Татьяна Коган - Персональный апокалипсис

Андрей перевел взгляд на валявшуюся на столе газету. Это периодическое издание не значилось в его личном читательском списке, он купил его лишь из-за лаконичной заметки на первой полосе. В ней говорилось, что по статистике 91 процент мужчин и 84 процента женщин хотя бы единожды намеревались лишить жизни другого человека, тогда как сделать это сознательно способны только два процента населения.

Он войдет в эти два процента.

Задребезжал мобильный. Андрей не сомневался – звонит Соня. У этой девчонки поразительная способность к регенерации. В последнюю встречу он ее почти уничтожил, а она отряхнулась и пошла дальше, будто его грубость ей до одного места. А ведь создает впечатление такой хрупкости и ранимости – впору за сердце хвататься.

– Давай сегодня увидимся, – без обиняков предложила она. – Мне нужно тебе что-то сказать.

– Извини, Соня, сегодня мы не увидимся.

– Почему?

– Почему?!

– Да, почему? – с нажимом повторила она. – Очень простой вопрос.

– Вопрос простой и личный. – Андрей раздраженно взглянул на часы – скоро приедет такси. – Ты перестала видеть границы.

– Я вижу границы, просто не соблюдаю, – парировала Софочка без тени смущения. – Ты же такой прямой, вот и ответь мне честно, почему мы сегодня не увидимся. Потому что я тебе совсем не нравлюсь?

– Потому что я улетаю в Америку, – сдался Немов. Позвони ему кто другой, он бы не утруждал себя объяснениями. Но Соня оказывала на него странное влияние. Будоражила, будила эмоции. Не реагировать на нее было сложно.

– Надолго?

– Как получится.

– Тебе снятся необычные сны? – ни с того ни с сего спросила Софья.

– Я их не запоминаю.

– А я часто вижу… Вот вчера мне снилось, будто я иду вдоль болота – что уже само по себе смешно, зачем мне сдалось это болото – и вижу какую-то птичку, прямо посреди стоячей вонючей жижи. Она увязла и не может взлететь, как ни старается. И так мне ее жалко стало, словами не передать. Думаю: ни за что не уйду, пока не попробую ее вытащить. Схватилась за дерево, вытянула руку, а до птички не достаю. А она все глубже уходит и даже трепыхаться перестала…

– Соня, ты издеваешься надо мной, что ли? – прервал ее Андрей, однако девушка будто и не заметила его реплики.

– И знаешь, я ее все-таки вытащила. Это был воробей. Представляешь? Но вообще я другое хотела тебе сказать. – Софочка набрала в легкие воздуха. – В общем…

Бортпроводница нагнулась в вежливом полупоклоне: не угодно ли сэру выпить? Угодно. Виски со льдом. Андрей надел наушники и уставился в экран портативного телевизора. Транслировался занудный фильм, какая-то семейная мелодрама, концовку которой было легко предсказать в самом начале. Но клонированная продукция голливудского кинематографа была занятнее, чем неподвижный белый пейзаж в иллюминаторе.

Немов спокойно относился к полетам. Люди, панически трусившие высоты, вызывали недоумение. Из-за чего переживать? Из-за возможной катастрофы? Люди же не настолько глупы, чтобы бояться самого факта смерти. Скорее, это страх предвосхищающих ее моментов – боли и мучений. При падении воздушного судна мозг пассажира отключится раньше, чем лайнер вонзится в землю. Смерть будет мгновенной. Никаких страданий. Оп-па! И тебя ничто не волнует. Отличное решение насущных проблем. И, спрашивается, чего было бояться?

Андрей отхлебнул виски. В нынешней ситуации он тем не менее расстроился бы, узнай наверняка, что случится авиакатастрофа. Жаль было бы умереть, предварительно не отправив на тот свет кого-то еще.

Стюардесса с загадочной улыбкой, адресованной лишь ему одному, открыла столик и поставила ужин, прошептав «приятного аппетита». Потом то же проделала по отношению к сидевшему позади толстяку с бакенбардами: загадочно улыбнулась, открыла столик и поставила ужин. Элегантная ярко-красная униформа с кокетливо торчавшим из нагрудного кармашка золотистым платочком подчеркивала ее ладный стан.

Немов расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Душно. Единственная вещь не нравилась ему в самолетах – невозможность открыть окно. Он покрутил вентилятор, усиливая струю воздуха.

Приземлившись, до здания аэропорта лайнер катился несколько миль вдоль автотрасс. Земля в черте города Чикаго дорогая, и в целях экономии владельцы аэропорта О'Хара купили площадку для посадочных полос за городом.

Андрей застегнул молнию на куртке: температура была минус 3 градуса по Цельсию. Прохладно, хотя и гораздо теплее, чем в Москве. Он назвал смуглокожему таксисту адрес отеля, где забронировал номер. Тот уведомил:

– Это в центре, на Магнифисент Майл, доберемся быстро.

Машина мчалась по широкой набережной. Вид ночного Чикаго ошеломил Андрея: справа зияла черная пропасть озера Мичиган, а слева высился ослепительно-яркий частокол небоскребов, усыпанных горящими бриллиантами окон. Создавалось впечатление, будто природа и человек соревновались друг с другом в таланте, сравнивая свои творения. Урбанистическая агрессивность и блеск небоскребов против неброского величия озера. Две противоположности в стремлении победить сошлись на поле боя так близко, что в какой-то момент превратились в одно неразрывное целое, чья нелогичная гармония потрясала любого, впервые ступившего на землю города ветров и огней.

В отеле бодрый портье проводил гостя до номера, по дороге услужливо проинформировав:

– Наш отель находится в самом сердце Мичиган-авеню, где сосредоточены разнообразные достопримечательности. Десять минут пешком до Обсерватории Хэнкок и Водонапорной башни, двадцать минут до Миллениум Парка и Дома Блюза, также рядом находится…

Андрей не дал ему договорить, вручил чаевые и захлопнул дверь. Длительный перелет утомил, он собирался поужинать и улечься спать, но передумал, едва взглянул в окно. Несколько минут он стоял, созерцая черный мерцающий океан, а затем взял брошенную на кровать куртку и спустился вниз.

Мичиган-авеню искрилась электрической радугой. Увешанные мелкими гирляндами деревья напоминали упавшие на землю золотистые облака. Андрей надел перчатки и двинулся вперед по улице, мысленно усмехаясь самому себе: похоже, Соня приучила его к прогулкам. Он брел, выбирая направление наугад, и минут через сорок нарядные фасады зданий остались позади, уступив место серым, мрачным домам. Прохожие попадались все реже, и Андрей вздохнул с облегчением – пустынные лабиринты успокаивали, возвращали ему самообладание. В одном из переулков скромно мигала вывеска бара «Монти и Фея». Немов остановился и, поколебавшись, зашел внутрь.

У входа в зал стоял рослый рыжий вышибала с круглым лицом. Он окинул посетителя равнодушным взором и отвернулся. В баре почти все столики были заняты. Андрей отыскал свободный стул у барной стойки и заказал выпивку.

Компания за соседним столиком громко обсуждала прелести стриптизерш, танцевавших на небольшой сцене. Двое приятелей справа беседовали о погоде. Первый сетовал, что «холодно, и проклятый ветер гонит с озера туман». Второй вяло отвечал местной поговоркой: «Не нравится погода в Чикаго? Подожди полчаса, и она поменяется». Слева ворковала парочка: поддатый посетитель бара кадрил девицу, та хохотала и крутила прядку пегих волос.

Дородная официантка неопределенного возраста переговаривалась с коллегой. Андрей невольно прислушался. Они обсуждали вооруженное нападение на инкассаторов, – судя по всему, пострадал кто-то из завсегдатаев бара.

– Водитель все-таки выжил, врачи постарались, – рассказывала официантка. – Ты его не помнишь, Кайл? Он к нам регулярно наведывался, каждую неделю. Пожилой, седой, пиво заказывал и сидел всегда до упора.

Парень отрицательно покачал головой.

– Как же его… С ним еще Томми общался. Паулс, что ли. – Официантка поправила на груди бейджик с именем «Жозефина», взяла поднос с коктейлями и направилась в зал. В профиль она выглядела гораздо симпатичнее. Родинка на щеке придавала ее лицу пикантность.

Немов посидел немного, без интереса наблюдая за танцовщицами, расплатился по счету и ушел.

На улице царила тишина, лишь где-то вдалеке угадывался гул автомобилей и приглушенный вой полицейской сирены. Ноги вынесли Андрея на Ист Харрисон Стрит, где он поймал такси и добрался до отеля, на этот раз по-настоящему утомившись. Быстро принял душ, расстелил постель и лег, невольно воспроизводя в памяти телефонный разговор с Соней и ее трогательное признание:

– После знакомства с тобой я поняла кое-что очень важное. Не перебивай меня, пожалуйста, ладно? Ты считаешь меня не очень умной, и ты, конечно же, прав. Я могу с жаром обсуждать новую коллекцию Шанель и при этом не иметь понятия о том, кто такой Достоевский. Но это совсем не значит, что я не способна оценить чьи-то душевные качества. Мне кажется… Нет, я уверена, что люблю тебя. А ведь чувства не зависят от наличия вузовского диплома и от уровня ай-кью. И пусть я не владею логарифмами, зато вычислила самую сложную задачу. Теперь я знаю, что наполняет жизнь смыслом, и мне от этого так хорошо, Андрей, так тепло. Ради любви легко пожертвуешь комфортом, деньгами и гордостью и не воспримешь это как жертву. Любить самому так круто, как же это круто! Возможно, ты будешь смеяться…