Татьяна Соломатина - Роддом, или Жизнь женщины. Кадры 38–47
![Татьяна Соломатина - Роддом, или Жизнь женщины. Кадры 38–47](/uploads/posts/books/125839/125839.jpg)
Помощь проекту
Роддом, или Жизнь женщины. Кадры 38–47 читать книгу онлайн
Наконец оператор сам расставил всё своё немудрёное оборудование, пообещав Оксане (с которой они неожиданно сдружились, потому что он явно неодобрительно относился и к ассистентам, что к своим, что к редакционным, и к тощей корреспонденточке), что пыли — точнее, разводов от попытки её стереть — на экране видно не будет. Родин намотал на шею шарфик, воткнулся в кресло и переменил несколько поз «в объектив», нисколько последнего не стесняясь. Оператор выразил своё одобрение и восхищение. Родин скромно умолчал о том, где он приобрёл подобные навыки[69]. Два бронеюноши мрачно стояли, ничего не делая, а после и вовсе удалились на кухню пить кофе. Оказалось, что при съёмочной группе есть ещё и шофёр! Узнав об этом, Оксана немедленно затребовала его в дом. Человеку очень даже может быть пи-пи охота. И кофию откушать. Он, в отличие от двух совершенно непонятных молодых людей, таки работал — рулил.
— То есть, вот вы двое, шофёр, оператор, корреспондент — пятеро! Пять человек заняты в деле, с которым совершенно спокойно справился бы один оператор! Потому что корреспондент ваша — это ой!
Корреспондент действительно была «ой!», тут с Поцелуевой не поспоришь.
— Эммм… Уммм… — Немного пожевав, помэкав, поукав и покрутив в руках мятые бумажки, корреспондент бодро начала: — С вами передача «Хроники советского сбыта», и сегодня с нами заведующий отделением репродукции патологии…
— Простите! — прервал Родин, засияв своими яркими глазками и став ещё более рыжим. Потому что сердиться на подобное — неконструктивно. Да и вообще он человек очень весёлый и заводной. — Я — заведующий отделением патологии беременности. Врач акушер-гинеколог. И да, я действительно занимаюсь репродуктивными технологиями. Но репродукцией патологии заведую всё-таки не я. А, полагаю, непосредственно сам Господь Бог. Или его бывший любимый ангел.
Оператор хмыкнул.
Кое-как, с третьего или четвёртого раза корреспонденточке удалось выговорить должности Родина. Ещё несколько фальстартов пришлось на отчество Станиславович. Никак оно не удавалось тощей многодетной матери. А Родин с оператором уже от всей души превращали запись в старый добрый капустник. На взрывы хохота прискакала Оксана, оба бронеподростка и даже шофёр.
— Ёлки! — сказала Засоскина, некоторое время понаблюдав происходящее. — Когда я была маленькой и хотела стать всеми сразу, в том числе — корреспондентом, я полагала, что все они разговаривают, как дикторы советского телевидения. Предлагаю вам тему следующей передачи «Дикторы в СССР». Можно развить тему кровавых репрессий за жевание каши и дефекты «фикции», ГУЛАГ — за неумение справиться с элементарной артикуляционной задачкой, подвалы КГБ — за мэканье и уканье, заполняющие паузы.
— Ага! — подхватил Родин. — И в конце радостно рассказать, что теперь на свободном российском телевидении можно работать через пень колоду, ссылаться на троих детей, разговаривать как с… пусть будет ложкой! — как с ложкой во рту. И понятия не иметь, что перед тобой за клоун! Я даже и сценарий могу прописать. Незадорого. За зарплату ассистента редактора ассистента!
Казалось, они говорят достаточно зло. Но это было не так. Они откровенно веселились. Когда Поцелуева и Родин были вместе в нерабочее время — это была беспрерывная клоунада, которой они заражали пространство. Даже попрекаемая горе-корреспонденточка — и та невольно хихикала. Над чем смеётесь…
— Ну, всё, всё! Давайте продолжим! — утёр слёзы Родин. — Хотелось бы не совсем профукать эту субботу. Не будь я православный еврей!
— Кто вы?! — вытаращила глаза корреспондент.
— Жид крещёный! — ляпнул Родин и первый же прыснул.
На подавление эпидемии смешинки пришлось потратить некоторое время. Когда семеро человек слаженно хохочут — это вам не ерунду с надутыми щеками в мир нести.
Кое-как всё наладили. И поведение. И даже сбитый одним из ненужных оператору помощников осветитель. Родин перемотал шарфик более залихватски, закинул ножку на ножку и уставился в объектив с самым заумно-серьёзно-озабоченным выражением лица.
— Сергей Ста-а-а-а-а…
— Ниславович! — хором выкрикнули все устроившиеся на диванчике. Даже шофёр.
— О’кей! — взял на себя режиссёрские функции Родин. — Раз вам никак не даётся моё многотрудное отчество — и это, заметьте, я ещё не Феофанович, не Сигизмундович, а всего лишь Станиславович. Хотя, как я уже успел заметить, вас валит наповал именно что «вович». Вович, вович. Ну, бог с ним. Хотя это далеко не Карл у Клары украл кораллы.
— А Клара, в свою очередь, — поддакнул оператор, — у Карла украла кларнет!
— На дворе — трава, на траве — дрова! — солидно и аккуратно отозвался шофёр.
— Да-да, спасибо, коллеги! — вскочивший Родин прошёлся взад-вперёд по гостиной, в углу которой у Оксаны было подобие кабинета. Рабочий стол, окружённый книжными полками, от пола до потолка набитыми специальной профильной литературой. Оксана Анатольевна происходила из врачебной династии. Так что издания были солидные. А таковой уютный уголок ей создал один из транзитных любовников, которого она не успела сделать мужем очередной порядковый номер, потому что как раз на горизонте воссиял солнечный Сергей Станиславович. — Ирина! — обратился он к корреспонденточке. — Называйте меня Сергей. Бог с ним, с отчеством. Как сказал бы один наш друг, именитость — то есть право называться не только по имени, но и по отчеству — ещё надо заслужить. И тут же выдал бы долгую историческую справку. Что-нибудь вроде… — Родин моментально преобразился в Аркадия Петровича Святогорского, хотя это было сложно, учитывая, насколько разные у них были внешности. Но тем не менее сейчас перед Оксаной стоял именно что анестезиолог-реаниматолог и в его обыкновенной манере вещал: — Казна хронически пустовала. Великий государь Михаил Фёдорович — первый Романов на русском престоле — вынужден был просить денег у подданных. И богатые солепромышленники Строгановы пожаловали ему три тысячи рублей — шальные по тем временам бабки — и стали «именитыми людьми»![70]
— А вы не хотели бы стать ведущим? — вдруг спросил оператор.
— Я и так ведущий. Я — ведущий репродуктолог Сергей! Вот. Наша дорогая корреспондент так и может ко мне обращаться. Просто — Сергей. Боюсь, что «репродуктолог» отправляется в лексическое небытие вслед за трудным для Ирины «Станиславовичем».
Снова наладили мизансцену, только Родин ножки переменил и узел шарфа на другую сторону перетянул.
— Сергей, расскажите, пожалуйста, об ЭКО в СССР.
— Рассказать об ЭКО в СССР я вам не смогу. Потому что СССР уже давным-давно нет. Я могу рассказать вам об ЭКО прямо здесь, сидя на этом стуле где-то в Москве. Которая, в свою очередь, уже давно — столица Российской Федерации, а вовсе не Союза Советских Социалистических Республик. И вот непосредственно отсюда, из нашего с вами времени, я вам честно расскажу об ЭКО сорока— и тридцатилетней давности! Или, если хотите, об ЭКО конца восемнадцатого века? Я нисколько не шучу! В тысяча семьсот восьмидесятом году аббат Спаланцани проводил опыты экстракорпорального оплодотворения — или, как он их называл, «непорочного зачатия». Не на людях, а на животных. Есть и отечественные пионеры. В конце девятнадцатого века Илья Иванов таким образом пытался помогать уже людям. И надо понимать: каждое экстракорпоральное оплодотворение — искусственное, но не каждое искусственное оплодотворение — экстракорпоральное. Потому что при экстракорпоральном оплодотворении эмбрион формируется вне тела матери. “In vitro”. В стекле. В пробирке. А все сообразительные родоначальники метода всего лишь переносили сперму самца во влагалище самки…
— Это неполиткорректно! — прервала корреспонденточка Родина.
— Почему «полит»? — удивился Сергей Станиславович. — И совсем уж неправомерно «некорректно». Потому что упомянутый мною аббат проводил свои эксперименты именно что на животных.
— И всё-таки наши зрители хотели бы узнать об ЭКО в… времён СССР!
— Да вы небезнадежны, Ирина! — радостно воскликнул рыжий доктор, всплеснув руками. — Рассказываю: в феврале тысяча девятьсот восемьдесят шестого года в стране, которая называлась Союз Советских Социалистических Республик, родился первый ребёнок, спроектированный с помощью экстракорпорального оплодотворения. Девочка. Сейчас она уже взрослая. И у неё есть ребёнок, зачатый самым обыкновенным библейским способом. — Родин демонстративно замолчал.
— Эээ… — начала было корреспондент. — И как же ЭКО в СССР развивалось?
— Никак. СССР скоро перестал существовать. Развалился. А ЭКО — до СССР, во время СССР и после СССР развивалось по положенным морфическими полями законам.
— Это как?! — удивился оператор.
— Это так: если на одном острове, очень далеко отстоящем от другого острова, обезьяна взяла в руки палку-копалку, то очень скоро на другом острове, очень далеко отстоящем от одного острова, обезьяна непременно возьмёт в руки палку и станет ею копать. Если в пещере на Алтае гоминид зажарил кусок мяса на огне, то и в пещере Анд гоминид зажарил кусок мяса на огне. Или: если у Людовика Тринадцатого появились гренадеры-штурмовики, значит, очень скоро они появятся у Петра Первого. Или: если есть Лос-Аламос, то обязательно будет Семипалатинск. Просто два последних примера люди относили за счёт шпионажа и научно-технического прогресса. Но это — наслоение. Макияж. На самом деле у мира есть свой собственный единый план развития. Которому люди постоянно мешают.