Виктория Платова - Мария в поисках кита

«Был карнавал, и я нарядилась Джеймсом Джойсом».

«Был карнавал, и я нарядилась доктором Лектором».

«Был карнавал, и я нарядилась Святым Антонием».

Так и есть, ВПЗР — отшельница, несмотря на навязшие на зубах мантры о бурной юности. Выражаясь еще точнее — она конченая социопатка.

«Был карнавал, и я нарядилась нейтронной бомбой» — тоже про нее. Хлоп-хлоп, бах-бах! — вот и нет людей. Ни в каком виде. Отсутствие людей моментально избавляет ВПЗР от множества госпелов (они же — проблемы): общаться с теми, с кем не хочется, шутить на заданные темы, бывать на презентациях, светиться на промо-акциях, выдавливать из себя многомудрые суждения в ток-шоу; употреблять английское выражение «по comments», когда досужие журналисты расспрашивают о личной жизни (акцент у ВПЗР чудовищный); не употреблять вполне себе русское выражение «пошли все нах!» (это единственное простецкое сочетание букв, которое доставляет ВПЗР удовольствие, граничащее с экстазом). Нейтронная бомба очистит мир (который, собственно, и есть сама ВПЗР — кто бы сомневался!) от жилконтор, паспортных столов, визовых центров, очередей, пробок на дорогах, зомбирующих федеральных телеканалов и убогих кабельных; плохого кино (все хорошее уже снято), плохой музыки (вся хорошая уже написана) и прочее, прочее, — список ненавистных ВПЗР вещей можно длить бесконечно. Собственно, все может решиться уже в 2012 году — и без всякой там нейтронной бомбы, но поладит ли она с оставшимися ста сорока тысячами избранных?

Большой вопрос.

Еще больший вопрос — каким образом, в отсутствие прогрессивного и не очень человечества, ВПЗР будет удовлетворять свое тщеславие и непомерную гордыню. Ведь люди, что бы она про них ни говорила, читают ее книги. А не будет людей — для кого вообще писать? От архитектурных ансамблей слова доброго не дождешься. От пустынных ландшафтов — и подавно. Нефтехранилища и стадионы не оценят стилистических изысков, сколько ни бейся. Терминалы в заброшенных аэропортах останутся глухи к сюжетным поворотам, сколько ни взывай. Станции метро… впрочем, ВПЗР не ездит в метро. «Лучше уж отмучаться в пробке, чем сойти в этот ад», — обычно говорит она. Кстати, стоять с ней в пробках и есть самый настоящий ад. ВПЗР начинает истерить, даже если количество машин перед нами не превышает четырех, что уж говорить о цепочке подлиннее? При малейшей задержке движения ВПЗР скрежещет зубами, бьется о приборную панель головой (что страшно некрасиво) и норовит лягнуть меня локтем (что больно). Она проклинает «эту сучью страну» с этим сучьим городом и сучьим же движением в нем (как будто в других, не-сучьих странах дела обстоят оптимистичнее), норовит выскочить из машины и начистить кокарду ближайшему гаишнику. (А если гаишников, на их фарт, рядом не оказывается — тычет через стекло «факи» друзьям по пробочному несчастью.) Как нас до сих пор не вытащили из машины и не проломили черепа бейсбольными битами — удивляюсь. Взывать к здравому смыслу ВПЗР бесполезно, по причине его полного отсутствия. Да еще сама же и окажешься виновата: выбрала не ту дорогу, вывезла царственную особу, не удосужившись узнать о наличии пробок в Интернете, не уточнила маршрут. А не для того она презентовала мне дорогущую тачку, чтобы терпеть унижения и неудобства!

«Презентовала мне» — смех, да и только! На этой тачке мы передвигаемся исключительно по ее делам. Которых было бы сделано не в пример больше, если бы я, «ленивая овца», относилась к своим обязанностям с должным — соответствующим уровню зарплаты и агентских отчислений — рвением.

Иногда, когда ВПЗР особенно бесчинствует, я тоже позволяю себе сорваться. Вот и случаются диалоги следующего содержания:

Я: Купите себе вертолет, и все проблемы с транспортом отпадут сами собой.

ВПЗР: Давно бы купила, если бы не тратила такую прорву денег на твои сомнительные услуги!

(О-о, эта простодушная вэпэзэзровская склонность к квази-мега-гиперболам!!!)

Я: О какой это прорве идет речь? Не смешите! А если вам что-то не нравится, что ж… Попробуйте отыскать другую такую дуру, как я…

ВПЗР: Другой такой не найти…

Последняя фраза, сказанная с максимальным цинизмом, на который только способна ВПЗР, носит характер диагноза:

И ВПРАВДУ НЕ НАЙТИ!

Ни одно существо, будь то человек, животное или растение, не в состоянии ужиться с ВПЗР. Вянет, хиреет и распадается на атомы все, к чему она имела неосторожность прикоснуться. Так почему я все еще с ней, с этой стервятницей, мизантропкой, аморальным и беспринципным фриком,[3] крэйзанутой теткой, страдающей манией величия?

К тому же (тиснуть бы этот зубодробительный материалец в желтую прессу!) она еще и воровка! Тащится все, что представляет для нее хоть малейший интерес, — книги из книжных, посуда из ресторанов, антикварная мелочь с блошиных рынков, приятные на глаз и ощупь аксессуары из бутиков. Быть пойманной за руку ВПЗР нисколько не боится.

Я (обмирая от страха при каждой ее выходке): А если вас застукают?

ВПЗР (скаля зубы при каждой своей выходке): Не застукают!

Я (страстно желая, чтобы мое пророчество сбылось): Когда-нибудь да застукают. Застукают-застукают! Вот увидите.

ВПЗР (имея мои пророчества глубоко, ритмично и в извращенной форме): Да и наплевать.

Я: Но…

ВПЗР: Скажу, что это ты вещички помыла.

Я: Но…

ВПЗР: Кому поверят? Мне — популярнейшей писательнице, переведенной на основные европейские языки, члену Пен-клуба, лауреату Пулитцеровской премии, почетной гражданке города Рейкьявик, номинантке на премию принца Астурийского и букеровской номинантке? И это, заметь, не сраный русский Букер, а самый настоящий британский!

Я: Не забудьте упомянуть о приглашении прочесть курс лекций в Принстонском университете…

ВПЗР: A-a… Совсем забыла про этот геморрой! Как думаешь, согласиться или забить на псевдопреподавательскую деятельность?

Я: Имеет смысл согласиться. Америка все-таки. Америка расширит ваши горизонты…

ВПЗР (горизонты которой, видимо, и без того расширены до последнего предела): Пожалуй, так я и поступлю. Забью к чертовой матери. А ты уж будь добренькой, сочини отказ посимпатичнее… Не скупись на сожаления относительно невозможности сотрудничества. Ну, не мне тебя учить. А что касается помытых вещиц… Кому все же поверят — мне или тебе?

Я (обмирая от страха — теперь уже совершенно абстрактно, без всяких привязок к ситуации): Неужели вы в состоянии обвинить ни в чем не повинного человека?

ВПЗР (скаля зубы — теперь уже совершенно абстрактно, без всяких привязок к ситуации): Даже не сомневайся.

Я: А как насчет того, что гений и злодейство несовместимы?

ВПЗР: У тебя устаревшие сведения! Периода английского сентиментализма, никак не позже. Гений и злодейство отлично ладят. Это самая устойчивая супружеская пара после попугаев-неразлучников.

Я: Вы будете гореть в аду.

ВПЗР: Не самая удручающая перспектива. Учитывая то количество безбожников-интеллектуалов, которые там загорают. Найдется с кем в покерок перекинуться…

ПОКЕР

Одна из немногих вещей, способная высечь у ВПЗР искру неподдельной эмоции. Ее мозг, обычно пребывающий в состоянии первобытного хаоса, неожиданным образом структурируется, с легкостью просчитывая все возможные и невозможные комбинации. Но и в этой, почти совершенной математической структуре находится место вполне себе ней ролингвистическим, подлым вещам. ВПЗР блефует (самым низменным, непотребным образом), передергивает карты, а иногда так и просто откровенно жульничает. Личные оскорбления тоже не редкость, особенно если ВПЗР не везет с раскладом. И всякий раз она пребывает в святой уверенности, что ей выпадет «ройял флеш».

Примечание: По жизни она тоже ожидает «ройял флеша» — каждый день своего существования, каждую минуту.

«Разве я не стою большего?» — ВПЗР обожает задавать мне этот риторический вопрос. Другие риторические вопросы выглядят примерно так:

«Разве мои тексты хуже, чем у…» (Обычно берется самая что ни на есть абсолютная литературная величина.)

«Неужели надо сдохнуть, чтобы тебя классифицировали как большого и серьезного писателя? О-о, тупые скоты, твари безглазые, конченая быдлятина!!!» — столь лестные характеристики относятся ко всем сразу: критикам, читателям, интернет-рецензентам — тем, кто так или иначе подпадает под размытое Понятие «окололитературная общественность». Эта самая общественность вызывает у ВПЗР стойкий рвотный рефлекс. Собственные тиражи тоже не устраивают ВПЗР — они слишком большие для настоящего писателя. И недостаточно большие для супер-рас крученного беллетриста. А для крепкого беллетриста — в самый раз. От одного упоминания, что она «крепкая беллетристка» (паче того — «бульварная авторесса»), ВПЗР снова впадает в неконтролируемую ярость и начинает бить посуду.