Оксана Ткаченко - Облака не тают

– Месье Дюке, большое вам спасибо за эту выставку! – сказала Дина, подойдя к нему. Они стояли в углу, откуда открывался вид на весь выставочный зал. Люди подходили к картинам, внимательно рассматривали, о чём-то рассуждали, некоторые фотографировали. Прессы было много. Связи директора парижской галереи помогли расшевелить общественность.

– Пожалуйста. Правда, это я должен сказать вам «спасибо». Ведь вы подарили мне праздник, – ответил француз. – Послушайте, Дина, не говорите мне «месье Дюке». Для вас я просто Бернар. Хорошо?

– Как-то неудобно. Ведь вы…

– Что я? Старше вас, и потому вы не можете ко мне обращаться по имени? – перебил её Дюке. Да, он думал о разнице в возрасте. Неужели он годился ей в отцы?

– Нет. Дело не в этом. Хотя и… Я имела в виду статус, положение или как правильно это звучит, – запнулась девушка. Она не ожидала такой вспышки ярости от милого человека, который в прошлую ночь убаюкивал её, словно малышку.

– Статус, положение? Это не имеет никакого отношения к общению двух друзей, – сказал он. – Мы ведь друзья?

– Да, Бернар, друзья, – ответила художница и подумала: «Почему бы и нет? Если я люблю его, то значит, я имею право хотя бы на дружбу с ним. От дружбы с ним я не смогу отказаться. Дружба с этим мужчиной мне нужна отнюдь не для воплощения корыстных целей. Мне просто он очень нужен».

– Вот это мне уже нравится. Дина, а сколько вам лет? – полюбопытствовал директор парижской галереи.

– 26. А что?

– Я старше вас на четырнадцать лет. Мне сорок. Кажется, в отцы я вам вряд ли гожусь, – успокоился Бернар.

– Угу. Вряд ли. А вы что хотели меня удочерить? – засмеялась Гринчук. «Неужели он думал, что я – несовершеннолетняя? Может быть, он считает, что большая разница в возрасте мешает любви? Или опасается того, что я не смогу полюбить взрослого мужчину, предпочтя ему парня-ровесника? Или же думает, что он не подходит мне по возрасту и оставит всякие попытки добиться меня? Неизвестность вечно подводит человека, заставляя тревожиться тогда, когда этого делать не стоит», – пронеслось в голове девушки.

– Нет, удочерить не хотел и не захочу. Мне нужны вы для другого дела.

– И что за дело? Опасное?

– В каком-то смысле да.

– Я заинтригована. Рассказывайте.

– Здесь неподходящая аудитория. Может быть, мы с вами сбежим отсюда?

– Сбежим? Но куда?

– Выставку открыли. Официальная часть завершилась. На вопросы есть ответы. Завтра придём сюда снова. А сейчас мы можем для всех исчезнуть, если вы, конечно, не хотите остаться.

Дина задумалась на минуту: «Куда же мы пойдём?». Выставка немного утомила её. Она раздала десятки интервью журналам, газетам, телеканалам. Теперь художница мечтала скрыться.

– Я не хочу здесь оставаться.

– Идём.

Несколько кварталов они прошли молча. Бернар думал о Дине. Дина думала о Бернаре. «Надо же он попросил обращаться к нему просто по имени. Не обольщайся, Диночка. Может быть, он со всеми девушками подобным образом себя ведёт, а ты, услышав от него нежную фразу, тут же таешь. Так нельзя. Надо собраться и не позволять ему никаких вольностей. Моя выставка тоже открывает ему свои профессиональные горизонты, а потому не стоит дёргаться из-за того, что я ему что-то должна. Не все ищут выгоду в любом поводе. Успокойся. Если бы он хотел получить какую-то плату, он бы ещё прошлой ночью предпринял шаги, но он не сделал ничего предосудительного по отношению ко мне. Он вёл себя весьма прилично. И я не имею права думать о нём плохо», – размышляла художница, крепко сжимая ручки своей маленькой чёрной сумочки.

Дюке время от времени поглядывал на неё. Любоваться её гордым профилем приходилось украдкой, чтобы она не заметила. Старался сохранить в памяти каждую чёрточку лица. Он не мог ничего с собой поделать. Дикая любовь разъедала его, и он не знал, как себя вести с нею. Неподдельное чувство пропечатало его мысли, будто кто-то подложил под них копирку. И везде значилось простое и одновременно сложное для него предложение: «Я люблю тебя, Дина!». Конечно, он собирался рассказать Гринчук о любви. Однако он не хотел делать этого сейчас, фактически в первый день знакомства, боясь спугнуть её. Хотя и понимал, если не поторопится, то рискует упустить своё счастье. Примеры у него имелись. Друг Бернара, вернее, бывший друг, был без ума от одной барышни. Терпеливо он выжидал подходящий случай для объяснения в любви. Как вдруг кто-то посмелее, взял и сделал ей предложение, а она согласилась и навсегда исчезла из его мира. А он впал в отчаяние, запил и с тех пор директор парижской галереи его не видел. Мужчина отрубил все связи с миром и погрузился в боль. Дюке не желал дойти до такого состояния. Всё надо делать вовремя. У него вдруг заныло сердце. Бернар вспомнил, что ему завтра необходимо вернуться в Париж. «Позже разберусь с этим вопросом», – решил он.

– Дина, какую кухню вы предпочитаете? – спросил Дюке.

Художница вздрогнула. Она замечталась. Не обращая внимания на окружающую действительность, она парила в облаках вместе с Бернаром. Пора спускаться обратно на землю.

– Кухню? Вы имеете в виду, какая еда мне нравится?

– Да. Именно это я и имею в виду.

«Кажется, он приглашает меня в ресторан. Вдруг он будет есть мясо или рыбу? Я же не вынесу ни вида, ни запаха этой пищи. Надо признаться ему, что я вегетарианка. Отказываться от приглашения в ресторан некрасиво. Ведь Бернар хочет сделать мне приятное. Наверняка, он привык посещать такие места, знает массу экзотических блюд. А я и понятия не имею, какие могут встретиться названия в меню, и что за еда за этими названиями стоит. Главное – не ошибиться в выборе блюда. Подумаю, что это овощной салат, а там, откуда ни возьмись, окажутся кусочки того, чего я ни за что не взяла бы в рот. Придётся мне выдержать», – задумалась Гринчук.

– Дина, у вас такая огромная коллекция любимых блюд, что вы не знаете, с какой кухни начать? – не выдержал Дюке и расхохотался. Его рассмешил чересчур сосредоточенный, серьёзный вид девушки при ответе на элементарный вопрос.

– Что тут смешного? – обиделась она.

– А всё. Почти десять минут рассуждать о том, какую кухню обожаете – это для меня удивительно. Ну, вы определились?

– Вероятно, мой ответ вас убьёт.

– А может, только ранит?

– Нет. Скорее, убьёт.

– Что же делать? Если ваш ответ меня убьёт, то кто будет сопровождать вас в ресторан?

– Не знаю. Может, мне не стоит давать ответ на этот вопрос. Обойдёмся без ресторана.

– Ну, уж нет. Мы обязаны отметить вашу выставку. Я затеял, значит, я и расплачиваюсь.

– Бернар, я вегетарианка.

– О, счастье! – воскликнул директор парижской галереи, вскинув руки вверх. Проходившая мимо женщина подозрительно посмотрела на них.

– Что случилось? Чему вы радуетесь? – поинтересовалась Дина. Такой реакции она не ожидала от выдержанного, как лучшее французское вино, мужчины.

– Потому что я тоже вегетарианец, – ответил Дюке и взял Дину за руку.

– Не может быть.

– Да. Уже десять лет предпочитаю вегетарианскую кухню. И не жалею.

– А я шесть лет как вегетарианка, – сказала художница.

– Вот это совпадение. Судьба знает, кого и с кем соединять, – произнёс Бернар.

– А вы верите в знаки?

– Ещё как.

– Я тоже.

– Значит, можем спокойно отправляться в вегетарианский ресторанчик.

Через семь минут такси везло их к месту назначения.

После вкусного обеда Бернар повёл Дину гулять по Праге. Вчера она бродила в одиночестве, не осмеливаясь попросить незнакомцев сфотографировать её. Сама делала снимки, чтобы когда-нибудь воссоздать на своём холсте пражскую атмосферу. Сейчас она была счастлива. Счастлива впервые за последние пять лет. Дюке не позволял ей уходить в мысли и заниматься самокопанием. Он вёл себя как мальчишка. Хватал за руку и тащил то к одному памятнику, то к другому, то к третьему… Она улыбалась в объектив. И он сиял от блеска её зелёных глаз. Через час директор парижской галереи отважился сфотографироваться с ней вдвоём. Он остановил двух парней и девушку. Передал одному из юношей фотоаппарат. Дина обрадовалась. Она мечтала запечатлеть любовь. Да, она знала, что этот день больше не повторится, что через сутки они расстанутся и уже не встретятся вновь. Она желала сохранить это чувство. Пусть на фотографии. Неважно. Снимок будет доказательством их мгновения счастья. А Гринчук ценила такие эмоции. Впрочем, для Бернара совместный кадр имел столь же эпохальное значение, что и для художницы.

Секунды отрадного затмения перебегали в минуты, а те, в свою очередь, превращались в часы. Близился вечер. Дюке, словно пробудился ото сна. «Мне же надо найти номер!» – воскликнула душа мужчины. Он не желал смущать Дину ещё и в эту ночь. Когда утром они уходили на открытие выставки, Бернар узнал у администратора, что сегодня ни один из номеров не освободится, поэтому если ему срочно нужна отдельная комната, то лучше поторопиться и решить этот вопрос до полудня. Но директор галереи, очарованный своей спутницей забыл, что ему необходимо подыскать ночлег.