Дмитрий Григорьев - Господин Ветер

«Разве теперь ты чего-то боишься? Не гони… Да и убил ли ты ее? Ты был готов к этому. Нож провалился словно в пустоту. Бог заменил Иакова ягненком. Он всегда подменяет жертвы. Это хитрая игра… Женщина словно материализовавшаяся из твоих фантазий, становится пустотой».

— Молодой человек, угощайтесь…

Это снизу. Реальные люди, реальный хлеб, реальная кура.

— Спасибо, я может позже.

А за окном снова дождь. И в вагоне не душно. Наверное, на улице по осеннему холодно. Но в отличие от погоды, голова постепенно прояснялась. «Приеду, пойду к Дэгэ. Поживу у него… Или у Жука на мансарде… А ты их спрашивал? Опять планируешь. Хорошо бы на дачу. На хутор к Голованову. Все хорошо…»

— Бабушка, смотри таракан. — услышал он снизу звонкий голос, — почему в поезде тараканы?

«Почему в поезде тараканы?» — спросил себя Крис. Бабушка внизу ответила:

— Им тоже нравится ездить, ходить пешком надоело.

«Бабушка врубается, а ты нависаешь над этим миром на верхней полке, и снова смотришь на дождь за окном, здесь ты уже пассажир, а пассажиры особенно остро чувствуют осень. Осы осени, желтые косы смерти… Но поезд остановится, и пассажир умрет, превратившись в гостя, провожающего, встречающего и встречаемого, превратившись, наконец, в путешественника».

Дэгэ жил в понтовом кооперативном доме с домофоном внизу. Крис долго топтался возле пульта, выполняя инструкции «Нажмите на большую кнопку, затем на маленькую с номером квартиры». Безрезультатно. Пульт мигал красными лампочками, но не открывал.

Тогда Крис пошел кричать под окна. И вскоре вниз спустился сам хозяин, очкастый, заросший волосами и бородой, крепкий человек неопределенного возраста в драном голубом восточном халате, вельветовых штанах и тапочках на босу ногу.

— Опять не работает. — Он протянул Крису большую и горячую ладонь. — Долго кричал? Случайно тебя услышали. Вчера Вовка Блюзмен ночью пришел, на гармошке играл под окнами, так ему сразу открыли.

— О, он у тебя? Я поговорить… Поиграть с ним хотел. Моя гитара приехала?

— Вот, сразу, гитара. Спросил бы лучше: «Махмуд, Волос».

— Значит, приехала, — сказал Крис.

— Давно. А ты где тормозил.

— О, это такая история, — сказал Крис, — хоть книгу пиши. Видишь, я какой. Ни бэга, ни документов.

Крис снял пиджак.

— «Бог любит тебя», — прочитал надпись на футболке Дэгэ. — Ну и как, любит?

— Наверное, раз доехал.

— А Махмуд говорил, вы с Галкой до Ебурга нормально добрались, — сказал Дэгэ. — Он, может, завтра зайдет.

— Извини что я не предупредил. Я ведь всем сказал, что информация обо мне у тебя будет. У тебя дома всегда кто-нибудь есть.

— Это уж точно. Не парься, все нормально.

Они вошли в квартиру. Криса встретили шумно и весело все, кто сидел на кухне за большим круглым столом: Вовка Блюзмен, Ленка-Ленка, просто Ленка, Пит и восьмилетняя дочка хозяина Ника.

— Ты как раз к столу, — сказала Ленка-Ленка, — есть, наверное, хочешь?

Ему накидали тарелку риса и другая Ленка подала некий ярко-рыжий плевочек на отдельной тарелке.

— Что это?

— Эта приправа, — ответила Ленка-Ленка, — Надя делала.

— Называется «лисий яд», — пояснил Дэгэ. — Национальная китайско-русская приправа. Она такая ярко-рыжая для выявления лис. Это как доктор Вебстер против дискет, зараженных вирусом. Человек приходит, ты даешь ему этой приправы. Если он — лис, то сразу же проявляется.

— Как?

— А ты поешь, и мы тебе скажем, — рассмеялся Вовка Блюзмен.

— Рассказывай, — шутливо попросил Дэгэ, — как ты дошел до жизни такой?

— Ох. Сам не понимаю. Кому расскажешь, в дурку сдадут.

— Мы всякое слышали. И в дурку никого не сдавали, — сказал Дэгэ, но вдруг поправился, — нет, грешен, сдавал я раз в дурку одну тетку.

— Когда это? — спросила Ленка-Ленка.

— Давно. Она у нас некоторое время жила. Но у нее крыша капитально съехала. Знаете на чем? На Пушкине. Себя Ольгой считала, мою жену Татьяной, а я дескать, ни больше ни меньше — Онегин. С булдыганом по комнате ходила, обещалась за Ленского отомстить. Но дело не в этом, она не спала трое суток. Ну мы сыну ее позвонили, тот приехал, говорит, вызывайте быстрее дурку. Дурку вызвали, а сами ушли. Скорая приехала — без хозяев не берут. Пришлось возвращаться. А она, пока мы тусовалась, поспала чуть-чуть и уже нормальным голосом говорит. «Я им надоела, вот они меня и сдают». До сих пор неприятный осадок, словно предал. Правда она и до нас часто в дурку попадала.

«Охотник за вниманием, блин», — подумал Крис. Он вспомнил весенние телеги своего приятеля Яна: «Мы все — охотники за вниманием, — говорил тот, — любим ловить чужое внимание своими рассказами о себе и своем окружении. Это своего рода вампиризм… Рассказчик выговаривается, и качает твою энергию. В обмен на пустые слова». «А концерты?» — спросил тогда Крис. «Ну, концерты совсем другое дело». После этого, через несколько месяцев у Криса появилась песня «охотник за вниманием».

Однако, «охотник за вниманием» остановил словоизвержение и посмотрел на Криса:

— Рассказывай.

— Ну вот, до Ебурга доехали мы с Галкой, значит, вполне нормально. А потом. Ты знаешь Катерин…

— Художницу? — спросил Дэгэ.

— Ну да, розовую.

Дэгэ кивнул и Крис продолжил.

— Так вот, она из окна выпрыгнула…

Крис рассказывал историю своего путешествия больше часа: он вспоминал гораздо больше, чем проговаривал, но раскладывая путешествие по полочкам под названием слова, он вдруг начинал выявлять все больше тайных связей между событиями и «снами», он мысленно ставил слово «сны» в кавычки, ибо по прежнему некая часть Криса, не разум, не сердце (эти-то давно признали равноправие этой и той реальности), желала разделять по типу: это — сновидение, а это — действительность. «Ты разделяешь, поскольку сам разделен. Будь наконец цельным. Ведь иногда же тебе, то есть, мне это удается».

— И теперь надо идти в ментовку, паспорт восстанавливать. Не знаю, что им и сказать.

— Скажи, в Самаре потерял. — Дэгэ на мгновенье задумался. — Заявление написать заставят.

— Когда к ним обращаешься, — сказал Пит, — они помогают.

— Раньше менты злей были, — добавил Дэгэ, — дотошней.

— А тут у меня в кармане при шмоне обнаружили коробку транков, — начал рассказывать Пит, но Вовка его перебил.

— Транки это не наркотики.

— Не наркотики, но все же. Взяли, осмотрели, коробку вернули. Лекарства, говорят, не в нашей компетенции.

— Да, теперь менты человечнее стали. — Вовка Блюзмен смотрел в чашку чая, словно увидел в ней нечто необычное. — И винтилова меньше. Если идут на разговор, считай, отмазался. Я как-то в Летнем саду сижу… Уже после закрытия. Подходят двое, документы берут. «А знаете, — говорят, — что вы сразу два закона нарушили. Первый, о том, что в Питере без вида на жительство не можете находиться, а второй, что находитесь на охраняемой территории государственного памятника». То есть, чуть ли не в Эрмитаж забрался, чтобы картину украсть…

Вовка рассмеялся, сделал глоток и продолжил.

— А меня тут на телегу растащило, что, дескать, земля, она общая, а почему же нет равноправия, почему в одном месте можно сидеть, а в другом нельзя, а я может, специально приехал на скамейке посидеть, Летним садом полюбоваться. Ну, мент сидит, сидит, протокол составляет, а я гоню и гоню. Наконец он дописал, посмотрел вот так, — Вовка изобразил взгляд мента полный тоски и безнадежности, — и порвал… «Иди, — говорит, — с Богом». А потом, когда я уже в дверях их конторки был, крикнул мне в спину: «Только все равно, все это демагогия!»

— А нас один раз с другом вообще смешно взяли, — неспешно произнес Дэгэ, и Крис понял, что этот рассказ затянется надолго.

«Все его повествования подобны здешнему дождю, — подумал Крис, — моросит, моросит и никак не кончается».

— Правда, давно это было, — продолжил Дэгэ. — Пошли мы к приятелю в гости с моим другом Коляном. Ну, а нашего одноклассника дома не оказалось. А этот одноклассник в новостройках на Ваське тогда жил. Ну вот, пришли мы туда, а у нас в запасе бутылочка портвешку. Сеня говорит, что слово портвешок они с Костей Зверем придумали, но я уверен, это не так, портвешок слово народное, ласковое. Сели, значит, на крышу. — Слово «портвешок» спровоцировало какие-то народные нотки в интонации Дэгэ. — Любуемся ночным городом, выпили. Значит, пришло время спускаться. Тут Коляну отлить вздумалось. Сначала он хотел с крыши, но я его не пустил, тогда он пошел вниз, на чердак. А там торчат вентиляционные трубы. И слышны сквозь них все разговоры на кухнях, все запахи. Ну, он увидел, послушал чуть-чуть, а затем туда и отлил. А дальше, пока я тормозил, он где-то нашел ведро с водой и вылил туда. «Спустить, — говорит, — за собой надо». А на лестнице нас встретили мужики с дубинами — у них из решеток для вентиляции вода потекла. И пока ментовка не приехала, нас не выпускали.