Алексей Иванов - Общага-на-Крови

— Ну и пусть, — вслух согласился Отличник.

Он взял лезвие покрепче и поднес его к сгибу локтя. «Ой, страшно…» — сознался он себе.

А Серафима? Сегодня ночью она стала твоею, твоими стали ее губы, глаза, руки, тело, твоею стала ее любовь, а ты?..

— У-у-у!.. — беззвучно заревел Отличник и, надавливая изо всех сил, провел по руке бритвой.

Кровь вывалилась наружу, как теплое, щекотливое насекомое, а яркая боль полоснула по глазам.

Так, теперь вторую.

Отличник попробовал переложить лезвие в пальцы левой, разрезанной руки, но оно выскочило и упало со звенящим шелестом.

Подними.

Он наклонился, кровь потекла на колени, и его затошнило. Нет, не могу. Больше не могу. Сил нету. Ладно, и так сойдет. Он сполз вниз, обхватил руками унитаз и начал в него блевать.

«Что за гадость, — подумал он. — Ничего-то сделать толком не могу…» Он дотянулся до цепочки и смыл рвоту, а рот вытер рукавом. Обхватив унитаз, он так и лежал щекой на фаянсе. Больно не было, страшно не было, даже жалко не было.

«Ты прости, Серафима… — бормотал он. — как-то я мало сейчас про тебя думал, и вышло все позорно — блевотина, нужник… Противно… И вообще, все противно… Ради третьей правды надо хоть речь какую-то произнести, сделать выводы… А-а, плевать… Сами пусть делают… Никому мне сейчас уже не объяснить, почему это я так возвышенно рассуждал о миссии человека и вдруг так паршиво, совсем не оптимистически кончаю… Ну и ладно… Как уж получилось… Ого, сколько уже кровищи выхлестало…»

Отличник услышал, как кто-то толкнулся в дверь туалета. «Хоть бы не успели… — вяло подумал он. — А то стыд один будет…»

Свет лампочки начал тускнеть.

«Умираю, — удовлетворился Отличник. — Все штаны от крови мокрые, под задом хлюпает… Нужно было руку в унитаз положить…»

Он попробовал переменить позу, но уже ничего не получилось.

«Надо бы о Серафиме еще подумать», — напомнил себе он, но мысли его разъехались, как ноги у пьяницы.

«А что, — оживился вдруг Отличник. — Как это бог-писатель меня убивает? Ведь я — это он здесь, в общаге… Что, и он в это время тоже умирает, что ли?.. Не-ет, кто ж тогда допишет роман? А если роман дописан не будет, то как же я живу? Значит, я не умру? Неужели успеют, откачают? Вот гады!.. За кого тогда меня мой бог держит — за идиота? А-а, нет! — осенило его. — Значит, есть жизнь и после смерти, вот что! Значит, все не зря, и я еще увижу Серафиму! Это хорошо… Хорошо, что я сейчас о ней вспоминаю… Серафима!.. Надо повторять ее имя, а то уж совсем непристойно помру… Серафима… Серафима… Серафима… Серафи…»

И вдруг из мглы медленно выплыло ее улыбающееся лицо, потом показались плечи, руки, и вот уже видно все — он стоит на узкой лестнице, а двумя ступеньками выше, напротив него, Серафима. Лестница ведет к маленькой двери в бесконечной стене, рассекающей мир пополам. Стена сложена из желтых, как вечность, кирпичей, и в ней мириады горящих окон, столько, сколько звезд на небе. А кругом свет.

— Привет! — говорит Серафима.

— Вот те на! — изумляется Отличник.

— А я ждала тебя, — смеется она.

— И я спешил, — смеется он. — А что это такое?

— Это?.. — Она оглядывается. — Это — Вечная Общага.

— На крови?

— На любви.

— Значит, рай?

— Какие у тебя банальные представления.

— Ну, так я здесь в первый раз, — оправдывается он.

— Зато навечно.

— Там посмотрим, — независимо говорит Отличник.

Серафима хохочет.

— Пойдем, будем поселяться.

— У меня ордера нет, — вызывающе заявляет Отличник.

— А здесь без ордера. Такая уж система. Селят всех. Навсегда. С кем захочешь.

— Хочу с тобой.

— И я хочу с тобой.

Они берутся за руки и идут вверх по лестнице к двери.

— Ой, заперто, — говорит Серафима, дергая за ручку.

— Общага — она везде общага, — назидательно поясняет Отличник.

— А у меня ключ есть, — зловредно отвечает ему Серафима и показывает язык.

В ее руке — ключик от замка на крышу.

— Я же его потерял, — изумляется Отличник.

— Ничего не теряется, — возражает Серафима. Серафима вставляет ключик в скважину, но ключ вдруг выскакивает из ее пальцев, падает и катится вниз по лестнице.

— Я догоню!.. — кричит Отличник, устремляясь за ним.

Ключ катится и катится по ступенькам, Отличник мчится за ним, но никак не может догнать. Ключик катится, звенит, и звон его рассыпается, расходится, разрастается, превращается в гул, в колокольный набат, в грохот… И это не грохот крови в ушах Отличника, ибо крови почти нет в его теле, — это грохот прибоя на далеком острове Тенерифа.

1992

Песня «Время колокольчиков» Александра Башлачева.

Стихотворение Елены Подольской.