Катарина Хакер - Бедолаги

— Не важно, — промолвил Бентхэм, — не важно, какое название ей придумать: характер, бессилие, судьба, но граница всегда существует. Ну и что вы хотите? Что вы с этим можете поделать? Ваша жизнь остается вашей жизнью. — И он улыбнулся. "Когда Грэхему казалось, что я впадаю в меланхолию, он мне напоминал: веселость есть достижение цивилизации.

Опять, кажется, Бентхэму удалось прочитать мысли Якоба. И он заворчал, заворчал — верный признак, что готов все простить.

— Со мной, во всяком случае, бороться не советую. Я сам далеко не ангел, — закончил он свою речь. Руки положил на стол, короткие, подвижные пальцы спокойны, не шевельнутся. Якоб благодарно кивнул, поднял наконец глаза и встретил взгляд Бентхэма. Будто к сердцу его приставили секундомер, Якоб чувствовал, как медленно проходят секунды, каждая — мельчайшее воспоминание, заранее оговоренное, сохраненное. И уже не страшно, что они друг друга не поймут. Якоб снова залился краской, но знал, что на сей раз Бентхэм ничего не скажет. Заметил, что дрожит, и собрал все силы. Так ощущает себя, наверное, перчатка, вывернутая наизнанку. «Но что же будет дальше, как это перенести? — взволнованно размышлял Якоб. — И как легко было с Изабель, когда заранее продуманные шаги заменили собой признание в любви».

До конторы было не больше пяти минут пешком. Мод открыла им дверь, передала весточку от Элистера и Изабель. Якоб заскочил в кабинет за ключом и свитером и, опасаясь не найти указанный адрес, остановил такси. Выйдя из машины, в нескольких шагах заметил Изабель, и тут же развеялись его опасения: какая уж там холодная встреча! Подскочила к нему, прильнула, и он радостно прижал ее к себе. Ресторан «Бенгальская тайна», где их ожидал Элистер, находился неподалеку, и он с удовольствием отметил, что Элистер сам все решил и сделал заказ, дал поесть, не задавая лишних вопросов. Устал, как видно.

Она редко выходила из дома, наверное, много работала, не встречалась с Элистером, да и вечером никуда не хотела. Казалось, так она пытается помочь Якобу; тот рано ложился в постель, хотя подолгу не мог заснуть и слышал снизу то звук закрывающейся двери, то открывающегося окна. Он был рад присутствию Изабель и рад был лежать в постели один.

Когда Элистер упал перед Изабель на колени, прижался лицом к ее ногам, Якоб из трусости сделал ему знак уходить. Они попрощались у дверей, поцеловались, Элистер погладил Якоба по голове, пытаясь успокоить, и теперь Якоб жалел, что они так скоро разошлись.

Как-то днем Элистер явился к нему в кабинет, уселся на сундук, достал зеркальце из кармана и принялся внимательно рассматривать свое отражение. Затем подошел к Якобу, сидевшему за столом, поцеловал его в самую макушку, обнял и сказал: — Ну, красивыми нас обоих уже не назовешь. Поворчал, подражая Бентхэму, погладил Якоба по голове, по виску и ушел.

Бентхэм в конторе не появлялся, Мод, как обычно, была скупа на комментарии и о Бентхэме в этот раз особо не беспокоилась, зато Якобу время от времени приносила в кабинет то кусок торта, то фрукты, то чашку чаю. Днем дел было так много, что на размышления времени не хватало. Английская инвестиционная компания заинтересовалась приобретением нескольких жилых домов в Берлине, в северной части Пренцлауэр-Берг. Линии железнодорожной компании, выставленной на продажу, находились в плачевном состоянии. Дело Миллера шло отлично, он побывал у Захар, и та ему предсказала потерю чего-то, связанного с водой, — то есть земельного участка на берегу моря, так что он сам захотел получить компенсацию, а суммы, устроившей также и его противника, оказалось достаточно для ремонта виллы в Трептове. «Знаю, — говорил Миллер, — Бентхэм считает это бессмысленным. Я слишком стар для переезда в Берлин, отремонтирую дом для себя и в итоге его продам. Так оно и бывает, если нет детей». — «Но и у Бентхэма нет детей», — возразил Якоб. «Нет, конечно. Зато у него есть молодой человек, ваш коллега. И мужества больше, чем у меня. У одиноких людей время в конце жизни течет бессмысленно. Время — это когда дети вырастают и у них тоже появляются дети. Вот голый факт: время составляют часы и дни, а потом человек умирает».

Дважды ему на работу звонил Ганс, и они решили осенью отправиться в поход; правда, Якоб считал, что поход не состоится. «Мне тебя не хватает, — сказал Ганс. — Постепенно я начинаю завидовать, что ты женат».

Вытянувшись всем телом и закинув руки за голову, Якоб каждую ночь лежал в постели и надеялся, что Изабель пока не придет. Время проходило быстро. Он лежал раздетый под одеялом, не двигаясь, будто именно так мог заставить свое тело стать послушным. Утром просыпался в поту, с облегчением видя Изабель рядом. В последнее время она разговаривала во сне, он не все разбирал, но ей, наверное, часто снилась кошка. Убедившись, что спит она крепко, Якоб вставал, бродил по комнатам, смотрел из столовой или снизу, из кабинета Изабель, в окно. Радовался, видя иногда белую лису; на пути к Хэмпстед-Хит она рылась по помойкам, и Якобу нравились ее уверенные движения и достоинство, с каким она переходила улицу, где была так — не к месту. Однажды ей досталась какая-то крупная добыча, вроде кошки; лиса протащила ее немного по тротуару и бросила. Якоб раскрыл окно, чтобы получше приглядеться, и испугался, услышав за стеной громкий мужской голос, неразборчивые слова, но явную ругань. Затем что-то с силой ударилось в стену, будто кто-то хотел ее прошибить. И наконец, второй голос — то ли совсем молодой, то ли женский. Крайне неприятно, и Якоб не мог успокоиться. Спрашивал себя, случайность ли это, или Изабель целыми днями слушает соседские свары, а ему ничего не говорит. И если так, то почему? Он совсем проснулся, чувствовал какое-то возбуждение и стыдился этого. Потом хлопнула дверь, и он пошел наверх. А в постели вспомнил, что не закрыл как следует окно, и пугался каждого звука: воры есть на свете, насилие есть на свете. Утром он с облегчением увидел, что все на месте, не тронуто.

Город стал сонным, один жаркий день сменялся другим. Вернулся Бентхэм в прекрасном настроении и обещал Якобу нового клиента. Тот собирался приобрести на Боркуме два отеля. Молодой человек, как рассказывал Бентхэм, страшно радовался, что он, еврей, станет владельцем одного из крупнейших отелей именно на Боркуме, носившем когда-то позорный титул «острова без евреев». И еще для своих клиентов, по всей вероятности, людей весьма равнодушных, он собирался организовывать исторические экскурсии. Элистер загорелся идеей осмотреть остров:

— Ты скажи, где он находится?

— Далеко на севере, — ответил Якоб, но сам он на Боркуме не бывал, поэтому пришлось открыть атлас.

— Завтра он к вам придет, — обратился Бентхэм к Якобу. — Зовут Джон Пилигрим.

— Пилигрим? — переспросил Якоб.

— Именно так, а почему бы нет? — Бентхэм весело взглянул на молодых людей.

Элистер дернул Якоба за рукав:

— Пойдем-ка обедать, заодно все обсудим.

По лестнице поднимались Энтони и Пол. Элистер тут же закричал:

— Вас с собой не возьмем, а сами поедем на северный остров, где тюлени, и будем два дня питаться крабами и китовым мясом!

Энтони чуть оттолкнул Якоба в сторону, и тот стоял с полуоткрытым ртом, вполуха слушая все их пророчества об угрозе жизни и попытках подкупа со стороны местных властей, прикрыв глаза, чтобы не смотреть на Бентхэма, и был совершенно счастлив. Элистер положил ему руку на плечо: В общем, будет здорово!

Дома Изабель приготовила макаронную запеканку. Зазвонил телефон, она пошла к трубке и попросила его залить запеканку яйцом, точнее — двумя яйцами, но он забыл, что яйца сначала нужно взбить, и рассмеялся, через четверть часа увидев две глазуньи, к тому же подгоревшие, поверх макарон. Изабель тоже смеялась, но на самом деле злилась, и голос ее звучал так холодно и жестко, что он испугался. «Ладно, это мелочи», — решил он, но все равно было неприятно и страшновато.

После ужина пошли погулять, Изабель взяла его за руку, рассказала, что на той неделе Андраш и Петер переезжают в новое бюро.

— Хочешь в Берлин? — спросил Якоб.

Она отрицательно покачала головой.

Вернувшись, он положил деньги в вазочку на комоде и заметил, тут же устыдившись, увядший букет роз, который подарил ей неделю назад. Легко помириться после ссоры, но они не ссорились, а просто молчали, и как тут помиришься? Хотелось спросить у нее, отчего они стали чужими друг другу, но вдруг ему только кажется, что в Берлине они были ближе? Может, расстояние другое, может, она занята чем-то и не говорит об этом? И он вспомнил склоку в соседней квартире, услышанную однажды ночью. Вглядывался в ее лицо, будто хотел узнать, что теперь делать. Рассказал бы ей про Мириам, подай она только знак. Хотел исправить все, что сам упустил. Изабель сидела за столом, рассматривая план нового бюро на Потсдамской улице.

— От Вартбургштрассе десять минут на велосипеде. — Изабель подняла голову и улыбнулась.