Фэнни Флэгг - Рай где-то рядом

Неделя шла за неделей, и мало-помалу Норма поняла, что болтовня Тотт в салоне красоты ее только расстраивает. На новой работе ей и без того приходилось нелегко, и каждое утро она смотрела в зеркало с ужасом — не дай бог, опять сыпь на носу. В конце концов, собрав волю в кулак, Норма отправилась к Тотт домой.

Вошла и сказала:

— Тотт, нам нужно поговорить. Мы знаем друг друга с детства, я тебя очень люблю, но… видишь ли, в чем дело: повышенная тревожность.

— Эка невидаль! — отозвалась Тотт. — В наше время только дурак ни о чем не тревожится. Пей успокоительное да время от времени опрокидывай стаканчик виски, как я, и забудешь про нервы.

Норма отвечала:

— Время сейчас и впрямь беспокойное, ты права. Однако я пытаюсь с собой справиться без лекарств. И без выпивки.

— Что так?

— Стараюсь исключить из своей жизни все вредное. Словом, как ни тяжело мне, причесываться я у тебя больше не буду.

У Тотт от изумления округлились глаза:

— Почему?!

— Я уйму сил трачу, чтобы настроиться на хорошее, а посижу у тебя — и все насмарку, опять вся на взводе. Думаю, ты не осознаешь, Тотт, что ты тяжелый человек. От твоих разговоров у меня вечно настроение портится.

— Полно тебе, Норма, это же просто болтовня, не принимай близко к сердцу.

— Понимаю, но ничего не могу поделать. Ты тут ни при чем, дело во мне. Слишком уж я впечатлительная.

Норма ушла в слезах, а Тотт будто к полу приросла. Впервые в жизни она потеряла клиентку и была потрясена до глубины души.

Несколько дней Норма терзалась: правильно ли она поступила? Безусловно, ей будет не хватать Тотт. Трудно представить, что ее будет причесывать кто-то другой, а о поисках нового мастера и думать не хочется. Во Флориде Норме очень тяжело жилось без своего парикмахера; на целых два года ее волосы будто осиротели.

Через неделю, в среду, Норма сидела на кухне, поглядывая на часы и гадая, подыскала ли Тотт другую клиентку? Кто сидит сейчас в кресле в бигуди? А в салоне красоты тосковала в уголке Тотт, уставившись на пустое кресло. Легче на Луну улететь, чем пригласить вместо Нормы кого-то еще! В конце концов Тотт не выдержала и отправилась к Норме домой с шампунем и бигуди в большой сумке. Норма, слегка помятая, открыла дверь и очень удивилась, увидев Тотт на пороге.

Тотт начала:

— Милочка, я пришла извиниться и, если ты согласна меня не бросать, обещаю с этого дня говорить только о хорошем. Думала я над твоими словами и поняла, что ты права. Сама не знаю, откуда у меня привычка ругать всех почем зря, но буду отучаться. Можно войти?

— Конечно, заходи! — воскликнула счастливая Норма.

— Уф! — вздохнула Тотт. — Я просто с ума сходила при мысли, что кто-то другой будет тебе красить волосы. Как представлю, что ты станешь ходить в «Суперстрижки», — сердце кровью обливается: там ни тебя не знают, ни твои волосы.

Тотт вымыла Норме голову в раковине на кухне, накрутила, сделала прическу, и на душе у нее полегчало.

На прощанье Тотт предложила:

— А давай на следующей неделе покрасим тебе волосы чуть светлее? Хочу попробовать новую краску, если ты не против.

— Тебе виднее, Тотт, — отвечала Норма.

От радости она была на все согласна — хоть в зеленый цвет выкраситься! Две сделки с недвижимостью удались. Тотт вернулась. В мире вновь воцарился порядок.

08:40

Раз в год, в один и тот же день, Мэкки отвозил Сонни к ветеринару на осмотр и прививки. В то утро тетя Элнер поджидала Мэкки в гостиной, а Сонни уже томился в клетке-переноске. Тетя Элнер встретила Мэкки словами:

— До чего ж он на меня зол! Знает, куда его везут, и шипит.

Мэкки поднял клетку.

— Как же вы его изловили?

— Перехитрила: открыла банку корма, а едва он начал есть, набросила на него полотенце.

Мэкки заглянул в клетку, и Сонни был ему явно не рад.

— Увидимся, тетя Элнер! — попрощался Мэкки, унося кота.

— Привет доктору Шоу!

После обеда, когда Мэкки привез кота назад, тетя Элнер встречала его на крыльце, радуясь возвращению своего любимца.

— Ну как?

Мэкки вручил ей Сонни:

— Отлично. Год можно не волноваться.

— Не кусался?

— При мне — нет.

— Ну и хорошо. Говорят, ему даже таблетку дать — дело нелегкое.

На другое утро на кухне у Нормы, где она писала отчет о состоянии старого дома Уотли, зазвонил телефон. Норма взяла трубку.

— Норма, — как всегда без предисловий начала тетя Элнер, — скажи Мэкки, пусть приедет и отвезет кота обратно к доктору Шоу.

— А что случилось?

— Это не мой кот.

— То есть как — не ваш?

— Не мой. Славный котище, но не мой.

— С чего вы взяли?

— Да по всему видно. Своего кота из тысячи узнаешь, Норма.

— Да он не в себе после похода к врачу. Через денек-другой оправится, вот увидите.

— Говорю же, Норма, кот не мой! Мордочка пушистей, чем у Сонни, и характер другой.

— Тетя, родная, доктор Шоу лечил Сонни много лет, ему ли не знать этого кота. И с какой стати он подменил бы кота?

— Может, случайно перепутал? Не знаю, в чем тут дело, но это не Сонни.

Норма тут же позвонила Мэкки на работу:

— Тетя Элнер решила, будто вчера ты вместо Сонни привез чужого кота.

— Как это — чужого?

— Да вот так. Ей взбрело в голову, что это не Сонни.

— Что за фантазия?

— Ума не приложу, Мэкки. Поезжай-ка да поговори с ней.

— Ты звонила доктору Шоу? Может, кота и в самом деле перепутали?

— Мэкки, ты же его видел, разве это не Сонни?

— Для меня все рыжие коты, так сказать, на одно лицо, я их не различаю.

Сгорая от стыда, Норма все же заставила себя позвонить ветеринару.

Доктор Шоу стриг коготки хорьку Беверли, и на звонок в приемную ответила его жена.

— Эбби? Это Норма. Заранее прошу прощения, у меня к вам глупейший вопрос. Кроме Сонни, вчера других рыжих котов вам не привозили?

— Кроме кота миссис Шимфизл?

— Да-да.

— Если мне память не изменяет, рыжих больше не было. А в чем дело?

— Тетя убеждена, что кот чужой.

— Гм… Сейчас проверю, но я вчера никуда не уходила и других рыжих котов не припомню. Минуточку… Нет. Больше ни одного рыжего кота.

— Тетя Элнер, я только что говорила с Эбби. Вам вернули вашего Сонни, других рыжих котов им вообще не привозили.

— Не знаю, что и сказать. Кот не мой. Жаль, у животных нет отпечатков пальцев — я б тебе доказала. Говорю же, славный котище, но не мой.

— Ну и что теперь?

— Оставлю его у себя — а что еще делать? Я к нему уже привыкла. Надеюсь, новый хозяин не обижает Сонни.

«Странно! — удивлялась Норма. — Когда тете Элнер в самом деле подменили кота, она ровным счетом ничего не заподозрила, а сейчас своего родного Сонни не узнает. Вот и ломай голову, в чем причина».

06:30

Случай с котом должен был бы насторожить Норму и Мэкки, но Мэкки лишь посмеялся, а Норма вот уже год была вся в делах, и эта история вскоре забылась. Однако с начала марта они стали замечать, что тетя Элнер хуже слышит и частенько не узнает людей. Чем дальше, тем чаще называла она Норму Идой, а Мэкки — Лютером. Были и другие тревожные сигналы. Элнер звонила по три-четыре раза на дню, пересказывая одно и то же; потом перестала узнавать места, ей чудилось, будто она снова на ферме. Спустя еще несколько недель Мэкки забежал к ней выпить кофе, вошел в кухню и увидел, что плита включена, а сама тетя Элнер куда-то пропала. Не найдя ее и у соседки Руби, он вышел в поле позади дома, — там блуждала тетя Элнер, одинокая и потерянная. Увидев Мэкки, она сказала: «Сарай куда-то делся, мне скотину пора кормить, а я никак не найду сарай». Мэкки понял: что-то не так. Когда он рассказал Норме об утреннем происшествии, та всплеснула руками: «Нельзя ей больше жить одной, Мэкки. Чего доброго, спалит дом. Придется все же отправить в „Счастливое местечко“, для ее же блага, пока не покалечилась». Мэкки скрепя сердце согласился: время пришло. Они поехали в «Счастливое местечко» договариваться, и, пока шли к кабинету главы пансиона, у Мэкки защемило сердце. На дверях комнат висели фотографии их обитателей, чтобы те не заблудились. Перед Мэкки одно за другим возникали лица людей, у которых тоже была молодость. Тоска берет, как подумаешь, что умнейшей женщине вроде тети Элнер придется здесь доживать свой век. Зато хотя бы комнату для нее выбрали с красивым видом. Ей понравится. Домой возвращались молча, потом Мэкки спросил:

— Кто скажет?

Норма задумалась.

— Лучше ты, Мэкки. Тебя она скорее послушается.

Утром, поднимаясь на крыльцо знакомого дома, Мэкки думал, что легче руку себе отрубить, чем сказать тете Элнер правду. К счастью, у старушки в тот день голова была ясная.