Джимми Баффетт - Соленый клочок суши

Она открыла казенник и уставилась на владелицу лотка с хламом. Старушка сидела в электрическом кресле-коляске и усердно мусолила «Кэмел».

– Сколько возьмешь за пистолет?

– Предлагаю сделку. Пистолет и картина для твоего дружка – за пятьдесят баксов.

– Только пистолет, – огрызнулась Шпилька.

– Сорок пять баксов, – ответила женщина.

– Продано.

Барт швырнул картину назад в коробку; Шпилька расплатилась и заткнула оружие за пояс. Вскочив на мотоциклы, они с ревом исчезли из виду.

– Значит, картина стоит пять долларов? – спросил я у старухи в кресле-коляске.

– Нет, она стоит десять долларов, – ответила она.

– Но я только что слышал, как вы предлагали ее за пять долларов женщине, купившей пистолет.

– Верно, ковбой. Я предлагала ее в довесок. Знаешь ведь, когда покупаешь картофель фри с чизбургером, все это стоит на пять-десять центов дороже одного бургера. Этот пистолет и эта картина шли вместе.

– Мэм, я вижу очевидную связь между чизбургером и тарелкой картошки, но будь я проклят, если смогу найти нечто общее между автоматическим пистолетом и религиозным произведением искусства.

– Ага, так мы теперь крутые бизнесмены, да? Я скажу тебе вот что, мистер лучший-выпускник-фермерского-факультета-Гарварда, – сказала старушка. – Гони шесть баксов, и я прибавлю пару роликовых коньков.

– Вот что. Я дам пять долларов, и вы оставите коньки себе.

– По рукам! – старуха вдавила кнопку на подлокотнике инвалидной коляски и повернулась. – Говорю тебе, с такой бляхой на ремне, как у тебя, и светлой головой, что прячется под этой шляпой, ты запросто можешь стать чертовым президентом этих Соединенных Штатов, сынок. Подожди, я дам тебе пузырчатую пленку – завернешь свою картину. – И она куда-то поехала сквозь полосу препятствий из вешалок для одежды, картонных коробок и любителей распродаж. За ней тянулся след сигаретного дыма – ну просто вылитый «Ф-14» в небе.

Ожидая ее возвращения, я решил получше рассмотреть приобретение. С обратной стороны была приклеена карточка. Перевернув картину, я начал читать.

На выцветшей желтой бумажке от руки было написано, что изображенная на картине женщина – святая Барбара, покровительница попавших в грозу моряков. В кратком житии говорилось, что ее причислили к лику святых после того, как ее злого отчима поразила молния. Правда, перед этим он успел отрубить ей голову за какой-то незначительный проступок.

Моя картина отправилась домой в одеяле из пузырчатой пленки.

Тогда я еще понятия не имел, что она приведет меня в мир, где маяки не только еще существуют, но и по-прежнему служат проводниками для заблудших душ.

Наши с Мистером Твеном странствия, начавшиеся в Хартэйке, занесли нас в прибрежный городок Хит-Вейв, Алабама. Мы поднялись на борт «Карибской души» – креветочного траулера капитана Кирка – и я потер деревянного геккона на шее. На удачу.

Мы пустились в путь через Мексиканский залив, и святая Барбара смотрела поверх наших плеч. Водная гладь была плоской, словно блин, солнце медленно опускалось за горизонт на западе. Перед тем как покинуть город, я неожиданно столкнулся с кое-каким неприятным дельцем из прошлого, так что шанс сменить «додж» на корабль принес мне невероятное облегчение. Я подносил ко рту первый кусок пирога нового мира.

Алабама осталась позади. Полуостров Юкатан лежал впереди по правому борту. Я отбывал свою вахту у штурвала, грезя об исследователе Джоне Ллойде Стивенсе – первом американском путешественнике, ступившем на Юкатан и открывшем древние города индейцев майя. Когда-то они составляли могущественную империю – и именно к ним я сейчас и направлялся.

Капитан Кирк стоял у открытой двери в рулевую рубку и смотрел в бесконечное звездное небо. Я был слишком взволнован и спать не мог. Капитан Кирк заметил, что в этом нет ничего особенного, такое всегда случается, когда оставляешь сушу в первый раз и снова начинают отрастать жабры. Он сказал, что я привыкну.

Я старался быть таким же невозмутимым, как Кирк, но ничего не получалось. Слишком уж долго я мечтал об океане. Конечно, рулевая рубка креветочного траулера – это вам не мерно покачивающаяся на волнах палуба парусной шхуны из киноверсии «Отважных капитанов»,[17] завладевшей моим воображением еще в детстве. Но я был в полном восторге и от «Карибской души».

Стоило выйти в открытое море, как капитан Кирк ожил. Судя по всему, на раскачивающейся палубе он чувствовал себя гораздо комфортнее, чем на твердой земле. Мы развлекались, вспоминая необычные обстоятельства моего прибытия на борт. Я рассказал ему о своем путешествии с гор к океану и сложных чувствах к женщине, которую повстречал в Арканзасе, – Донне Кей Данбар. Я даже набрался смелости и признался ему, что хотя я мечтал о такой поездке всю свою жизнь, толчком к ней послужило весьма неприятное событие. Дело в том, что в Вайоминге я совершил преступление. Я заверил его, что никого не убивал, не бегал за жертвой с топором, а он уверил меня, что будь я им, меня бы не было на его судне. Оказалось, что однажды он и вправду вышел в море с таким вот типом, и теперь знал, как они себя ведут. Наконец, я спросил его, почему он вообще пустил меня на свой корабль вместе с лошадью.

– У меня есть друг из Вайоминга, он парень что надо. Ты мне его немного напомнил, – вот и все, что он мне ответил.

Когда я закончил рассказывать Кирку о Тельме Барстон и о том, как из-за нее выписали ордер на мой арест, Кирк поведал мне немного и о своей жизненной тропе. Он вырос в семье рыбаков, работал на семейном чартерном судне палубным матросом, затем стал помощником отца-капитана, вместе с ним бороздил чистые воды за барьерными островами у Алабамы, Миссисипи и Луизианы в поисках саргана и крупных акул. Ему не было и двадцати, когда он отправился во Вьетнам. Он служил в дельте реки Меконг помощником боцмана на разведывательном катере. Однажды его отряд попал в засаду, и Кирка буквально выбросило взрывом из воды. Он выжил, но поклялся впредь избегать рек и провести остаток своей жизни в открытом океане. Так он и поступил.

Наше судно мерно двигалось на юго-запад. Звезды, вначале казавшиеся лишь огоньками в темном небе, проступали все отчетливей, словно дорожные знаки Вселенной, ожившие небесные создания. Я не мог заснуть даже после вахты у штурвала. Оставшись в рубке, я читал книгу об индейцах майя и ждал восхода солнца. Оно появилось в сопровождении стайки дельфинов, резвившихся перед самым носом корабля.

Когда солнце взошло в третий раз, на горизонте появились очертания прибрежных зданий острова Ки-Уэст. Я думал только о том, что, должно быть, пережил в подобный день на подобном острове на Багамах Колумб. Хотя мои два с половиной дня в море никогда не сравнятся с подвигом Адмирала Океанов, я чувствовал в нем родственную душу. Для меня это было целое достижение. Подумать только, ведь мы оставили позади гигантское количество соленой воды. Талли Марс и его верный конь пересекли Мексиканский залив. Ки-Уэст чуть не поглотил меня, как одна из тех черных дыр Вселенной, что засасывают все и вся. День начался с бегства от полицейского. Он гнался за мной по пляжу, куда я отвел Мистера Твена на утреннюю пробежку. Потом я прокатился на паровозике по старому городу, выслушал уйму историй о невероятных событиях, происходивших на этом острове, осмотрел великолепные старые дома морских капитанов и богатеньких мародеров, грабивших разбившиеся здесь суда. Признаться, после всего у меня возникло мимолетное желание покинуть капитана Кирка с его «Карибской душой» и испытать удачу в этом пиратском городке. И хотя я отправился в Мексику, меня не покидало странное ощущение, что Ки-Уэст еще возникнет на моем горизонте.

Через два дня мы снялись с якоря у форта Джефферсона – напоминания о временах Гражданской войны на островах Драй-Тортугас. Мы готовились к большому прыжку через Мексиканский Залив на полуостров Юкатан.

Понятное дело, лошадь, разгуливающая по носовой палубе креветочного траулера посреди океана, не могла не привлечь внимания. Я уже начал привыкать к визитам местных любопытных рыбаков, но тут появился этот парень. Он подгреб к нам в шлюпке от большого катера и забрался на борт.

– Ты словно из той песни Лайла Ловетта,[18] – сказал он.

Я тут же узнал Вилли Сингера. Он был одним из моих любимых музыкантов, и его песни помогли мне скоротать парочку довольно суровых зим в Вайоминге.

В отличие от большинства эстрадных артистов, Вилли Сингер становился популярнее по мере того, как старел. Правда, он не очень-то пекся о славе. Он по-прежнему писал отличную музыку, но на первые полосы газет попадал благодаря другим своим подвигам. Они-то и помогли ему сколотить состояние.

На пятом десятке он вдруг занялся серфингом, влюбился в это дело и проводил большую часть свободного времени на доске в погоне за волной. Между делом Вилли Сингер вложил деньги в поиск затонувших сокровищ и даже сам принял участие в экспедиции. На Филиппинах они нашли испанский галеон, следовавший из Манилы в Перу по древнему Жемчужному пути. Корабль вез самый большой из обнаруженных до сих пор грузов старинного черного жемчуга и китайского фарфора. Кроме того, на борту оказалось несметное количество золотых слитков, изумрудов и, разумеется, мечей, пушек, медальонов и инкрустированных драгоценными камнями распятий.