Джеймс Херлихи - Полуночный ковбой

— Да нет! Я просто хотел узнать. Что я и спросить не могу?

— Можешь, но зачем, зачем? Ты считаешь, что если кровь, так обязательно кто-то умер? — Они помолчали, а потом Джой сказал. — Ты думаешь, что тот мужик мог задохнуться с телефоном во рту?

— Нет. Нет.

— Ты уверен?

— Говорю тебе, что нет, это просто невозможно! Чем ты себе башку забиваешь? — сказал Ретсо. — Ты только об этом и думаешь. Выкинь всю эту чушь из головы. Так я считаю. Думай о Флориде. — Рэтсо подтянул одеяло до горла и уткнулся в подушку.

Когда они проехали еще несколько миль, Джой сказал:

— Рэтсо, а ты помнишь, как мы бродили позавчера, да, еще позавчера, черт бы его побрал, когда мы бродили и мечтали, какие у нас будут загорелые задницы? Ты тоже, как и я, помнишь об этом?

Рэтсо молчал.

— Помнишь? — повторил Джой. Нахмурившись, Рэтсо посмотрел на него и прикоснулся пальцем к зубам.

— Чего ты? — спросил Джой.

— Я все удивляюсь…

— Чему?

— Как тебе его зубы не помешали?

Джой взбеленился.

— Да они у него вылетели!

— Ты их в ы б и л?

Джою пришлось набрать в грудь воздуха, прежде чем ответить.

— Да они были искусственные, протез, искусственные были у него зубы!

На какое-то время они погрузились в молчание.

Через час Рэтсо вспотел и откинул одеяло. Джой, думая, что Рэтсо спит, подтянул его обратно. Но тот не спал. Он открыл глаза и сказал:

— Эй, слушай, а я все время думаю.

— У тебя одеяло сползает, — сказал Джой.

— А я все думаю, не будет ли у нас неприятностей из-за моего имени. Потому что, если разобраться, в чем смысл нашего путешествия? Нью-Йорк — это одно, но ты только представь себе парня, который гуляет по этому чертовому пляжу, загорелый с головы до ног, купается себе как ни в чем не бывало, а тут кто-то ему орет: «Эй, Рэтсо!» Не режет ли тебе ухо? Признайся, звучит жутко дерьмово. И мне бы этого не хотелось. Я всегда был Рико, и в чем тут моя вина? Эй, слышь, я прямо прею под этим одеялом. Вспотел, как свинья.

— Ага. Ну да, я понимаю, — сказал Джой. — Ладно, скинь его. Стяни еще и рубашку, да окно открой. Может, тебе удастся подцепить хорошенькое воспаление легких, которого тебе только и не хватает.

— Да я не сказал, что хочу скинуть его. Я всего лишь заметил, что вспотел. Но можно считать, что мы договорились, о'кей? Всем новым знакомым будем говорить, что мое имя Рико, идет?

Джой кивнул.

Он закрыл глаза и попытался немного поспать, но вместо этого его стали одолевать какие-то мрачные мысли. Он не мог толком понять, спит ли он или нет, но уродливые видения предстали пред ним с удивительной яркостью. Во многих из них он снова переживал сцены насилия, участником которых был прошлым вечером, в ужасе открывая глаза в ту секунду, когда опускающаяся лампа застыла в нескольких дюймах от головы Таунсенда П.Локка. Засыпая и снова просыпаясь, он испытывал искреннее облегчение, видя, что находится в автобусе и что рядом с ним сидит Рэтсо.

Затем он снова начинал погружаться в состояние полудремы и видел сны, в которых старый дружок Салли Бак, ковбой Вудси Найлс был мертвецом. Вудси выплывал из снов и появлялся в автобусе, реальный до мельчайшей черточки. Ковбой откалывал невообразимые шуточки: в одной из них он вдруг оказался на месте водителя и погнал автобус по краю дороги, так что пассажиры только вскрикивали: «Помогите, помогите, водитель мертв, водитель мертв!» В другом из этих ужасных снов он увидел, как автобус прибыл в Майами, все пассажиры взяли свой багаж и разошлись. Все, кроме одного. Водитель увидел его, скорее всего, уснувшего в кресле, и пошел по проходу разбудить его.

— Дер-рьмо, — сказал Джой, просыпаясь. — А мне казалось, что у меня на руках труп лежит. — В это мгновение Джой понял, что водитель — это он сам, а труп — это его старый друг Вудси Найлс. Он подхватил тело Вудси и затянул «Последний поворот», тихо и медленно, то ли напевая, то ли выговаривая его.

Очнувшись от этих видений, Джой стал присматриваться к Рэтсо в поисках признаков жизни; он приложил руку ему к носу, стараясь уловить дыхание. В один из таких моментов Рэтсо тоже проснулся. Он посмотрел на Джоя и сказал:

— Какого хрена ты делаешь?

Джой засмеялся.

Было примерно половина четвертого утра, и они сделали первую остановку для отдыха где-то в Мэриленде. Многие из пассажиров спали. Рэтсо сказал, что хочет остаться в автобусе. Джой вылез и принес пару картонных стаканчиков с кофе. Они сидели, покуривая и потягивая кофе.

— Слушай, Джой, мы должны кое о чем поговорить, — сказал Рзтсо. — Когда ты ушел, я попытался встать, но… — Он пожал плечами, а потом покачал головой и нахмурился. Лицо у него было очень серьезным. — И не смог.

Джой молча слушал.

— Так что же мне делать? — сказал Рэтсо.

— В таком случае, — сказал Джой, — как только доберемся до Майами, сразу же оттащим тебя к доктору.

Рэтсо быстро мотнул головой и скорчил гримасу.

— Ха-ха. С ногами они ничего не сделают. Они поцокают языком, пожмут плечами, сдерут с тебя десять долларов за визит — и все.

— У тебя никак не укладывается в голове, — сказал Джой, — что завтра мы уже будем жариться на солнышке.

— Да я знаю дюжину способов, как запудрить врачу мозги, чтобы он ничего с тебя не взял. Но причем тут солнце? А, ясно, ты имеешь в виду его целительное воздействие и все такое?

— Ну да, черт возьми.

Помолчав, Рэтсо сказал:

— Ладно, но послушай, а что если… вот что я хотел бы знать — а что если…

— Я… я думаю, что мы могли бы оттащить тебя… да только я и сам не знаю.

— Костыль? — предположил Рэтсо. Джой быстро глянул на него.

— Это уж от тебя зависит, если он тебе нужен.

Остальные пассажиры возвращались в автобус. Рэтсо сказал:

— А если он мне не поможет, что тогда?

Джой открыл было рот ответить, но не нашелся, что сказать и промолчал.

Сделав пару тщетных попыток заговорить, он, наконец, выдавил из себя: «Рэтсо… то есть, я хотел сказать, Рико. Ну, когда мы доберемся до Майами, я пойду работать, вот и все, понял?»

Джой и сам не был уверен в своих словах. Ему и в голову не приходило, что он может выдать нечто подобное. Смутные мысли его так моментально претворились в слова, что он был удивлен своим же предложением не меньше слушателя. Автобус сдвинулся с места, а он продолжал говорить:

— Пойду вкалывать, потому что, ты же понимаешь, я не бездельник. Конечно, я мало в чем разбираюсь. Такая у меня была жизнь, что мало чему научился. Так что и сам не знаю, чем буду заниматься — ну буду мыть тарелки, горбатиться где-нибудь и все такое. Потому что мы хотим с толком провести время, не так ли? Ну ладно, может, и не так уж с толком, и кокосов не будет, пойдет все как обычно, но за это ты можешь ручаться. Кроме того, честно говоря, мне не хотелось спать на пляже. Мне бы хотелось, чтобы у меня была ванная, а в аптечке стояла склянка с ромом — ну, ты понимаешь. И зубная паста. И смена обуви чтобы у меня была! Потому что меня уж тошнит от этих сапожек. Точно! Я в океан их выброшу! Слушай — мне надо чего-то нового. И меня не волнует, если придется раздавать рекламные листки на улицах.

Рэтсо смотрел на него с очень серьезным выражением на лице, кивая при каждом его слове.

Положив руку на колено Рэтсо, Джой смотрел мимо него в окно, за которым бежали темные пространства.

— Я думаю о том, что поработаю и смогу что-то для тебя подыскать. О'кей?

Время шло. Они пересекли речку, и теперь мимо них во тьме летели освещенные лунным светом стволы деревьев. Наконец, Рэтсо сказал:

— О'кей. — И тот, и другой старались не смотреть друг на друга. Уткнувшись каждый в свою подушку, они закрыли глаза и каждый остался наедине со своими мыслями.

Джой удивлялся тому, что он только что сказал Рэтсо, пообещав заботиться о нем, и еще больше он удивлялся, поняв, что он и в самом деле собирается этим заняться.

Теперь на плечи ему легла ноша ответственности за другого человека, больного и скрюченного. Но, как ни странно, ему нравилось это новое, пришедшее к нему чувство. Странная это была ноша, которая не отягощала его, а дала ему чувство легкости и тепла. Сиденье было жутко удобным, и он повращал головой, устраиваясь на подушке. Растроганный, он уснул почти мгновенно, и во сне перед ним опять предстала вереница золотых людей.

Но теперь они были на удивление другими. Они двигались в стремительном маршевом ритме, под музыку родео. И золотые канаты, связывавшие людей во время их движения по миру, так сверкали в эту ночь, таким чистым светом, что Джою удалось рассмотреть лица тех, кто шел перед ним. Особое его внимание привлек ковбой, который крутил в воздухе лассо, и аркан его был сплетен из тех же золотых нитей, которые связывали всех воедино. Он пристально, очень пристально вглядывался в лицо ковбоя, стараясь привлечь его внимание, и им все больше овладевало чувство, что он его откуда-то знает, и о чудо! Настала секунда, когда он понял, что лицо ковбоя — это его собственное.