Мирослав Немиров - Большая Тюменская энциклопедия (О Тюмени и о ее тюменщиках)

2.

Справедливость требует описать, как оно там теперь — сведения отсутствуют.

Надеялся я, что как начну я только издавать это сочинение, так ко мне и потекут потоки сообщений, ото всех знакомцев и незнакомцев обо всем, что только ни есть — хрен там.

Весной 1996, правда, Богомяков В. мне кой-чего прислал, и М.Бакулин, и А.Михайлов. Но с тех пор —

И даже пресловутый соредактор Крылов ведет себя так, будто всем видом желает продемонстрировать «ах, отстань от меня со своими глупостями».

Ну и фиг с ними.

Сам напишу.

Чего не знаю — про то, в конце концов, просто придумаю.

Представители населения одноименного независимого государства. Некоторое их количество проживает в городе Тюмени. Мораль: привести здесь цифры их наличия и динамику оных, описать историю их здесь появления и пребывания, дать очерк нравов, обычаев и всего прочего — се есть долг издателей энциклопедии, подобной нашей.

И со временем — по мере изыскания знатоков этих вопросов — это будет осуществлено.

Ах я бедный, ах я несчастный,

ах, какой я талантливый ночью на кухне сижу!

За окном гудит вовсю ненастье,

я сижу, вовсю тра-ля грущу.

Ах я бедный, ах я глупый Немиров!

Ах, не любят меня девчонки!

И позорным сижу я чувырлом

в половине четвертого ночи

.

И сижу я, и думаю думу,

и бычочков курю понасобранных, —

а такой ведь красивый! И умный!

Отчего и печально особенно!

А на улицу выйдешь с утра —

за бычками в соседний подъезд —

на блядь улицу выйдешь —

там на! Ни хера себе! Там уже снег!

Там такое ни серо ни белое,

а такое как соляризованное,

и как тут всё понятно вдруг сделается,

Как вдруг сделается так просторно,

И такая начнется как жалость,

и такая как сильная жисть,

что одна радость, все ж значьт осталось:

стишочек порой сочинить.

Стихотворение принадлежит перу тюменского автора стихотворений М.Немирова. Оно имеет некоторое отношение к нижеописываемому видному персонажу тюменской жизни последних 15 лет П.Азову, далее будет объяснено, каким образом. Что касается непосредственно Павла Георгиевича Азова, самый сжатый очерк его жизни и судьбы в настоящее время представляется следующим.

1.

На свет А. появляется видимо, в 1961 году, при этом в далекой солнечной Керчи, в ней же проходит его детство, отрочество и юность.

2.

Лето 1979 — Павел Азов приезжает в город Тюмень, обучаться в местном Государственном Университете английскому языку на факультете романо-германской филологии, РГФ.

Тем, кто удивится, чего это его в такую даль понесло, могу сообщить, что, например, упоминающиеся далее М.Немиров приезжает поступать в Тюменский университет примерно в это же время из города Ростова-на-Дону; Е.Федотов — из Одессы; А. Струков — из Набережных Челнов; В.Брунов — из Одессы.

Причина этого очень проста: город Тюмень в это время является настолько глухой глухоманью, такая невинность царит в головах его обитателей, что любой человек с улицы может прийти в здешний университет, сдать вступительные экзамены и, сдав их — начать учиться.

В более продвинутых в цивилизационном отношении культурных центрах СССР, и особенно его южной части, для поступления в университет, и на гуманитарный факультет в особенности, требуется также и определенная степень знакомства его родителей с членами приемной комиссии, или умение их подносить подношения этим членам, или некая определенная национальная принадлежность; и проч.

3.

Время знакомства автора этих строк с П.Азовым, — осень 1981.

В 1981 году вид его и манеры является уже примерно абсолютно такими, как сейчас: больше всего он похож на классического французского буржуа второй половины XIX века, времён belle epoque. Он хорошего роста (1 м 85 см), он кудряв, он румян, он обладает брюшком, глаза его изумрудны и бросают искры, усы и бородка кучерявы. Голос его громок и самоуверен, в обществе он светск и оживлен, он именно что жуир и даже бонвиван. Еще он эстет: любитель и собиратель книг, например, Кузмина и Анненского, альбомов Сомова, Бакста, Добужинского, и даже Росетти и У.Морриса. Кстати, и представить себя внешность П.Азова с особой степенью наглядности проще всего, вспомнив известный карандашный портрет Дягилева работы все того же Добужинского: очень похоже.

Чтобы представить себе, сколь в городе Тюмени тех времён уже одно знание этих фамилий есть —, а уж способность на глаз отличить Моне от Писарро —

Вот, для сравнения, типичный диалог тех времён, наглядно характеризующий общекультурную, так сказать, среду, в которой происходит, так сказать тюменская суровая жизнь первой половины 1980-х.

Разговор имеет место в так называемом «Аглицком клубе» — курилке в тупичке у мужского сортира на третьем этаже университета.

— Ты Паху Азова не видел сегодня? — спрашивают юноша А. юношу Б.

— Паху? Нет. А зачем он тебе? — отвечает Б.

— Да он хвастался, у него «Джудас Прист» (такая рок-группа — С.А.) 1977-го года есть, хочу взять послушать.

— Ха! «Джудас Прист»! Он его на альбом какого-то художника махнул! Знаешь, который, всё криво рисует. Гоген, что ли — есть такой?

Диалог происходит весной 1984-го года, подлинное имя и характеристики юноши А. нам не важны, а вот юноша Б. — се есть Александр Дрожащих, студент 5-го курса того же факультета РГФ, никак не двоечник, а совсем наоборот: несколько лет спустя он начнет успешно преподавать на родном факультете какую-то из всё тех же романо-германских дисциплин.

4.

Важным событием культурной и идейной жизни города Тюмени осени 1982-го года была развернувшаяся в «Аглицком клубе» полемика между поклонниками группы «Куин» и приверженцами только-только дошедшей до города Тюмени так называемой «музыки британской новой волны»: «Клэш», «Джэм», «Софт Селл» и так далее.

Собираясь на переменках в упомянутом тупичке у мужского сортира, университетские юноши активно меж собой дискутировали:

— Да что твои квины? Говно! — аргументировал свою точку зрения один.

— Кто говно? Квины говно?!! Это твои волновики говно, а квины — крутота! — парировал второй.

— Фиг там! Волновики — вот это правда, кто крутота, а квины — действительно говно! — подводил итог дискуссии третий.

Из устной формы полемика вскоре перешла в письменную: на «стене демократии»(внутренней двери первой от входа сортирной кабинки) появилось следующее стихотворение, уличающее как саму группу «Куин», так и её любителей во главе с как раз описываемым нами сейчас П.Азовым:

Фредди Меркюри из Квина —

оголтелая скотина.

Гордон Дикон, ихний бас —

проклятущий пидарас.

Их поклонник Паха Азов —

он и то, и это сразу.

Не сказать, чтобы стихотворение являло из себя шедевр, тем более, что, ради рифмы, педерастия была приписана вместо Меркюри совершенно неповинному в ней Дикону, однако вкусы тогдашних учащихся тюменского госуниверситета являлись весьма невзыскательными, поэтому стихотворение имело успех, и сердца куинофилов требовали сатисфакции.

И сатисфакция была осуществлена, на следующий же день, и тоже в стихотворном виде: рядом с шестью процитированными строчками появилось стихотворение П. Азова, который и был вождем любителей творчества группы «Куин».

Стихотворение содержало в себе строк так наверное, тридцать и всячески разоблачало М.Немирова, которого П.Азов считал вождем сторонников «новой волны».

Начиналось оно так:

Ах ты глупый, ах ты глупый Немиров,

Не любят тебя девчонки,

Вот и злобу таишь ты на Квина

И писюн свой позорный ты дрочишь.

Победа, однако, осталась за волновиками.

Решающий удар был нанесен Е.Федотовым (см.), подведшем итог дискуссии следующим стихотворением, вот о котором как раз именно, что можно смело утверждать, что он является скромным и маленьким, но несомненным шедевром сатирической поэзии:

Прочти, и даже дважды,

что пишет сей кретин.

Так сочиняет каждый,

кто слышал группу «Квин».

Дополнительным поводом для ликования любителей музыки нехитрой и энергичной стал факт обнаружения на следующий день красного и сердитого Ахи Пазова, старательно выскребающего пятнадцатикопеечной монетой указанные строки.

Се было равносильно безоговорочной капитуляции: деньгой выскребать то, что написано топором!

Тем более, что и главарями любителей был вовсе не М.Немиров, как это представлялось П.Азову, а А.Струков и Ю.Шаповалов.

Взаимная неприязнь двух указанных группировок имела, конечно, на самом деле значительно более глубокие основания, нежели любовь к разным рок-исполнителям.

На самом деле, «Куин» и «волна» символизировали собой две противоборствующие эстетики: любителям группы «Куин» образца 1982 года главной эстетической характеристикой некоего объекта представлялось, чтобы он был «фирменным»: одежда — фирмы «Вранглер»; проигрыватель грампластинок — «Техникс»; книга —»Подписка» (или еще «Мастер и Маргарита» — трудно достать!); музыка — как уже сказано, «Куин», а также «Йес», «Эмерсон», «Генезис» и Рик Уэйкман — серьезная музыка, классика, они с королевским лондонским оркестром выступали! Нужно сказать, в начале 1980-х се было господствующим образом мысли среднего советского человека.