Питер Мейл - Хороший год

От изумления Руссель вытаращил глаза и медленно покачал головой. Мир сошел с ума. Сто тысяч долларов — это же больше, чем он получал за вино со всего виноградника. Гнев вспыхнет позже, а пока что Руссель был просто в шоке:

— Tu rigoles, non?[187]

— Ничуть не шучу. Сейчас нам нужно выяснить, твое это вино или нет, а определить это наверняка можешь только ты. Надеюсь, другую бутылку ты с собой прихватил? Ту, которая нужна для сравнения? — Макс посмотрел Русселю в глаза; к счастью, Клод решительно кивнул головой. — Отлично. Тогда сходи за ней, и встретимся в баре.

Бар находился рядом с холлом, в нем предлагали преимущественно напитки местного производства и всячески поощряли dégustations. В зале было пустовато: еще не пришло время для послеполуденного наплыва бизнесменов, жаждущих пропустить после обеда стаканчик-другой, и бармен искренне обрадовался посетителям. Когда появился Руссель со второй бутылкой, на столе уже стояли бокалы, пустое ведерко для льда — на случай, если кто-то надумает сплюнуть вино при дегустации, — и лежали бумажные салфетки.

За столом наступило молчание. Все глаза были с надеждой устремлены на Русселя. Он налил в бокал вина, посмотрел его на свет, покачал, покружил, понюхал, отхлебнул... и проглотил; отхлебнул еще, подумал и наконец изрек:

— Bon[188]. — Почмокав, он несколько раз кивнул: — Вино мое.

Макс наклонился и положил руку ему на плечо:

— Уверен, Клод? Вполне уверен?

Лицо Русселя выразило искреннее возмущение.

— Ben oui, — ледяным тоном отрезал он. — Я это вино знал, когда оно еще на лозах висело. Точно мое. — Он налил себе из второй бутылки, тщательно распробовал и снова кивнул. — Оно самое.

В ответ раздался общий вздох облегчения, долетевший даже до ушей бармена, который с напряженным вниманием наблюдал за процедурой и, едва Макс поманил его, тут же подбежал к столу, предвкушая выгодный заказ. Он по опыту знал, что удачливые посетители пьют больше и чаевые отваливают куда щедрее тех, кто заходит в бар просто залить свои невзгоды вином.

— Je vous écoute, cher monsieur[189].

— Мне кажется, мои друзья заслуживают бутылочки шампанского. "Крюг", пожалуйста, только охлажденный.

Конечно, "Крюг" имеется, и, разумеется, охлажденный. Наверное, господа хотят что-то отметить? Бармен топтался у стола, не сводя глаз с двух неполных бутылок без этикеток. В Бордо бутылки без этикеток вызывают особый интерес.

— Очень многообещающее вино, — сообщил Макс. — Вот мы и хотим выпить за его успех.

Когда бармен отправился на поиски шампанского, Кристи сказала:

— При всем почтении к Клоду и его обонянию, хочу спросить: может быть, стоит для верности сдать вино на анализ? — Она вопрошающе посмотрела на своих сообщников. — Знаете, вроде анализа на ДНК. Уж где-где, а в этом городе небось полно таких лабораторий.

Да сколько угодно, подтвердил бармен. К тому же в одной из них работает его брат. Он быстренько позвонил, и брат согласился прислать за вином посыльного, чтобы к вечеру анализ был готов.

Вопрос был решен, и компания перешла к тостам: за Русселя, сотворившего такое вино; за Чарли и его талант перевоплощения, за хихикающую Кристи — правда, конкретный повод для тоста Чарли предпочел не раскрывать, — в общем, за будущее процветание. Когда наконец решили подняться в номера, чтобы переодеться к ужину, все четверо так и искрились весельем — сказывалось игравшее в их жилах дивное шампанское.

Позже веселье несколько поутихло, но и то ненадолго. Бармен, их новоиспеченный закадычный друг, посоветовал пойти в бистро на улице Сен-Реми: там на стенах плакаты двадцатых годов, высокие зеркала в посеребренных рамах, диванчики, обтянутые темно-бордовым молескином, добротная вкусная местная кухня. Словом, то, что нужно.

Уже в бистро, пока они размышляли над выбором блюд из обширного меню, Макс заметил, что Руссель необычно молчалив.

— В чем дело, Клод? Что-то не так? Или ты волнуешься насчет вина?

Руссель дернул себя за мочку уха и отодвинул меню.

— Перед уходом из гостиницы я позвонил Людивин — ну, чтобы рассказать ей... А она и говорит: сегодня утром звонила Натали Озе.

— И что ей было нужно?

— Не сказала. А как услышала от Людивин, что я уехал, пообещала позвонить завтра. Может, насчет контракта на métayage. Откуда я знаю.

Макс махнул рукой:

— Не бери в голову, не порти себе ужин. Вот приедем домой, тогда с ней разберемся. Ну, что будешь заказывать?

Ужин вышел долгий, с обильными возлияниями; завершили его в баре гостиницы тостом в честь результата анализа, ко всеобщему облегчению подтвердившего непогрешимость носа Русселя.

Макс поднялся к себе в номер уже далеко за полночь. На телефоне помаргивал красным глазком индикатор новых сообщений. Звонила мадам Паспарту; наверняка хотела напомнить ему об обещании привезти ей коробочку cannelés, маленьких пирожных в карамельной глазури, фирменного бордоского лакомства; она смущенно признавалась Максу, что прямо-таки обожает их. Макс записал себе в блокнот про пирожные, разделся и, прихватив бутылку воды "Эвиан", отправился в ванную. Продолжительный горячий душ и литр воды на ночь куда лучше снимают похмелье, чем любое количество таблеток аспирина наутро. Не успел Макс опустить мокрую после душа голову на подушку, как его сморил сон.

Сны снились Максу восхитительные: Фанни, вино, розовое будущее, опять Фанни... И тут его разбудил резкий звонок; он поморщился, услышав в трубке знакомый визгливый голос:

— Месье Макс! C'est moi![190]

Сквозь дремотную пелену он глянул на часы: уже восемь утра. Пожелав мадам Паспарту доброго утра, он попытался нашарить бутылку с водой.

Мадам Паспарту очень сожалела, что пришлось побеспокоить месье Макса, но все-таки решила сообщить ему новости: приезжала мэтр Озе, хотела его видеть. Узнав, что месье Макс уехал, она спросила, куда именно. Представляете? Какая невоспитанность! Какое наглое любопытство! En plus[191], на прямой вопрос, зачем ей нужен месье Макс, она ответить отказалась. Очень настырная, неприятная дамочка. Само собой разумеется, что ответа на свои вопросы она не получила, ей только посоветовали приехать к концу недели.

Выпалив одним духом все эти разоблачающие нотариуса факты, мадам Паспарту смолкла в ожидании реакции Макса и была заметно разочарована тем, что он, хоть и был спросонья, ничего такого не сболтнул, лишь пообещал привезти ей большую коробку cannelés и на том повесил трубку. Очень осмотрительный человек. А до проблемы, в чем бы она ни заключалась, очередь еще дойдет.

Позавтракав, сообщники вышли из гостиницы; все четверо были немного подавлены, двигались медленно и переговаривались вполголоса. Конечно, сказывались вчерашние возлияния, но мысль о предстоящем конфликте тоже изрядно портила настроение. Одно дело знать, что человек — мошенник и лжец, и совсем другое — сказать ему это в лицо. Как он поведет себя? Не выдержит и во всем признается? Или станет все отрицать и вызовет полицию? А может, впав в ярость, начнет швырять в них бутылки? Кто его знает... Когда они подошли к порогу нужного дома на Ксавье-Арнозан, дальние куранты пробили десять. Чарли расправил плечи, поправил галстук-бабочку и постучал в дверь. Послышались шаги, дверь распахнулась; на пороге стоял коренастый молодой человек в темном костюме, лицо его было бесстрастно.

— У меня назначена встреча с мистером Фицджеральдом, — твердо и уверенно произнес Чарли, хотя был немало удивлен тем, что его не встречает сам хозяин.

Все с тем же каменным лицом молодой человек молча пропустил их в прихожую и повел по коридору в дегустационный зал.

На длинной столешнице красного дерева в этот раз не было ничего, кроме пепельницы. Позади стола сидел человек постарше, с длинным костлявым подбородком и стрижкой en brosse[192]. Он тоже был в темном костюме. Под пристальными взглядами посетителей он с нарочитой неспешностью вытащил сигарету и закурил; в ту же минуту сзади послышались шаги, друзья обернулись и увидели двух полицейских в форме, которые встали по обе стороны двери. Сидящий за столом человек нахмурился.

— Подождите снаружи, — распорядился он, указав полицейским пальцем на выход, — и закройте дверь.

— А где же мистер Фицджеральд? — Чарли сделал отчаянную попытку выразить недовольство происходящим. — Так дела не делаются.

Человек за столом поднял руку:

— Кто из вас говорит по-французски?

Макс и Руссель кивнули.

— Хорошо. Будете переводить своим товарищам. Меня зовут Ламбер. Инспектор Ламбер. — Встав со стула, он подошел к длинному столу и сел на уголок столешницы, щурясь на посетителей сквозь сигаретный дым. — Вчера мы получили сообщение о вашей... деятельности. Должен сказать, здесь, в Бордо, мы подобных авантюр не одобряем. Подрыв ложной информацией доброго имени наших вин, попытка осуществить гнусную подмену вина, налицо обман и нарушение доверенным лицом своих обязанностей с целью получения наживы — все это очень серьезные преступления, которые влекут за собой суровые наказания. — Он потушил сигарету о донышке пепельницы и пересел обратно на стул. Оглядев четыре окаменевшие физиономии, кивком подтвердил обвинение и повторил: — Чрезвычайно серьезные.