Вэй Хой - Крошка из Шанхая

– Мы думаем совершенно по-разному. Наши поколения разделяет пропасть длиною в век. Давай не будем спорить, ведь это абсолютно бессмысленная трата времени, а просто научимся уважать друг друга, – сказала я ему. – Мне двадцать пять, и я твердо намерена стать писателем. И хотя эта профессия теперь немодная, я попробую вернуть ей былое значение.

Когда я встретила Тиан-Тиана и решила переехать к нему, дома поднялась настоящая буря, по разрушительной силе не уступающая океанскому шторму.

– Ума не приложу, что мне с тобой делать. Нам только остается сидеть и ждать, до чего еще ты докатишься. Мне даже кажется, что ты мне не родная дочь! – голос матери срывался на крик. У нее был такой оскорбленный вид, будто ей дали пощечину.

– Ты огорчила маму, – упрекнул меня отец. – Я тоже разочарован, дочка. Такие девушки, как ты, всегда попадают в беду. Ты говорила, что у этого молодого человека странная семья, что его отец умер при загадочных обстоятельствах. А сам-то он нормальный? На него можно положиться?

– Поверь, я знаю, что делаю, – отрезала я. Поспешно побросала в сумку кое-что из одежды, несколько музыкальных дисков, зубную щетку, прихватила картонную коробку с книгами и ушла.

Янтарное солнечное пятно разлилось рядом со стереосистемой на полу кафе подобно луже пролитого виски. После ухода группы безупречно одетых американцев снова наступила тишина. Старик Ян засел у себя в офисе-спальне и орал на кого-то по телефону. Паучок вальяжно прислонился к подоконнику и с жадностью грыз недоеденную кем-то из посетителей шоколадную вафлю. (Он постоянно так поступал, чтобы развить в себе животные инстинкты и чувство самосохранения.) За окном стройной чередой выстроились сикаморы. Город был по-летнему свеж и зелен, напоминая кадр из европейского фильма.

– Коко, а чем ты занимаешься, когда тебе скучно? – спросил Паучок с отсутствующим видом.

– Скучно, это и значит, что нечем заняться, поэтому как можно в это время чем-то заниматься? – резонно возразила я. – Вот как сейчас, например.

– Вчера ночью я просто помирал со скуки и решил заглянуть в чат. Клево, когда можно болтать одновременно с десятком человек.

Я взглянула в его глубоко посаженные, словно вдавленные ложкой, черные глаза.

– Я познакомился в Сети с девушкой по прозвищу Соблазнительница. Непохоже, чтобы это был один из тех парней, которые строят из себя баб. Она сказала, что красива и что до сих пор девственница.

– В наше время девственницы тоже себе на уме, ты разве не знал? – решила я подразнить его. – К тому же любая девушка, не стесняющаяся говорить о таких вещах, просто бесстыдница.

– А по-моему, все, что говорит Соблазнительница, это круто, – продолжил он без тени улыбки. – У нас с ней одни и те же идеалы. Мы оба мечтаем заграбастать уйму денег и путешествовать по миру.

– Уж очень похоже на ту неразлучную парочку из «Прирожденных убийц» [21]. И как же ты собираешься разбогатеть?

– Открою свой магазин или ограблю банк, пойду на панель или подамся в жиголо. Да как угодно! – ответил он почти серьезно. – У меня и план есть.

Он наклонился ко мне и прошептал на ухо такое, от чего я чуть не грохнулась в обморок.

– Да ты что, совсем спятил? Не смей этого делать! – прошипела я с яростью.

Этот придурок собирался ограбить кафе и звал меня в сообщницы. Он приметил, что каждый вечер старик Ян складывает всю дневную выручку в сейф, а относит деньги в банк только раз в месяц. У Паучка был дружок-медвежатник. Он решил и его взять в долю, и с нашей помощью вскрыть сейф, захапать все денежки и смыться. Конечно, это должно выглядеть так, будто ночью в кафе пробрался неизвестный грабитель и обчистил сейф.

Паучок уже и дату назначил: на следующей неделе, во вторник, у него был день рождения. Будто бы случайно мы оба будем работать в вечернюю смену. В честь дня рождения он собирался угостить старика Яна выпивкой. Тот бы вырубился, и все дела.

Услышав этот безумный план, я не на шутку разнервничалась. У меня даже мурашки побежали по спине.

– Очнись, придурок! Брось ты эту затею. Лучше придумай что-нибудь дельное. Погоди-ка, а это часом не Соблазнительница тебя надоумила?

– Тсс… – прошептал Паучок, услышав, что старик Ян закончил свою телефонную перебранку и возвращается в бар. Я прикусила язык, испугавшись, что могу невольно выдать приятеля.

Дверь кафе открылась, и на пороге появился Тиан-Тиан. У меня по телу прокатилась удушливая теплая волна. Он был в серой рубашке, черных вельветовых брюках, в руках книга. Длинноватые волосы растрепаны, близорукие глаза подернуты влагой, сжатые губы чуть изогнуты в улыбке. В общем, более или менее, мой любимый во всей красе.

– Миленок пришел, и… О, как она счастлива, – нараспев и с легкой добродушной издевкой произнес старик Ян с выраженным шанхайским акцентом, с которым обычно исполняют старинные сучжоуские баллады [22]. Вообще-то Ян – добрая душа, хотя и простоват.

Такое приветствие смутило Тиан-Тиана. Я принесла ему капуччино и ободряюще пожала руку.

– У нас еще целых сорок пять минут, – сказал он тихо, глядя на часы. – Я подожду, когда ты закончишь.

– Паучок просто свихнулся на мысли о деньгах, – говорила я, яростно жестикулируя из-за обуревающего меня беспокойства. На маленьком круглом столике, за которым мы с Тиан-Тианом на китайской шахматной доске играли в «четыре из пяти», горела одинокая свеча, и на противоположной стене преувеличенные взмахи руки превращались в театр теней.

– Когда умным людям приходит в голову мысль совершить преступление, это похуже укуса бешеной собаки, – развивала я мысль. – Они будут грабить банки с помощью компьютеров, взрывать самолеты и корабли, использовать невидимое секретное оружие для уничтожения людей, даже не остановятся перед тем, чтобы вызвать эпидемию или спровоцировать трагедию. Если в 1999 году действительно наступит конец света, его устроят именно такие безбашенные придурки.

– Ты проиграешь. У меня скоро будет четыре из пяти, – Тиан-Тиан указал на шахматную доску, пытаясь привлечь мое внимание к игре.

– Рассудок – это дар, а безумие – инстинкт. Но пользоваться ими ради наживы непростительно. – Мой полемический задор понемногу угасал. – В итоге гений может натворить больше бед и глупостей, чем полный идиот. Когда мы выходили из «Зеленого стебля», там стояла подозрительная, гробовая тишина. Мне даже было слышно, как я моргаю. Наверное, скоро произойдет убийство или еще что-нибудь ужасное. У меня тревожное предчувствие.

– Тогда увольняйся, сиди дома и пиши, – спокойно сказал Тиан-Тиан.

Слово «дом» звучало в его устах совершенно естественно. Это жилище из трех спален и гостиной, где стоял запах подгнивших фруктов, сигаретных окурков, французских духов и алкоголя, полное книг, музыки и наших безудержных фантазий, крепко держало нас обоих. Его атмосфера окутывала, словно волшебный туман колдовского леса. Сколько ни пытайся разогнать его, – он снова сгущается вокруг. Обжитое нами пространство было более реальным, прочным и осязаемым, чем обычный дом.

Пойдем домой. Настало время проникнуть в суть вещей. Начни писать. Пора вступить на тернистый путь творчества, прихватив мечты и любовь вместо багажа. И пиши, пиши неустанно, безупречную прозу, роман за романом. И пусть в них будет острота и страсть, интригующая завязка, напряженное действие, нарастающая и мощная кульминация и неожиданная долгожданная развязка. Пусть они звучат так, будто самая знаменитая певица мира стоит на вершине Эвереста и во всю мощь своего дивного голоса поет одну из прекраснейших арий на свете.

Будто неведомая сила внушила мне эту мысль. Невидимая рука стремительным росчерком пера написала это у меня перед глазами. Тиан-Тиан заставил меня пообещать, что завтра утром я позвоню старику Яну и уволюсь.

– О'кей, – согласилась я. Уйти с работы, покинуть кого-нибудь, распрощаться с прошлым. Для такой, как я, расставание превратилось в инстинкт, оно давалось мне легко. Мне суждено двигаться по жизни от одной цели к другой, доходить до предела и снова отправляться в путь.

Чтобы польстить моему самолюбию, Тиан-Тиан продолжил:

– Как только я увидел тебя в «Зеленом стебле», сразу понял, что из тебя выйдет настоящая писательница. Ты смотришь прямо в душу, и в том, что ты говоришь, столько подлинного чувства. Ты очень наблюдательна, видишь каждого посетителя насквозь. Я как-то слышал, ты говорила с Паучком об экзистенциализме и магии вуду.

Я нежно обняла Тиан-Тиана. Его слова согревали меня лучше любой ласки, ни одному мужчине до него этого не удавалось. Часто, слушая его завораживающий голос, глядя ему в глаза, любуясь его губами, я испытывала необыкновенный прилив чувственности, который подхватывал меня, словно бурный поток.