.

— А еще, — продолжала психолог, — они не сбегают не пойми куда без объяснений, не оставляют в неведении свои семьи, а их младшие сестры потом не пытаются самостоятельно разобраться со всем, что они оставили после себя.

В горле внезапно встал противный комок. Я сглотнула и посмотрела в окно.

— Твоя сестра не идеальная, Кейтлин, — мягко сказала доктор Маршалл. — У тебя будет время подумать над этим, и, знаешь, я думаю, ты найдешь с ней гораздо больше общего, чем у вас, по твоему мнению, есть сейчас.

С нашей первой встречи доктор Маршалл задалась целью убедить меня, что все случившееся не было моей виной. Просто уход Кэсс заставил меня пытаться занять ее место в глазах родителей, что было невозможно, ведь я была собой, а не ею, и все, что казалось правильным для нее, не было таковым для меня. И я не была плохой сестрой, Кассандра ушла из дома не из-за меня.

Теперь я больше думала об истинных причинах, по которым Кэсс совершила то, что совершила. Может быть, дело было в том же, в чем и в случае Коринны: мечты, планы и страстное желание изменить свою жизнь, прожить ее так, как хочется только тебе. Мне тоже этого хотелось, но сбегать для осуществления своей мечты я не собиралась.

На занятиях творчеством мы делали поделку из макарон на прошлой неделе, а сейчас готовы были приступить к работе над скульптурами. Джинджер, уже давно освоившая все тонкости любых направлений, по которым мы только шли на занятиях, все же продолжала ходить на уроки, хоть и беспрестанно ныла, что ничего нового здесь не предвидится.

— Ты идешь? — стоя в дверях нашей комнаты, она обернулась, ожидая, что я последую за ней. — Мы, наверное, будем делать кормушки сегодня, все-таки весна на дворе. Потом повесим их на деревья. Большое «Эвергринское» веселье! — саркастически фыркнула она.

— Я буду через минуту, — отозвалась я. — Займи мне место, ладно?

Она кивнула и вышла, а я взяла в руки конверт от Кэсс. Такой легкий, почти невесомый. Я снова опустила письмо на стол. Вновь взяла. Как глупо. Кейтлин, это же Кэсс! Просто открой его, наконец.

Письмо легко выскользнуло из конверта, когда я надорвала его. Аккуратный почерк сестры заполнял строчку за строчкой, вверху страницы было крупно написано мое имя.

«Кейтлин,

Я даже не знаю, с чего начать это письмо. Но если я что и поняла за последние несколько месяцев, так это то, что иногда нужно просто закрыть глаза и прыгнуть.

Знаешь, не то что бы я очень гордилась своими поступками в этом году, но я не жалею ни о том, что уехала, ни о выборе, который сделала. Может, ты никогда меня не поймешь, но, когда я закрыла за собой дверь, я почувствовала, что отпускаю что-то. Я провела очень много времени, стараясь сделать маму и папу счастливыми и быть такой, какой им хотелось, чтобы я была. А переезд сюда был чистой страницей, мне было страшновато, но все же мне нравилось. Я все могла решать сама и поступать так, как хочется мне.

В последние дни я много думала о нашем с тобой детстве. Особенно о том случае, когда я поранила тебя этой дурацкой лопаткой в песочнице, помнишь? Думаю, ты всегда замечала, как я смотрю на твой шрам над бровью. Я всегда чувствовала свою вину, стоило мне только взглянуть на него. Он был чем-то, что я никак не могла изменить. Забавно — сейчас я ведь уже почти не помню, как именно это произошло.

А помнишь, как Боу и Стюарт заботились о нас, когда умерла тетушка Лиз? Хотя тебе тогда было четыре или пять, возможно, ты забыла. А вот я помню, как мама купила нам новые игрушки, чтобы мы тихонько играли и не отвлекались на суету в доме. Там была игрушечная фабрика, книжки, паззлы, новая Барби для каждой из нас. Родители привели нас к Боу и Стюарту, и я бегала по дому, размахивая то куклой, то книжкой, ни минуты не могла усидеть на месте, все время дергая Стюарта и заставляя гоняться за мной по всему дому. И я отчетливо помню, как в какой-то момент он остановился и устало огляделся вокруг, посмотрев на тебя. А ты сидела в уголке, тихонько читая книгу и не произнося ни звука. Ты была такая сосредоточенная, что я даже позавидовала, что сама не могу быть такой же спокойной.

Ты часто в шутку говорила, что тебя бесит моя «идеальность», но все было не так просто, Кейтлин. Мама с папой ожидали очень многого от меня, а вот ты всегда могла делать выбор на основе собственных желаний. В конце этого лета я поняла, что Йель — совершенно не то место, где я хочу находиться, поэтому я приняла другое решение.

Когда я узнала о том, что с тобой произошло, я плакала целый день. С того самого дня в доме у Боу и Стюарта ты всегда принимала собственные решения — хорошие ли, плохие ли, но они были твоими! И с тех пор, как я уехала, я постоянно думаю о том, что ты, наверное, считаешь меня слабой, ведь я сбежала от проблем, а не решила их на месте. Ты же действительно в силах справиться со всем, что бы ни случилось, Кейтлин, и я знаю это. Ты — та, о ком я думаю в свои моменты слабости, и ты спасаешь меня.

Напиши мне, когда будешь готова. И, пожалуйста, никогда не забывай, как сильно тебя любит твоя ненормальная сестренка.

Кэсс»

Я перечитала письмо трижды, прежде чем убрала его в сумку. Затем моя рука сама потянулась к кармашку, где лежали обрывки фотографии, и я осторожно достала их, высыпав на стол. Глядя на горстку бумаги передо мной, я думала о том, как же странно все это — я совсем не помнила тот день, о котором писала Кэсс. Забавно, как чье-то мнение о тебе может формироваться, когда ты даже об этом не подозреваешь. Наверное, у моей сестры Кассандры все же была способность видеть будущее так же ясно, как и настоящее. Хотелось бы и мне уметь то же самое…

Обрывки фотографии были довольно маленькими, но тем не менее фрагменты изображения на них различить было можно — моя рука, например, или кусочек рамы у зеркала. Я стояла возле стола несколько минут, разворачивая бумажки и пытаясь немного упорядочить их. Ты можешь быть, кем захочешь, все зависит лишь от тебя самой.

Кусочек фотографии, который должен был находиться в углу, лег на свое законное место. Ты в силах справиться со всем, что бы ни случилось.

Другой угол нашел свое место напротив. Ты всегда принимала собственные решения.

Я собирала снимок по кусочкам, как паззл, подбирая фрагменты и границы. Третий угол лег по диагонали. Не забывай, как твоя ненормальная сестренка любит тебя.

Найдя последний уголок, я посмотрела на то, что получилось. Четыре края. Рама, картина в которой ждет момента, когда будет собрана. Я собрала все остальные обрывки и убрала обратно в сумку. На это понадобится время и терпение, но теперь я знала, что вновь собранное изображение однажды снова появится перед моими глазами.

По словам доктора Маршалл, я не должна ожидать, что разом забуду Роджерсона и все, что с ним связано, потому что глубоко внутри я совсем этого не хочу. Она была права — и по ночам я часто видела во сне его лицо. Иногда, в тяжелых и запутанных сновидениях, он сидел в своем БМВ и ждал меня, я забиралась внутрь, и он поворачивался ко мне своим красным от гнева лицом. От таких снов я просыпалась в поту, чувствуя мурашки на коже. Волосы на затылке поднимались дыбом, и я лежала, глядя в потолок и пытаясь усмирить дыхание.

Но, как ни странно, самыми худшими снами о Роджерсоне были те, в которых он… не появлялся. Я ходила по самым разным местам в надежде найти его, преодолевая всяческие препятствия. Один раз я шла по коридору, заваленному телами, и переступала через них, содрогаясь. В другой раз мои ноги не слушались меня, и дорога казалась неимоверно длинной, а по пути мне встречались дети, которые на самом деле не были детьми, и люди, готовящие сэндвичи без хлеба. Эти сны могли бы быть смешными, если бы не накатывающие на меня волны паники от того, что Роджерсон где-то там, ждет меня. И снова я просыпалась, трясясь, боясь заснуть вновь и испытать эти чувства.