Герман Садулаев - Таблетка

Но Бог, или судьба, или дьявол – кто-то из них, или все вместе – всегда поддерживают человека в его решимости. На следующий день я узнал в банке, куда уже давно не заглядывал, что на моё имя пришли деньги – комиссия за одну сделку с китайцами, которую я устроил своему знакомому, воспользовавшись связями, наработанными в «Холод Плюс». Я обналичил небольшую сумму со счёта и направился в супермаркет. Долго бродил между полок с товаром в почти пустом зале – время было рабочее, наплыв покупателей ещё не начался, только освобождённые домохозяйки, пенсионеры и какая-то молодёжь делали свои покупки. Я набрал еды и напитков, четыре полных пластиковых пакета, практически на все деньги, которые у меня были.

Оставив машину у дома и поднявшись в квартиру, я стал аккуратно раскладывать продукты в кухонном шкафу и в холодильнике. Все крупы на одной полке, макароны отдельно, полуфабрикаты в морозильную камеру, молочные продукты на полки дверцы, сыр и масло на верхнюю решётку, ближе к морозилке, дальше банки с консервами, в самый низ – свежие овощи и зелень. Этого должно было хватить мне на неделю.

Покончив с продуктами, я зашёл в комнату и оглядел обычный бардак. Его вид принёс мне странное облегчение. Мне было чем заняться.

Сначала я заправил постель. Собрал разбросанные по комнате вещи и определил – чистые на полки в платяном шкафу, рубашки на плечики. Грязные вещи в большие бумажные пакеты. Нижнее бельё – отдельно, верхнюю одежду разобрал по цветам.

Потом я включил музыку и принялся за книги. Вывалил всё с книжных полок и стал протирать каждую из книг и ставить их в алфавитном порядке по фамилии автора.

Назначение человека – упорядочивать хаос. В этом я убеждён. Меня уже не озадачивают поиски смысла жизни, ведь я нашёл единственно правильный и универсальный ответ. Человек живёт для того, чтобы упорядочивать хаос.

Никакого сомнения, это сизифов труд. Во всей Вселенной хаос только нарастает, каждую секунду. Это физический принцип, следствие из второго закона термодинамики. Уровень энтропии в любой замкнутой системе растёт. Придёт срок, и весь мир остынет. Звёзды потухнут, галактики развалятся на куски. Не будет ни орбит, ни планетных систем. Только пыль и камни, беспорядочно висящие в мёртвом пространстве космоса.

Но человек, сам флуктуация элементов, создаёт вокруг себя маленький мир, другую недолговечную флуктуацию, в котором есть свои правила, и сыр должен лежать на верхней решётке холодильника, а глаженые рубашки – висеть на плечиках.

Хаос вползает в существование человека, в углы его квартиры, в закоулки его жизни. Хаос заявляет свои права. Но человек берёт веник, берёт утюг, тряпку, маркер и блокнот, человек выметает хаос, складывает его в чёрные мешки для мусора, всему даёт имена, нумерует, расставляет всё по местам.

И так до самого последнего дня, когда он падает на поле этой космической битвы, мёртвый, но непобеждённый.

Тогда другие люди обмывают и одевают его, кладут его в гроб, строго в соответствии с установленным порядком, отпевают, произносят суровые речи и предают его тело земле, или огню, или воде, или воздуху – так, как у них принято. Возвращают непокорные элементы в космос. Которому хаос – другое имя.

И остаётся только память, строками из Упани-шад: «Когда моё тело превратится в пепел, а дыхание жизни сольётся с воздухом Вселенной, о мой Господь, вспомни всё, что я сделал для Тебя».

Потому что память эта – у Бога.

Она и зовётся – душа.

Душа – только воспоминание Бога о человеке, который жил на этой земле. И иной души нет.

Раньше, чем думаю я, мои глаза окунутся во тьму. Будет ли что Вспомнить Господу Моему?..

Я лёг спать удовлетворённым, думая о том, что нужно будет ещё натереть полы, постирать вещи, вымыть и расставить в прихожей всю обувь. Спал крепко. С той ночи мне перестали сниться мои хазарские сны.

А потом пришла бессонница.

Я не могу спать днём. Пока над землёй светило солнце, я без конца что-то мыл, убирал, переставлял в своей маленькой квартире. Иногда выходил гулять и бесцельно бродил по кварталу или в парке Есенина, вдоль мелкой речонки с громким названием Оккервиль.

Потом я стал выбираться в город, заливать в машину бензин, посещать выставки, спектакли и концерты классической музыки в филармонии, сидеть в кафе. Я полюбил читать в людных местах. Решив

растянуть имеющиеся средства на как можно больший срок, я экономил. Скоро я понял, что бесплатность чтения за столиком буфета в круглосуточном книжном супермаркете на площади Восстания условна: ты берёшь любую книгу с полки и садишься читать, особенно это удобно ночью, когда посетителей мало и столики буфета свободны, за это не нужно платить денег. Но с периодичностью в полчаса у столика возникает официантка и спрашивает: «Вы будете ЕЩЁ что-нибудь заказывать?» – именно так, делая особое ударение на слове «ещё» и всем своим видом давая понять, что если уж сидишь у неё в буфете и читаешь книгу, за которую не хочешь платить, то делай заказ. А иначе, не пойти ли вам домой, любезный господин?

И ты берёшь ещё кофе, чизкейк, и снова кофе, без конца – так, что к утру оставляешь в буфете денег больше, чем стоит книга, которую ты успел прочитать.

Проще и дешевле было взять книгу и сесть в обыкновенной кофейне, если есть свободное место, – то у окна. В Петербурге есть кофейни, где ты можешь просидеть, ничего не заказывая, и два часа, и три – никто к тебе не подойдёт и не обратит на тебя никакого внимания, когда ты встанешь и уйдешь.

Но лучше взять у стойки одну кружку горячего шоколада, когда я был маленьким, этот напиток называли какао, или кружку капучино, сесть, открыть принесённую с собой книгу и читать, сколько влезет, не притрагиваясь к остывшей кружке. Так я и делал.

Если я приходил в кофейню днём, то с трудом находил себе место. Зато, отрывая взгляд от страниц очередного фолианта, любовался стайками свежих, как утренняя роса, студенток из Барнаула, курящих и лопочущих без конца. На меня они не обращали внимания. Ещё бы, кого может заинтересовать невзрачно одетый мужчина, полноватый, с редкими усами и бородкой, почему-то рыжими при тёмных – там, где не тронуты сединой – волосах? Нет, я знаю, встречаются разные извращенки. Но мне ничего от них не было нужно, поэтому, по закону симпатической магии, я никого не отталкивал и не притягивал. Я просто словно бы не существовал в их измерении, заполненном запахами из Rive Gauche (со скидкой, по золотой карте подружки), симпатичными мальчиками из параллельного потока и мечтами о новой жизни, такой доступной и близкой – получение диплома, перспективная работа в офисе солидной компании, хорошенькая машинка (в кредит) – я уже даже знаю какая (зелёненькая), а отпуск – в Турции, если не будет состоятельного поклонника, который возьмёт с собой на Мальдивы.

Я не испытывал никакой неприязни к их девственной простоте, хотя и не завидовал. И, на всякий случай, не пил свой горячий шоколад. Мало ли что в нём намешано.

Если я приходил поздним вечером, за столиками сидели и взрослые, иногда парами, о чём-то говорили, показывали друг другу расчёты и проспекты или просто молчали, пуская дым.

Бывало, в круглосуточных кофейнях я оставался до утра, и, когда закрывались ночные клубы, заходили усталые и полусонные прожигатели жизни. Отпивались горячим кофе и вращали остекленевшими глазами по сторонам.

А я читал. И вовсе не чувствовал себя заброшенным и одиноким.

Но если я возвращался к ночи домой, то медленно раздевался, аккуратно складывая одежду, выключал свет и ложился на кровать. Как будто выполняя особенный ритуал. Во всём должен быть порядок. Ночью человек должен спать. А если ему и не спится, то пусть всё равно лежит на кровати, голый, вперив глаза в потолок. И не нарушает хода вещей.

Вместо снов теперь были мысли. И воспоминания. Иногда совершенно давних времён.

Я до сих пор всё помню. Как мы ездили. На хутор! В Заречное! К бабушке!!! Это был всегда праздник. Праздник начинался загодя, ещё когда вечером папа объявлял: завтра едем.

Ура!

И моя сестра до поздней ночи собирала вещи, совершенно необходимые девочке на каждый день: все восемь кукол, полный портфель раскрасок и книжек, отдельно фломастеры и цветные карандаши, три сарафанчика, один купальник (он всего один, такая досада!), босоножки, пояски, сумочка с зеркальцем и помадкой, а ещё ведёрки и чашечки, совочки и пластмассовый утёнок. А утром, перед самым отъездом, мама ругалась, отсекая лишнее.

Я же стоял рядом с машиной, гордый. Ох уж эти девчонки! Вечно тянут с собой всякий бесполез

ный скарб! Путешествовать нужно налегке. Вот как я – только шортики, что на мне, да рогатка в заднем кармане.

Ну и ещё мой любимый, набитый жёлтым поролоном мишка, на голову выше меня самого.