Руслан Белов - Золото Македонского

– А что, милая Агидель, – удивляюсь, – вы того?

– А как же, – как Отелло темно улыбнулась, и я почувствовал себя помолившейся Дездемоной. – У меня трипперок небольшой, но хронический, – а я с ней взасос целовался! – у Кати (майнридовская такая сущая креолочка в длинном белом платье, она второй в расчете была) тоже…

– А у Матильды что?

Матильда – это третий их номер, сущий цветок магнолии с орхидеей в одном стакане. Нравилась она мне больше других, вот и спросил.

– А у нее конъюнктивит хренов. Как пососет, так у клиента глаза красные, как у светофора. Один знакомый венеролог говорил, что другой такой девушки во всем свете нет, кроме как у нас, да во Франции одна, но пролеченная.

Подумал, я подумал и отказался:

– Не, давайте платонически общаться или вообще нажремся до посинения, чтобы спать не хотелось.

А сам уже горы родные вспоминаю, воздух горный, чистый, как слеза, совсем без бактерий. Бог с ним, с Мишкой-хохленком, через него, по крайней мере, не подцепишь. А можно и с Инессой – она чистюля. Ушел бы к ней, но ведь Дева. А с Девами жить – это год за три.

– Нет, – говорит Агидель, – придется тебе трусишки снимать. Мы ведь по сценарию работаем.

– По какому такому сценарию? – если бы вы знали, какие пирожки на 5-ой штольне печет Францевна! А какая в столовой чистота – мухи от тоски десятками дохнут!

– А такому. Ты трахаешь меня здесь, Катюшу по дороге в пальмовой роще, а Матильду в своем номере. И в самом конце, когда она станет рыдать от восторга – она всегда, как крокодил рыдает, – мы впускаем Вахтанга, ее папашу, с нарядом милиции, и они тебя раздевают.

– Не понял? – ночью выйдешь из палатки, а звезды с кулак. Красиво, сплошная эстетика!

– Ну, бабки отнимут и все такое.

– Понятно. А по-другому нельзя? – а банька? Классная у нас на разведке банька, хоть и соляркой топят. По три раза на неделе ходил.

– Нет, деньги же у тебя в номере, сам говорил.

– А если я сейчас закричу или убегу?

– Вахтанг с нарядом поймают. За попытку группового изнасилования.

– Это как так? Ведь я один?

– Так нас трое.

– Значит, без вариантов? – осунулся я.

– Ну да, – если бы вы видели, как она улыбалась! Дева Мария непорочная, да и только.

– А может, без секса обойдемся? Я просто так деньги отдам.

– Не, не получится.

– Почему?

– Видишь ли, ты можешь и не верить, но нам после всего очень тебя хочется. Ты такой щедрый, сладенький и мальчик у тебя будь здоров. Так что ложись и получай удовольствия. И не бойся, резинки у нас французские. Кстати, ты знаешь, как безопасно переспать с тремя больными женщинами при помощи двух презервативов? Сейчас мы тебе покажем – это просто. Надо просто надеть два презерватива, потом верхний надеть наизнанку, а перед третьей его снять. Здорово, да?

Слышать это было выше моих сил, хотя, думаю, врала она о болезнях для остроты ощущений. Вскочил, короче, как угорелый, схватил джинсы, курточку с деньгами в подкладочке и рванул в сторону российской границы. Сколько народу за мной бежало – не знаю, не оборачивался, но топот сзади слышался впечатляющий. А мне что? Мне наплевать. Я же после полусотни маршрутов на высокогорье на уровень моря явился, кто бы меня догнал? Потом хорошо было. На берегу диком ночевал. Подстилочку из сухой морской травы организовал – так йодом пахла, аж очистился! – крабов насобирал, испек на углях, поел, не торопясь, и за астрономию принялся. Полярную звезду нашел, потом еще что-то, и тут звезды западали. Желаний загадал тьму. И сына касающихся, и Надежды с ее хохленком, и мягкости своей душевной.

Потом в Сочи отдыхал. И так там за неделю нагулялся, что накрепко решил больше не гулять, а тяжело работать – это здоровее. А бляхи (другое слово написал, похожее, пришлось исправлять) пусть пока полежат.

Можно задаться вопросом: почему я не извлек сокровищ и не использовал их по назначению?

Это просто понять.

Во-первых, извлеченное сокровище – это не сокровище.

Это уже не клад, который ласкает сердце, как нераскрывшийся бутон.

Это уже не сокровенный тайник, который никто не использует, как меня, как мою жизнь.

Это уже не вожделенное лакомство самолюбия, лакомство, которое никто не выблюет в канализацию и не повестит на крюк, как продажное мясо. Это потенция.

Во-вторых, кое-что я утилизировал. Низкое слово, не правда ли? Утилизировал то, что одним видом останавливало дыхание.

В-третьих, у меня все есть. С лишних денег я опустился бы еще ниже (человек, у которого все есть, деградирует) или завел бы красивую лживую стерву, которая день за днем выпрашивала бы у меня (прижимистого!!!) деньги на позолоченные унитазы, спортивные машины и восхищенные взгляды мальчиков. И жила бы со мной из-за позолоченных унитазов, спортивных машин и восхищенных взглядов мальчиков.

В-четвертых, деньгами никому не поможешь. Я хотел рассказать о золоте последней Ларисе Константиновне, но что бы из этого вышло? Она продала бы секрет моей жизни за тысячу баксов своему азербайджанцу. Продала бы за тысячу баксов то, что искали две тысячи двести восемьдесят четыре года. Продала бы то, из-за чего, я стал полевым геологом, фактически бичом, а не чистеньким юристом, всеми обожаемым юристом, обожаемым, как честными людьми, так и уловистыми проходимцами. Продала бы азербайджанцу, и он открыл бы в Москве десятый магазин, бодро торгующий предметами роскоши для бездельников. А она отослала бы вырученные деньги, эту тысячу баксов, в Запрудню Московской области, и невестка-дура купила бы себе чудовищно безвкусное платье (что-нибудь красно-зеленое с рюшками и шнуровкой, а остальное недотепа-пасынок выронил бы из заднего кармана, усаживаясь на очко провинциального сортира.

Впрочем, это идею, которую никогда не поздно осуществить. Лариса сожгла дом за две тысячи долларов, а за полтонны золота прожжет насквозь таящие их скалы. Если, конечно, мне поверит.

В-пятых, найдя, то, что искал, я задумался, почему Александр закопал свое золото. Ответ нашелся быстро. Покорив и ограбив Согдиану, в то время – рай земной, женившись на прекрасной Роксане, полководец… опустился. Индия перестала его тянуть, он размяк, окруженный всеми льстецами и ценностями тогдашней ойкумены. В какой-то момент поняв, что стремительно деградирует (в этом ему помогли и Клит, убитый им в припадке бешенства, и призраком являвшийся ночами, и другие македонцы, с которыми он спал в первых походах на голой земле, спал под одним плащом, не высохшем еще от крови, пролитой на поле брани), поняв, что превращается в червяка, жиреющего в золотом навозе, он разрубил гордиев узел, нет, совершил символический обряд возрождения – он вернул подлое злато в первобытное состояние, вернул жертвой в холодную мать-землю, и тут же стал прежним Александром, стал прежним великим Александром – в те времена в действенность ритуалов верили свято, и потому они действовали.

Как, понимая это, я мог извлечь сокровище на свет божий? Извлечь чужую беду, раскрыть ящик Пандоры? Нет, не мог – я отчетливо видел, как Александр смотрит вокруг и люто ненавидит это золото, его обступившее, ненавидит людей, боготворящих его, как обладателя этого золота, я остро представлял, как эта ненависть входит в желчный металл и намагничивает его злом.

Капля этого зла, выступившая на доказательстве Согда – остатке кубка, отравила мое сознание. А когда я взял в руки невозможно прекрасную скифскую бляшку, изображавшую волка, себя пожирающего, я отравился весь…

В-шестых, я прижимист, и мысль, что это золото, если его извлечь, неминуемо попадет в руки какой-нибудь Надежды, и она раздаст его льстецам, чтобы слышать их подслащенные речи, мучила меня так, что я…

Я ведь даже не подошел к нему. Побоялся, что покорит. Убедившись, что оно существует, оно – в моей власти, я бежал прочь.

В-седьмых, мне интересно, чем это кончится. Мне интересно будет посмотреть в глаза тому, кто найдет меня, чтобы найти золото, и уничтожить его путем обмена на жратву от пуза, на тень пальм, тихое жужжание кондиционеров и продажную любовь.

А если по правде… Пролистайте страницы, посвященные началу восьмидесятых. Разлад в семье. Злость. Обоюдные измены. Незнание куда деться. Неверие. Боязнь потерять последнее – себя. Уверенность, что все женщины имеют в голове одну цель – увести в болото, увести от дела.

А сейчас мне терять нечего.

В-восьмых, этот клад теперь не клад Александра Македонского, а мой клад. Я теперь Александр Македонский. Пока я.

Но все-таки, почему он спрятал золото? Войско у него было наемное, ему надо было платить, а он спрятал?

– Вы хотите получать зарплату десятого и двадцать пятого числа каждого месяца? – спросил их Александр.

– Хотим!!! – закричало войско, обленившееся в Согдиане.

– Вы хотите получать зарплату за пьянство, безделье, утрату воинского мастерства?

В толпе послышались крики «Да!» и «Нет!».