Алексей Самойлов - Давайте ничего не напишем

– Больше я тебе ничего не должен.

– Ты мне и так ничего не должен, – ответила Даша, отклонив протянутую руку.

– Возьми. Иначе я почувствую себя оскорблённым.

– Значит, мы квиты. Взять эти деньги – оскорбление для меня.

Егор ссыпал мелочёвку обратно, вытянул банкноту в одного Франклина и сказал:

– Всё дело – в цене. Поторгуемся?

– Нет.

– Ты что, хиппи? Денег за услуги не берёшь?

– Нет, не беру.

– Ну и глупо. Глупо отказываться от помощи, когда её предлагают. Возьми, – Егор сжал банкноту между большим и указательным пальцами и завертел ей, как игральной картой. – Возьми, купишь себе подарок на день рождения. А я ещё заработаю, мне не трудно.

Даша улыбнулась уголками узких глаз, аккуратно взяла сто долларов и положила их на ладонь, чтобы затем бережно разгладить.

– Ну, вот и правильно. Все женщины одинаковы. Разница только в цене.

Безмерно довольный собой, Егор спрятал портмоне, закурил и перекинул правую ногу через левую. Его интерес к собеседнице улетучился вместе с первыми кольцами американского дыма.

Даша выудила свою книгу, раскрыла на середине и ласково скользнула по страницам внутрь.

Извечное, но не имеющее продолжения молчание обрушил пахнущий тройным одеколоном мужчина полусредних лет в помятых джинсах и клетчатом пиджаке на голое тело. Неустойчивой походкой он фланировал мимо лавочек, заглядываясь на оккупировавших вакантные места пассажиров. Дойдя до лавочки, населённой Егором и Дашей, он робко остановился и неуверенно-патетично произнёс:

– Граждане! Помогите русскому поэту!

После чего, красиво шепелявя и с солнцем в глазах, прочитал примерно такие стихи:

Рябины куст цветёт устало,

За тыном тело прячет гусь.

Люблю коптить в духовке сало,

Моя украинская Русь!..

На середине мелодекламации Даша вытащила из книжки сотенную долларовую купюру и протянула поэту. Тот запнулся на фразе «православные пауки», прихрюкнул от неожиданности, забыл о том, что такое трёхкратный четырёхдольник с тремя метрическими акцентами в периоде – два на слогах и один на паузной эпикрузе, – схватил деньги и бросился наутёк. Только штампы и видели его довольные пятки.

– Э-э-э… э-э, ты чего?! – очнулся Егор. – С ума сошла?! Он же их пропьёт!

– Пусть. Тебе обидно?

– Ну и стерва ты. Были бы твои деньги, вот ни за что бы не отдала! Вот клянусь тебе – ни за что бы!

Егор трижды перекрестился и прочитал про себя «Кодекс банкира». Даша кивнула:

– Легко пришло – легко ушло.

Егор поднял руки и яростно отметил:

– Женщины – вы ужасны! Вы даже не способны по достоинству оценить тот адский капиталистический труд, который мы, мужчины, вкладываем во все ваши шмотки, косметику, диеты и папильотки. Всё, что вам достаётся просто так, вы принимаете как должное, и никогда в жизни четыре пальца об три коленки не ударите, чтобы сказать «спасибо»!

Даша оскалилась, словно акула, и спросила:

– Кстати, а зачем ты бутылку в пруд выбросил?

– Чего-чего? Какую бутылку?!

– Изподкокакольную.

– Ну, захотел – и выбросил. Ты что это, упрекаешь меня бутылкой, а сама деньгами разбрасываешься?

Даша часто-часто закивала, глядя прямиком в грустные глаза Егора. Тот запнулся, квакнул и похлопал себя по карманам. Похоже, его опять надули.

– Ну ладно, ничья? – завидуя бездомному поэту, он протянул ладонь.

– Ни твоя точно, – Даша легко пожала её.

– Тогда вернёмся к женщинам?

Даша отрицательно закивала.

– Тогда слушай сюда, королева, – Егор вновь вооружился переносным складом ценных бумаг и картона. – Вот, всякие там ливерпульские жуки утверждают, что «любовь не купишь», «друзья не продаются», и вообще, вся эта ваша недобитая метафизика не имеет денежного эквивалента. Но утвержденцы эти хреновы до сих пор не разобрались, что же такое ихняя неземная любовь, космическая морковь и трансцендентные помидоры. Ну, представь вот: какой-нибудь улыбчивый таджик на базаре будет кричать: «Хрюмзики! Хрюмзики! Только здесь и совершенно бесплатно! Лучшие хрюмзики из Хрюмляндии!» «А что такое хрюмзики?» – спросит проходящий мимо любопытствующий. «Не знаю! – ответит таджик, – Но хрюмзики – это прекрасно! Это вкуснее всего на свете! Берите хрюмзики бесплатно!»

Егор сжал свой пуленепробиваемый сейф и поднял его над головой, как Чапаев – монгольский флаг.

– Я не спорю с тем, что хрюмзики, возможно, не продаются, подобно белорусским партизанам. Но скажите же мне, наконец, что это такое и чем их поливать. И ещё, Даша, позволь пару абзацев. Была такая замечательная (тебе уж точно понравится) история про миллиардера, заплатившего мужчине миллион баксов за ночь с его жёнушкой. Ей это очень понравилось (тебе бы тоже понравилось), но затем мужчина потратил свой миллион на покупку бегемота, а миллиардер-глупышка сообразил, что морковь не продаётся, и отпустил девочку к своему мальчику. И она вернулась – и море романтических соплей в финале! Меня в этой правдивой истории смущает лишь одно: почему богач обратился к мужу, чтобы тот продал ему свою жену на одну ночь? Почему он сразу же не заплатил самой жене? Получается, жена – собственность мужа, так? И побыв немного потаскушкой при тугом кошельке…

Егор как следует позвенел тем, что сжимал в руках.

– И побыв немного кошельком при тугой потаскушке, она вернулась к прежней роли – корявой собственности в гнусных лапах мужского шовинизма. Таким образом, историю под названием «морковь не продаётся» втюхивают нам под активно фиктивным соусом. Я, хоть и мужчина, но не такой идиот, чтобы не различать, где женщина, которая всё же человек, хоть и с прибабахами, а где холодильник, который всё же вещь, хотя и без этих самых. Так вот, Даша, докажи мне обратное, и я пойду домой!

Егор выдохнул, вдохнул и раскланялся.

– Доказать? Хм. – Даша пожала глиняными плечиками. – Мне иногда кажется, что ты сам себя не понимаешь, особенно когда мучительно пытаешься. Но это не страшно. А вот история твоя – противная. Потому как деньги имеют куда меньше власти над людьми, нежели наркотические привязанности друг к другу. А любовь… не о ней, вообще-то, речь. Ты перепутал главы.

– Ну хорошо, только ответь – ты бы пошла за миллион баксов с незнакомым мужчиной типа меня в постель? Ответь, и мы будем квиты.

– Извини, Егорушка, но сама постановка вопроса идиотская. Такое впечатление, что секс – удовольствие, придуманное природой – должен ещё и оплачиваться в принудительном порядке. Ты прав в том, что проституция – порождение браков, то есть связей, основанных на чувстве собственности. Всё остальное – бред. Понимаешь, милый? Только в твоём извращённом обществе могла возникнуть эта история. И, похоже, твоё странное общество изрядно утыкано густыми аберрациями и мутными перверсиями. Правильно? Что скажешь?

– Скажу тебе, социолог хренов, что в семье циклопов – не без Кутузова. Деньги и власть – два краеугольных чемодана моего мира. Забудь про секс. Тебе предлагается миллион долларов – без дополнительных удовольствий! Просто психологический тест. Игра такая! Я знаю, ты возьмёшь деньги. На что потратишь? Ты же у нас вся дооообренькая, шмооообренькая такая! Отдашь на исцеление бедных тюленей в Бискайском заливе, рыбки для них купишь на Чукотке и привезёшь, и накормишь с рук.

Егор разошёлся. Его лицо приняло македонский оттенок.

– Терпеть не могу психологическое тесто, – Даша артистично всхлипнула и утёрла ложно выпавшие слёзы.

– Эх ты, а ещё Эвридика! Тоже мне, мисс Толерантность! Терпимее надо быть к своему калеке по перу!

Егор извлёк из потайного кармана прозрачную капсулу, наполненную ядовитым газом. Заткнув рот, нос и уши, он отломил стеклянный кончик капсулы, и, зажмурившись, вытащил изнутри свёрнутый в трубочку лист бумаги. После чего, выкинув стекло в урну, развернул листок и авторучкой с позолоченным колпачком каллиграфически вывел: «Один миллион долларов».

– Что это? – спросила Даша, обронив очередную фальшивую слезу.

– Это тебе, корова! Чтобы не упрекала меня игрой в «если бы». Знаю я вас, духовных мародёров. Снегом зимой не корми – дай только поиздеваться над честно отрабатывающими свою морковку психологами.

– Спасибо, – Даша приняла предложенный миллион.

– Ну? Давай, пиши, куда девать будешь.

Егор насильно вручил собеседнице перо. Даша подложила под листок книжку и принялась за работу, усердно царапая мелким неразборчивым почерком косые и кривые буковки на папиросной бумаге. Егор, подобно двоечнику, пытался вытянуть жирафью шею и подсмотреть, но Даша, подобно хорошистке, прикрывала записи рукой и кокетничала: «Не подгля-адыва-ай!»

Она выписывала примерно следующее: «Девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто девять долларов отдам Егору и предложу пройти психологический тест…»